Собрание сочинений. Т.4.
Шрифт:
— Хоть в последний момент совесть заговорила… — сказал Кирсис. — Несчастный трус! Как будто после этого легче умереть. Теперь даже пожалеть его нельзя, а тогда… тогда бы он стал героем. Велика прибыль — убитый офицер и несколько жандармов, когда столько наших погибло! А что еще Ояр велел сообщить?
— Он думает, что теперь надо быть еще осторожнее. Не посылать в лес непроверенных людей. Ояр подозревает, что в вашей организации есть шпион. Может быть, он еще не добрался до центра, а примазался к какой-нибудь группе и дознается, где руководство. Ояр сказал, что вам, «Дядя», нужно на некоторое время переселиться в лес, пока уляжется тревога после взрыва на Домской площади. Может быть, вы пойдете со мной?
— Нет, Имант, на этот раз — нет. Ояр верно рассуждает: нам надо усилить бдительность, сам я должен уйти в глубокое подполье, но не сегодня. Кое-что еще надо уладить. Вот сделаю все, тогда приду к вам. Так и скажи Ояру. Может быть, через неделю приду или чуть попозже, но долго не задержусь.
— Мне кажется, тебе надо послушаться Ояра, — сказал Курмит. — Душно очень становится… Малейший пустяк может погубить. Не откладывай в долгий ящик, «Дядя». Иди, пока можно.
— Понимаю, друг, что пора мне на время исчезнуть со сцены, но не могу оставить организацию в таком положении. По крайней мере связь нужно перестроить, вынести за город. Работа ведь не должна останавливаться.
— Разреши это сделать мне, — не отставал Курмит. — Я оповещу товарищей, отменю ненужные явки.
— Немного позже, Курмит. Если уж я больше двух лет умел маневрировать, как-нибудь удержусь и эти несколько дней.
Так он и решил. Свиданье продолжалось не больше получаса. Они поодиночке вышли из домика и повернули каждый в свою сторону. Курмит — в Чиекуркали, Кирсис — к ближайшей трамвайной остановке, а Имант — на дорогу Сунтажи-Мадона. Он по ней ходил много раз, поэтому знал, как незаметно миновать немецкие контрольные посты.
«Жаль, что „Дядя“ не пошел со мной, — думал Имант, бесшумно шагая в темноте по шоссе, — дорога бы показалась короче. Но он ведь лучше знает, что нужно».
Роберт Кирсис был прав: нельзя было так просто уйти в подполье и бросить организацию на произвол судьбы, не подумав о дальнейшей работе, о связях. Было много мелких нитей, которые держал в руках он один. Если бы он внезапно исчез, не предупредив товарищей, они остались бы, в лучшем случае, без руководства, в худшем случае — могли попасть в лапы гестапо. Надо было предупредить хотя бы ближайших друзей, чтобы они не ходили по старым конспиративным тропинкам, которые могли теперь стать опасными ловушками, не приближались к дому Кирсиса. Главное же, несколько членов организации, за которыми охотились полиция и гестапо, прятались по конспиративным квартирам, ожидая, когда будут изготовлены для них документы. Один был шофер грузовой машины, который прошлой зимой помог вывезти в лес оружие из немецкого склада. Кто-то из служащих гаража выдал его полиции, и спасся он только благодаря счастливой случайности. Другой совершил отчаянно смелую диверсию на фабрике и тоже чуть не попался. Обоим нужно было приготовить паспорта на чужое имя и помочь с выездом в какой-нибудь другой город, а это мог сделать только Кирсис.
Наконец, совершенно невозможно было оставить маленькую типографию на прежнем месте: вокруг уже рыскали ищейки гестапо. Важнейшие нити связи надо было передать в руки Курмиту, чтобы он мог руководить работой.
Всем этим Роберт Кирсис занялся после встречи с Имантом и Курмитом. В течение двух дней он раздобыл паспорта и переправил в безопасные места находящихся под угрозой ареста товарищей. Успел перенести типографию из одного района в другой, успел сообщить Курмиту некоторые явки и организовать главный пункт связи за городом. По правде говоря, теперь можно было бы и скрыться, но Кирсис находил все новые и новые дела, которые следовало уладить. На четвертый вечер, возвращаясь домой, он вовремя заметил западню, в последний момент избежал ареста. Но теперь стало ясно, что полиция разыскивает именно его — Роберта Кирсиса, — и ни на квартиру, ни на работу больше показываться нельзя. С этого дня ему нужно было другое убежище и другое имя, потому что за служащим управления коммунальных предприятий Робертом Кирсисом охотилось гестапо. Оставался еще один вопрос: охотятся ли за ним как за подозрительной личностью и возможным подпольщиком, или там уже известно, что эта личность и есть «Дядя» — руководитель большевистского подполья. Но и в том и в другом случае он должен немедленно скрыться.
Еще два последних шага — две маленьких прогулки под самым носом у немцев — и все в порядке. Надо получить документ и подать последний прощальный сигнал Курмиту: я ухожу, действуй теперь ты.
Документ — паспорт на имя Антона Румшевица — он получил на следующее утро в одной переплетной мастерской. С этим паспортом он мог спокойно отправиться в Мадонский уезд, где ему якобы принадлежал небольшой хутор недалеко от Лубанского озера. Из переплетной он вышел черным ходом и очутился на другой улице. Он решил провести день где-нибудь на окраине, а когда на «Вайроге» кончится дневная смена, дождаться Курмита и, проходя мимо, шепнуть ему, что тот остается один.
Но из этого ничего не вышло. Днем уже, идя по одной окраинной улочке, Роберт Кирсис понял, что он окружен и ни один его шаг не останется незамеченным. Два шпика шли впереди и останавливались на каждом перекрестке, позволяя ему выбрать направление. Еще двое шли немного сзади по другой стороне улицы, а иногда появлялся и пятый шпик.
Неопытный человек так бы и не обратил внимания на этих занятых по виду людей, но Кирсис сразу понял, к чему идет дело.
«Опознан. За мной следят. Если не схватили сейчас, то только потому, что хотят узнать, с кем я встречусь. Думают, приведу их к своим товарищам, и тогда вместе с ними арестуют… Ничего не выйдет, остолопы! Подметки протрете, а ничего не добьетесь».
И он начал водить их по городу. Заметив на тротуаре одного шпика, о котором недавно были предупреждены все члены организации, Кирсис воспользовался этим случаем, чтобы проверить метод работы своих преследователей. Он поздоровался со шпиком и протянул ему руку, потом, сделав вид, что обознался, пробормотал извинение и пошел дальше. Пройдя несколько шагов, остановился у столба с афишами и незаметно оглянулся назад. Незадачливый шпик уже был схвачен, и двое неизвестно откуда вынырнувших полицейских вели его кратчайшим путем в соседний полицейский участок.
«Ясно. На „Вайрог“ идти нельзя. С Курмитом даже мимоходом не удастся заговорить, его тут же схватят. Последний сигнал надо дать другим способом. Но как?»
Времени на размышления у него было достаточно. Медленно, как на прогулке, шагал Кирсис по центральным улицам, где подпольщики не имеют обыкновения встречаться. Он подолгу рассматривал рекламы возле каждого кино, будто не мог решиться, какой фильм посмотреть. Подолгу изучал афиши, на которых стояли незнакомые имена немецких певцов. Так он очутился в районе бульваров, и этот путь привел его к чистильщику сапог. Они не узнали друг друга и даже не поздоровались. Чистильщик — мужчина средних лет — сейчас же схватился за щетки и банки с мазью, подвернул Кирсису брюки и стер грязь с ботинок.
— Скажи Ансису, что «Дядя» ушел, — шепнул Кирсис.
— Понятно, — ответил тихо чистильщик, даже не посмотрев на Кирсиса.
Через несколько минут Кирсис заплатил ему по таксе и ушел. На его место сел другой клиент, и чистильщик с той же ловкостью принялся за дело.
Кирсис продолжал ходить по городу. Ему было ясно, что только счастливый случай может спасти его от ареста. Он почти схвачен — в тот момент, когда агенты гестапо найдут это необходимым, его арестуют хоть посреди улицы. Пока еще они надеются что-нибудь выведать. Нельзя лишать их этой надежды, надо оттягивать развязку до вечера. Кирсис купил в киоске газету и, сев на скамейку бульвара, долго читал ее. И пять молодых людей вынуждены были все это время мерзнуть на других скамейках, на некотором расстоянии от Кирсиса, — только один сел прямо напротив, по другую сторону аллеи, и так же, как Кирсис, утомлял свое зрение, всматриваясь в газетные строчки.