Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
Шрифт:
К трем часам день окончательно угас. Мы спустились в столовую. Бабэ склонилась над шитьем у камина; маленькая Мария, сидя на полу, лицом к огню, с серьезным видом наряжала куклу. Мы с Жаком примостились у конторки красного дерева, которая досталась нам от дядюшки Лазара; мы занялись проверкой счетов.
Окно было словно замуровано: стена тумана привалилась к стеклу. За этой стеной, должно быть, зияла пустота, таилась неизвестность. Лишь громкий, неумолчный рокот раздавался в безмолвии и непроглядной мгле.
Мы отпустили всех работников, оставив на ферме лишь старую служанку Маргариту. Когда я поднимал
Рокот усилился, и нам показалось, что кто-то ломится в дверь. И тотчас в конюшне раздалось неистовое ржанье лошадей, а в хлеву — хриплое мычанье скота. Побледнев от страха, мы вскочили со своих мест. Жак кинулся к двери и распахнул ее.
Волна мутной воды ворвалась в комнату.
Дюранса вышла из берегов. Это она глухо рокотала с самого утра. В горах таял снег, ручьи сливались, образуя стремительные потоки, которые переполнили реку. Завеса тумана скрыла от нас неожиданный паводок.
Случалось и раньше, в снежные зимы, во время оттепели вода подступала к самому крыльцу фермы. Но никогда еще не бывало такого бурного потока. В открытую дверь мы видели двор, который превратился в озеро. Вода достигала нам до щиколотки.
Бабэ взяла на руки Марию, девочка плакала, прижав куклу к груди. Жак решил было пойти во двор и распахнуть двери конюшен и хлева; но мать схватила его за рукав, умоляя не выходить. Вода все прибывала. Я подтолкнул Бабэ к лестнице.
— Скорей, скорей, наверх! — крикнул я и заставил Жака подняться раньше меня. Я покинул нижний этаж последним.
Перепуганная Маргарита спустилась с чердака, из своей мансарды. Я усадил ее в глубине комнаты рядом с Бабэ, которая по-прежнему сидела бледная и безмолвная, в глазах у нее была мольба. Крошку Марию мы уложили в постель; она не захотела расставаться с куклой и, прижав ее к груди, тихо уснула. Глядя на спавшего ребенка, я испытывал облегчение, когда же я оборачивался к жене и видел, что она прислушивается к ровному дыханию дочурки, я забывал о грозившей нам беде и больше не слышал плеска воды, которая билась о стены.
И все же мы с Жаком смотрели в глаза смертельной опасности. Мы с беспокойством наблюдали, как прибывала вода. Открыв настежь окно, рискуя упасть, мы высовывались наружу и вглядывались во тьму. Непроглядный туман навис над водой, непрерывно моросил дождь, сырость пронизывала нас до костей. Лишь смутно можно было различить во мгле свинцовые отсветы колеблющейся водной пелены. Внизу, во дворе, плескалась вода, мягко ударяясь о стены, она поднималась все выше и выше. И по-прежнему слышалось гневное ворчанье Дюрансы и голоса обезумевших животных.
Ржанье лошадей, мычанье волов раздирали мне душу. Жак вопросительно взглянул на меня; он хотел попытаться их освободить. Вскоре голоса животных слились в сплошной рев, потом раздался треск. Волы вышибли двери хлева. Мы видели, как они пронеслись мимо окон, подхваченные потоком. Вскоре они исчезли в грохочущей пучине.
В порыве ярости, потеряв рассудок, я погрозил кулаком Дюрансе. Стоя у окна, я бросал ей проклятья.
— Негодяйка! — вопил я, и мой крик сливался с ревом воды. — Я любил тебя всей душой, ты была моей первой любовью, а сейчас ты хочешь пустить меня по миру, ты разрушаешь мой дом, уносишь мой скот. Будь ты проклята, проклята!.. Ты подарила мне Бабэ, ты мирно протекала вдоль моих лугов. Я всегда считал тебя любящей матерью, я помнил, с какой нежностью дядюшка Лазар говорил о твоих прозрачных водах, я был тебе глубоко благодарен… А ты оказалась мачехой, и я тебя ненавижу!..
Но Дюранса громовым голосом заглушала мои вопли; равнодушная, она со спокойным упорством катила волну за волной.
Я подошел к плачущей Бабэ и обнял ее, стараясь успокоить. Мария по-прежнему безмятежно спала.
— Не бойся, — сказал я жене, — вода не может без конца прибывать… Скоро она пойдет на убыль… Нам ничто не грозит.
— Нам ничто не грозит, — возбужденно повторил Жак. — Дом у нас крепкий.
В это время служанка, охваченная безумным страхом, желая увидеть все своими глазами, подошла к окну, свесилась из него и вдруг с криком вывалилась наружу. Я подбежал к окну, но не мог остановить Жака, он уже прыгнул в воду. Маргарита его вынянчила, и Жак любил старушку, как родную мать. Услышав громкий всплеск воды и поняв, в чем дело, Бабэ вскочила вне себя, прижимая руки к груди. Она замерла на месте, с перекошенным ртом, глядя на окно широко открытыми глазами.
Я сел на подоконник, меня оглушал рев воды. Не знаю, сколько времени мы с Бабэ пребывали в мучительном оцепенении, но вот кто-то меня позвал. Это был Жак, он стоял под окном, прижавшись к стене. Я протянул ему руку, и он влез в комнату.
Бабэ судорожно стиснула его в объятиях. Теперь она могла плакать, и она облегчила свою душу слезами.
О Маргарите речи не было. У Жака не хватило духу признаться, что он так и не нашел ее, а мы не смели его расспрашивать.
Отведя меня к окну, Жак сказал вполголоса:
— Отец, вода во дворе уже поднялась на два метра и все прибывает. Нам больше нельзя здесь оставаться.
Сын был прав. Дом начинал разваливаться, мимо окон проплывали доски от сарая. В довершение всего, мы были потрясены гибелью Маргариты: Бабэ, потеряв голову, умоляла нас покинуть дом. Лишь крошка Мария оставалась безмятежной, — прижав к себе куклу, она спала на широкой кровати с ангельской улыбкой на устах.
С каждой минутой опасность все возрастала. Вода уже подступила к подоконнику и скоро должна была залить комнату. Казалось, какой-то таран глухими и мерными ударами сотрясает до основания наш дом. Еще немного — и он будет подхвачен потоком. Но нам неоткуда было ждать помощи.
— Каждая минута дорога, — воскликнул Жак в смертельной тревоге. — Мы погибнем под обломками дома… Давай поищем доски и соорудим плот.
Он говорил в лихорадочном возбуждении. Конечно, я сто раз предпочел бы очутиться посреди реки на крепко связанных бревнах, чем под крышей дома, который вот-вот рухнет. Но где достать бревна? В каком-то неистовстве я стал отрывать доски от шкафов, Жак принялся рубить мебель, мы сорвали ставни, мы ломали все, что попадалось под руку. Понимая, что нам ни к чему эти обломки, мы швыряли их на пол, приходили в ярость и возобновляли поиски.