Собрание сочинений. Том 10
Шрифт:
Нынешняя война началась под эгидой этой изумительной системы. Британские войска, которых дома хорошо кормили и хорошо снабжали благодаря сорокалетнему периоду мира, бодро выступили в поход в полной уверенности, что, каковы бы ни были действия противника, Англия ни в чем не заставит нуждаться своих отважных сынов. Но едва только они высадились на своей первой стоянке, в Галлиполи, как обнаружился — по сравнению с французской армией — до смешного низкий уровень всей подготовки англичан и плачевная беспомощность всех британских должностных лиц. Несмотря на то, что там сравнительно легко было достать все необходимое, что все нужные указания были сделаны заранее и что высажено было относительно небольшое количество войск, все голо прескверно. Каждый хлопотал по своей части, но никто не хотел брать на себя никаких обязанностей, которых не выполнял в Англии в мирное время. Таким образом, не находилось никого для выполнения тех задач, которые возникали непосредственно в связи с самой войной. Поэтому доставленные на кораблях запасы гнили на берегу, там, где их первоначально выгрузили, а войска пришлось перебросить в Скутари из-за недостатка в квартирах. Налицо были неоспоримые признаки хаоса и беспорядка, но поскольку война только начиналась, можно было еще ожидать, что с приобретением опыта произойдут улучшения.
Войска отправились в Варну. Отдаленность от Англии росла, численность войск росла, росли и непорядки в управлении. Независимые действия всех пяти ведомств военного управления, каждое из которых в Англии было подотчетно особому министру, здесь
Эта экспедиция явилась венцом всей военной системы Джона Буля. Именно в Крыму эта система проявилась во всем своем блеске. Пока армия находилась по существу на мирном положении, как это было в Галлиполи, Скутари и Варне, вряд ли можно было ожидать, что беспорядок, путаница и смятение проявятся в полном масштабе. Но теперь, перед лицом неприятеля, во время настоящей осады, дело обстояло иначе. Сопротивление русских дало британским чиновникам полный простор для проявления всех их деловых качеств. И следует признать, что никогда еще усилия, направленные к разложению какой-либо армии, не были так плодотворны, как усилия этих господ. Из более чем 60000 человек, отправленных на Восток с февраля прошлого года, в настоящее время сохранили боеспособность не более 17000; из них каждый день умирает от 60 до 80 человек, а 200–250 выбывают из строя по болезни, причем из заболевших мало кто возвращается в строй. Из 43000 умерших или больных менее 7000 были выведены из строя непосредственно неприятелем!
Когда впервые до Англии дошли вести о том, что армия в Крыму испытывает недостаток в пище, в одежде, в крове, вообще во всем, что нет ни медикаментов, ни хирургических материалов, что больные и раненые солдаты должны либо лежать на сырой и холодной земле в любую погоду, либо отправляться на переполненные суда, стоящие на внешнем рейде, без всякого ухода и при отсутствии самого простого медицинского оборудования; когда стало известно, что сотни людей гибнут из-за нехватки самого необходимого, все решили, что правительство не позаботилось о должном обеспечении действующей армии. Однако вскоре выяснилось, что если сначала действительно так отчасти и было, то в настоящее время дело обстоит иначе. Отправлено все необходимое, даже в избытке, но, к несчастью, ни один предмет не попал туда, где в нем испытывалась нужда. Медикаменты были в Варне, в то время как больные и раненые находились в Крыму или Скутари; обмундирование и продовольствие подвозилось к крымским берегам, но там некому было их выгружать; то, что случайно удавалось выгрузить, гнило на берегу. Необходимость обеспечить взаимодействие с флотом породила новые поводы для раздоров между и без того раздираемыми противоречиями руководящими органами тех ведомств, распри которых должны были обеспечить триумф британской армии. Бездарность, прикрываемая уставами, годными только для мирного времени, господствовала безраздельно; в одном из богатейших районов Европы, у укрытых берегов которого стояли на якоре сотни груженных продовольствием транспортов, английские солдаты получали половинный паек; питаясь только солониной, они страдали от цынги, тогда как в окрестностях имелись бесчисленные стада скота; корабли были широко снабжены углем и дровами, а на берегу топлива было так мало, что солдатам приходилось съедать свой рацион в сыром виде и не удавалось просушить промокшую под дождем одежду. Только подумать, что кофе давали не только не молотое, но и не обжаренное! Запасы продовольствия, напитков, одежды, палаток, боеприпасов тоннами и сотнями тонн лежали на борту судов, мачты которых почти касались обрывов берега, где был расположен лагерь, а британские войска, подобно Танталу, ничего из этого не могли получить. Все ощущали зло, все метались из стороны в сторону, проклиная и обвиняя всех и каждого в пренебрежении своими обязанностями, но никто не знал, выражаясь словами народной поговорки, «что к чему». Ведь но имеющемуся у каждого набору специально для него разработанных и утвержденных соответствующими властями инструкций, именно то, что сейчас надо было делать, не входило в круг его обязанностей, и он, не имея на то полномочий, не мог навести порядок.
В довершение ко всему этому, погода становилась все более ненастной и холодной, а начавшиеся ливни превратили весь Херсонес Гераклейский в сплошное болото, где слякоть и грязь доходили до колен, если не выше; представьте себе солдат, которые из четырех ночей не менее двух проводят в окопах, а две ночи спят прямо в болоте, промокшие и забрызганные грязью, не имея даже досок в качестве подстилки и едва прикрытые палаткой; представьте себе постоянные тревоги, которые, вдобавок ко всему, делали нормальный отдых и сон совершенно невозможными; судороги, поносы и другие болезни, вызываемые вечной сыростью и холодом; распыленность и без того немногочисленного медицинского персонала по всему лагерю; госпитальные палатки, в которых размещены 3000 больных, лежащих на сырой земле и чуть ли не под открытым небом, — представьте себе все это, и вам нетрудно будет прийти к заключению, что британская армия в Крыму находится в состоянии полной дезорганизации, превратившись, по словам лондонской газеты «Times», в «толпу храбрецов», и что солдаты готовы приветствовать русскую пулю, избавляющую их от всех этих бедствий.
Но чем здесь можно помочь? Что ж, если вы не хотите ждать, пока — в результате полдюжины парламентских актов, надлежащим образом составленных королевскими юристами, обсужденных, исправленных, вотированных и занесенных в свод законов, — все дела, касающиеся управления армией, будут сосредоточены в руках одного настоящего военного министра, а затем ждать, пока этот новый военный министр, если только он окажется подходящим человеком, заново организует свое ведомство и издаст новые инструкции; другими словами, если вы не хотите ждать, пока исчезнет всякий след от британской армии в Крыму, то имеется только один выход. Он состоит в присвоении главнокомандующим экспедиционной армией, своей собственной властью и под свою ответственность, диктаторских полномочий по отношению ко всем соперничающим и враждующим ведомствам военного управления — полномочий, которыми обладает всякий другой главнокомандующий и без которых он неизбежно должен привести все предприятие к полному краху. Будь это сделано, все можно было бы быстро исправить. Но где тот английский генерал, который согласится действовать в духе древних римлян и, когда его будут судить, сказать в свою защиту словами римлянина: «Да, признаю себя виновным в том, что я спас свое отечество»?
В заключение мы должны задать себе вопрос, кто же изобрел и сохранил эту изумительную систему военного управления? Не кто иной, как покойный герцог Веллингтон [В тексте данной
Он держался за каждую ее деталь, словно был лично заинтересован в том, чтобы создать как можно больше затруднений своему преемнику, видя в нем будущего соперника своей воинской славы. Веллингтон, выделявшийся своим здравым смыслом, но лишенный каких-либо признаков военного дарования, весьма болезненно сознавал свое несовершенство в этом отношении, будучи не только современником блестящего гения Наполеона, но и его противником на поле боя. Поэтому Веллингтон относился чрезвычайно ревниво к чужим успехам. Хорошо известно, что в умалении заслуг своих помощников и союзников он опускался до подлостей; он так и не простил Блюхеру, что тот спас его при Ватерлоо. Веллингтон отлично знал, что если бы во время Испанской войны министром был не его брат, он не сумел бы успешно завершить ее. Уж не опасался ли Веллингтон, что будущие военные подвиги затмят его славу, и не потому ли он сохранил во всей неприкосновенности эту военную машину, как нельзя лучше приспособленную к тому, чтобы связывать генералов по рукам и ногам и губить армии?
Написано Ф. Энгельсом 4 января 1855 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4293, 22 января 1855 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННЫЙ КРИЗИС
Лондон, 8 января. Лондонские клубы и газеты, занятые торжественной болтовней о «министерском кризисе», не находят времени отметить несравненно более важный факт, а именно, что в Англии вновь наступил один из больших торгово-промышленных кризисов, причем более сокрушительный по своим масштабам, чем кризисы 1847 и 1836 годов. Если спорадически наблюдавшиеся за последние три месяца банкротства, количество и значение которых в недавнее время еще увеличилось, не приводили к признанию этого факта, то теперь, наконец, после опубликования годовых отчетов о торговле и составленных Board of Trade [английским министерством торговли. Ред.] статистических бюллетеней об экспорте и импорте за одиннадцать месяцев, наличие кризиса невозможно отрицать. Эти бюллетени показывают, что экспорт сократился на 1710677 ф. ст. по сравнению с соответствующими 11 месяцами 1853 г. и на 1856988 ф. ст., если сравнить только последний месяц того и другого года — с 5 ноября по 5 декабря. Мы заимствуем из таблиц вывоза товаров следующие подробности, показывающие сокращение экспорта изделий некоторых наиболее важных отраслей промышленности:
В отчетах о торговле, разумеется, делается попытка возложить ответственность за кризис 1854 г. на войну, точно так же, как ответственность за кризис, начавшийся еще в 1847 г., возлагали на революцию 1848 года. Однако на этот раз даже лондонский «Economist», — который из принципа всегда объясняет кризисы случайными обстоятельствами, не связанными с торговлей и промышленностью, — вынужден признать, что банкротства и сокращение торговли в 1854 г. являются началом естественной реакции против «судорожного процветания» 1853 года. Другими словами, экономический цикл снова достиг того пункта, когда перепроизводство и чрезмерная спекуляция сменяются кризисом. Лучшее доказательство — Соединенные Штаты Северной Америки, которых Восточная война коснулась лишь в том отношении, что она вызвала неслыханный подъем их судостроения и торговли судами и обеспечила им сбыт для некоторых видов сырья, поставлявшихся ранее главным образом или исключительно Россией. В Соединенных Штатах кризис длится вот уже более четырех месяцев и все еще продолжает нарастать, хотя из 4208 банков 109, то есть приблизительно 21/2%, уже обанкротились, и в восточных промышленных штатах наступил такой застой промышленности, сопровождающийся столь значительным сокращением заработной платы, что в прошлом месяце более 4000 эмигрантов из Европы «реиммигрировали» обратно на родину. В 1837 г. американский кризис последовал за английским кризисом 1836 года. На этот раз ход событий обратный. Америка захватила инициативу банкротства. Соединенные Штаты и Австралия в одинаковой мере наводнены английскими товарами. Насколько велико значение этого факта для английской торговли, показывает следующее: в 1853 г. Великобритания вывезла приблизительно на 100 миллионов ф. ст. товаров, из них 25 миллионов приходилось на Соединенные Штаты и 15 миллионов на Австралию. После Соединенных Штатов и Австралии важнейшим рынком сбыта была Ост-Индия. Но и ост-индский рынок уже в 1852 г. был настолько переполнен товарами, что лишь совершенно новое расширение торговли через Пенджаб и Синд в Бухару, Афганистан и Белуджистан и оттуда, с одной стороны, в Центральную Азию, а с другой — в Персию позволило с трудом сохранить экспорт на старом уровне — 8 миллионов фунтов стерлингов. Теперь и там все каналы сбыта до такой степени забиты, что недавно товары из Индостана были переправлены в Австралию, и, таким образом, «совы были отвезены в Афины» [317] . Единственным рынком, куда вследствие Восточной войны товары в течение некоторого времени посылались «с осмотрительностью», был левантийский рынок. В Сити, однако, ни для кого не является секретом, что с тех пор, как кризис в Соединенных Штатах и застой в Австралии заставил купцов старательно высматривать, не осталось ли где-нибудь непереполненных рынков, Константинополь стал складочным местом для всех товаров, нуждающихся в реализации, и теперь также должен считаться «закрытым». Точно так же и недавние волнения в Испании были использованы для того, чтобы путем контрабанды ввезти туда столько английских товаров, сколько она могла поглотить. Новейшая попытка такого рода предпринимается теперь в южноамериканских государствах, хотя малая покупательная способность этих стран не нуждается в доказательствах.
317
«Совы были отвезены в Афины» — греческая пословица, близкая по смыслу русской пословице: «ездить в Тулу со своим самоваром». В Афинах и их окрестностях совы водились в изобилии.