Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
Шрифт:
Госпожа Бюрль, оторвавшись от размышлении, вдруг заметила, что перевод не подвигается. Шарль, оглушенный свистом бури, с открытыми глазами дремал над тетрадью, не выпуская из рук пера. Обнаружив это, г-жа Бюрль постучала костлявыми пальцами по краю стола, мальчик вздрогнул, открыл словарь и стал лихорадочно его перелистывать. Старуха, все так же молча, поправила головешки, тщетно пытаясь снова разжечь огонь в камине.
В пору, когда г-жа Бюрль еще верила в сына, она вконец разорила себя для него; он промотал ее небольшие сбережения на удовлетворение страстей, каких именно — в это она предпочитала не вникать. И сейчас еще он разорял семью, — все уходило из дому, они жили
Она поднялась, чтобы принести из кухни хвороста, как вдруг ужасный порыв ветра, налетевший в этот миг на дом, потряс двери, сорвал ставень, и из дырявых водосточных труб потоком хлынула вода и застучала по стеклам. Среди оглушительного шума г-жу Бюрль удивил внезапно раздавшийся звонок. Кто мог прийти в столь поздний час и по такой ужасной погоде? Бюрль возвращался домой не раньше полуночи, если вообще ночевал дома. Она открыла. В дверях показался военный, он весь промок и отчаянно чертыхался:
— Черт подери!.. Ну и собачья погода!
То был майор Лагит, старый вояка, служивший некогда, в счастливый период жизни г-жи Бюрль, под началом самого полковника Бюрля. Начав свою карьеру воспитанником полка, он больше благодаря своей храбрости, нежели способностям, достиг чина батальонного командира, но увечье — изуродованная вследствие ранения нога, укорочение мышц бедра — заставило его удовлетвориться нестроевой должностью. Он даже слегка прихрамывал; но напоминать ему об этом не следовало, ибо он всячески это отрицал.
— Это вы, майор! — воскликнула г-жа Бюрль, удивившись еще больше.
— Да это я, черт подери! — проворчал Лагит. — Видно, уж очень я вас люблю, раз вышел на улицу в такой окаянный дождь… Погода такая, что добрый хозяин собаку не выпустит.
Он отряхивался, и у ног его на полу тотчас же образовалась лужа. Затем, оглядевшись кругом, он произнес:
— Мне необходимо видеть Бюрля… Неужели он уже спит, этот бездельник?
— Нет, он еще не приходил, — по обыкновению суровым голосом ответила старуха.
Майор внезапно вышел из себя.
— Как так не приходил? — гневно вскричал он. — Значит, они посмеялись надо мной там, в кафе, у Мелани, знаете ведь… Прихожу я туда, а служанка хохочет мне прямо в лицо и говорит, что капитан пошел домой спать. Черт их подери! Так я и знал!.. Недаром мне хотелось надрать ей уши!
Он умолк и с расстроенным видом нерешительно потоптался по комнате. Г-жа Бюрль пристально смотрела на него.
— Вам нужно говорить с капитаном лично? — наконец спросила она.
— Да, — ответил он.
— А через меня передать вы не можете?
— Нет.
Она не настаивала. Но продолжала стоять, не сводя глаз с майора, который, казалось, не решался уходить. Но тут им снова овладел гнев:
— Что ж, так и быть! Дьявольщина!.. Раз уж я пришел, надо, чтобы вы все узнали… Может, оно и лучше.
Он уселся у камина, вытянув перед собой ноги в облепленных грязью сапогах, словно на каминной решетке пылал яркий огонь. Г-жа Бюрль собралась было занять свое прежнее место в кресле, как вдруг заметила, что Шарль, сломленный усталостью, уронил голову на раскрытые страницы словаря. Появление майора сперва взбодрило его, но потом, видя, что на него не обращают внимания, он уже не в силах был бороться с дремотой. Бабка направилась к столу, намереваясь шлепнуть его по белевшим под лампой худеньким рукам,
— Не надо не надо… Пусть он спит себе, бедный малыш… Это вовсе не так весело, незачем ему слушать.
Старуха сноба села. Воцарилось молчание. Оба смотрели друг на друга.
— Ладно! Вот какое дело! — заговорил наконец майор, яростно вздергивая подбородком. — Эта скотина Бюрль выкинул штучку!
Госпожа Бюрль не дрогнула. Она только побледнела и еще больше выпрямилась в кресле. Майор продолжал:
— Правда, я кое-что подозревал… Я даже собирался как-нибудь с вами поговорить. Бюрль слишком много тратил, и, кроме того, у него был какой-то идиотский подозрительный вид. Но все же я никогда не думал… Ох, черт возьми! Уж воистину надо быть олухом, чтобы наделать подобных гадостей!
Задыхаясь от негодования, он яростно ударял кулаком по колену.
— Проворовался? — в упор спросила его старуха.
— Вы даже представить себе не можете, что он натворил… Понимаете ли, ведь я никогда его не проверял. Принимал его счета и подписывал. Вам, наверное, известно, как это делается у нас в полку. Только перед самой ревизией и из-за того, что полковник у нас просто одержимый, я, бывало, говорю ему: «Дружище, следи за кассой, ведь отвечать-то за нее придется мне». И я был спокоен… Но вот уже с месяц, как я заметил, что у него какой-то странный вид, а когда вдобавок до меня начали доходить на его счет неблаговидные слухи, я стал внимательнее приглядываться к его расходным книгам и просматривать одну за другой записи. Все как будто было в порядке, отчетность велась очень аккуратно…
Он умолк, чувствуя в себе такой прилив ярости, что решил выложить все начистоту.
— Будь проклято все на свете!.. Не само его жульничество бесит меня, а то, как он гнусно поступил со мной. Он просто обгадил меня, понимаете, госпожа Бюрль?.. Черти окаянные, что ж он, воображает, будто я отпетый дурак?
— Значит, он проворовался? — переспросила г-жа Бюрль.
— Сегодня вечером, — продолжал майор, немного успокоившись, — я только успел пообедать, как ко мне является Ганье. Знаете, мясник, что торгует на углу у Зеленного рынка. Тоже подлая бестия, скажу я вам… Это тот самый, что получил с торгов поставку мяса, а теперь сбывает нашим солдатам дохлятину со всей округи!.. Так вот. Я встречаю его как последнюю собаку, а он мне все и выворачивает… Ну и гадость! Оказывается, Бюрль никогда не платил ему сполна, а все время отделывался только задатками. В общем, ужасная неразбериха, какая-то мешанина цифр, где сам черт ногу сломит… Короче говоря, Бюрль задолжал ему две тысячи франков, и мясник грозится, что все расскажет полковнику, если ему не заплатят… Хуже всего то, что Бюрль, чтобы впутать и меня в это дело, каждую неделю представлял мне фальшивые счета, под которыми он просто-напросто расписывался за Ганье… Мне-то, мне, своему старому приятелю, подложить такую свинью! Черт бы его, подлеца, побрал!
Майор вскочил на ноги и, потрясая кулаками над головой, опять опустился на стул.
— Значит, он проворовался? — опять повторила г-жа Бюрль. — Этого следовало ожидать.
Затем без слова осуждения или порицания по адресу сына она просто сказала:
— Две тысячи франков? Но их у нас нет… Франков тридцать, пожалуй, наберется.
— Так я и думал, — проронил Лагит. — А вы знаете, куда все это уходит? К Мелани, к этой проклятой потаскухе, она превратила Бюрля в полнейшего идиота… Ох, уж эти женщины! Недаром я говорил, что они его погубят! Не понимаю, что в нем такое сидит, в этой скотине! На каких-нибудь пять лет моложе меня, а все еще бесится! Что за дьявольский темперамент!