Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы
Шрифт:
Ким вынул компас, ящик с красками и только что наполненную аптечку. Все это всегда сопровождало его в путешествиях, и он по-мальчишески высоко ценил эти вещи.
Женщина встала и двинулась, немного вытянув руки вперед. Тогда Ким увидел, что она слепа.
— Да, да, — пробормотала она, — патан говорит правду, моя краска не сходит ни через неделю, ни через месяц, а те, кому я покровительствую, находятся под сильной защитой.
— Когда находишься далеко и один, нехорошо вдруг стать угреватым или прокаженным, — сказал Махбуб. — Когда ты был со мной, я мог наблюдать за этим. К тому же у патана белая
Краска казалась синей и липкой. Ким попробовал ее на обратной стороне кисти куском ваты, но Хунифа услышала это.
— Нет, нет, — крикнула она, — это делается не так, а с особыми церемониями! Окраска — дело второстепенное. Я вымолю тебе покровительство на дорогу.
— Колдовство? — сказал Ким, слегка вздрогнув. Ему не нравились белые, незрячие глаза. Рука Махбуба легла ему на затылок и наклонила его так, что нос его очутился в дюйме от деревянного пола.
— Тише. Никакого вреда не будет тебе, мой сын. Я готов принести себя в жертву для тебя.
Ким не видел, что делала женщина, но в течение нескольких минут слышал бряцание ее украшений. Во тьме вспыхнула спичка, до него донеслось хорошо знакомое потрескивание ладана. Потом комната наполнилась дымом — тяжелым, ароматичным и одуряющим. Сквозь одолевшую его дремоту он слышал имена дьяволов — Зульбазанга, сына Эблиса, который обитает на базарах, и парао, всегда готового на грех и разврат, Дулхана, невидимо присутствующего в мечетях, живущего среди туфель правоверных и мешающего им молиться, и Мусбута, владыки лжи и панического страха. Хунифа то шептала ему на ухо, то говорила как будто издали и дотрагивалась до него мягкими, страшными пальцами, но Махбуб продолжал держать его за шею, пока мальчик, вздохнув, не лишился чувств.
— Аллах! Как он сопротивлялся! Нам ничего не удалось бы сделать без зелья. Я думаю, тут действовала его белая кровь, — раздражительно сказал Махбуб. — Продолжай свои заклинания. Проси дьяволов оказать ему покровительство.
— О ты, который все слышишь! Ты, который слышишь ушами, будь здесь! Выслушай меня, о ты, который слышишь все! — простонала Хунифа, поворачивая к западу свои мертвые глаза. Темная комната наполнилась стонами, прерываемыми резким смехом.
Толстая фигура на балконе подняла круглую, как ядро, голову и нервно кашлянула.
— Не прерывайте этой чревовещательной некромантии, мой друг, — сказала по-английски эта фигура. — Я полагаю, что это очень затруднительно для вас, но нисколько не пугает просвещенных наблюдателей.
— …Я устрою заговор на их погибель! О пророк, имей терпение с неверующими! Оставь их в покое на некоторое время! — Лицо Хунифы, обращенное к северу, страшно подергивалось, и, казалось, будто ей отвечали голоса с потолка.
Хурри вернулся к своей записной книжке и писал, балансируя на подоконнике, но рука его дрожала. Хунифа в каком-то экстазе извивалась, сидя, скрестив ноги у неподвижно лежавшей головы Кима, и призывала дьявола за дьяволом по старинному ритуалу, умоляя их направлять каждое действие мальчика.
— … У Него ключи от тайн! Никто не знает их, кроме Него! Он знает то, что есть на суше и в
— Я… я полагаю, что тут нет ничего злонамеренного? — спросил Хурри, наблюдая, как напряглись и дрожали у Кима шейные мускулы в то время, как Хунифа говорила с невидимыми голосами. — Не… не убила ли она мальчика? Если да, то я отказываюсь быть свидетелем на суде… Как имя последнего гипотетического дьявола?
— Бабуджи, — сказал Махбуб на местном наречии. — Я не почитаю индийских дьяволов. Эблисы дело другое — и благосклонные или страшные они одинаково не любят кафиров.
— Так ты думаешь, мне лучше уйти? — сказал Хурри, привставая. — Конечно, это не материализированные феномены. Спенсер говорит…
Кризис Хунифы перешел, как всегда бывает, в пароксизм завываний, причем на губах показалась легкая пена. Измученная и неподвижная она лежала рядом с Кимом. Странные голоса умолкли.
— Уф! Это дело кончено. Да принесет оно благо мальчику, а Хунифа действительно мастерица в деле заклинаний. Помоги оттащить ее, бенгалец. Не бойся.
— Как я могу бояться абсолютно несуществующего? — спросил Хурри по-английски, чтобы успокоиться. — Ужасно глупо бояться волшебства чар, когда с презрением исследуешь их, и как собирать фольклор для Королевского общества, когда живо веришь во все силы тьмы?
Махбуб усмехнулся. Он и прежде бывал с Хурри на Большой дороге.
— Кончим раскраску, — сказал он. — Мальчик находится под хорошей защитой, если… если у владык воздуха есть уши, чтобы слышать. Я — суфи (свободомыслящий), но, когда можно воспользоваться слабыми сторонами женщины, жеребца или дьявола, зачем подставляться, чтобы получить удар? Выведи его на дорогу, Хурри, и посмотри, чтобы старик Красная Шапка не увел его слишком далеко от нас. Я должен вернуться к своим лошадям.
— Ладно, — сказал Хурри. — В настоящее время он представляет собой любопытное зрелище.
После третьего крика петуха Ким проснулся словно после тысячелетнего сна. Хунифа громко храпела в углу, а Махбуб ушел.
— Надеюсь, вы не испугались? — сказал чей-то масленый голос. — Я присутствовал при всей операции, чрезвычайно интересной с этнологической точки зрения. Это было колдовство высшего сорта.
— Ух! — сказал Ким, узнавая Хурри Чендера, который вкрадчиво улыбался.
— И я имел также честь привезти от Лургана ваш настоящий костюм. Официально я не имею привычки возить такие пустяки подчиненным, но, — он захихикал, — случай с вами отмечен в книгах как исключительный. Я надеюсь, мистер Лурган обратит внимание на мой поступок.
Ким зевнул и потянулся. Так было приятно снова двигаться и поворачиваться в просторной одежде.
— Это что такое? — Он с любопытством взглянул на сверток тяжелой шерстяной материи, распространявшей запах благовоний далекого севера.
— Ого! Это не внушающее подозрения платье челы, состоящего на службе у буддийского ламы, — сказал Хурри, выходя на балкон, чтобы почистить зубы. — Я того мнения, что это не подлинная религия вашего старого джентльмена, а скорее субвариант ее. Я дал заметку (только ее не приняли) по этому вопросу в «Азиатский ежегодник». Любопытно, что сам старый джентльмен совсем лишен религиозности. Он нисколько не щепетилен.