Собрание сочинений. Том 1

Овечкин Валентин Владимирович

— Пусть приучаются, — говорил Гайдуков. — Будущие инженеры.

Приходил часто к трактористам пожилой колхозник с лицом, изуродованным багровыми пятнами, будто от какой-то болезни, — слепой. Приходил, держась за плечо сынишки-поводыря, говорил густым басом, поворачивая лицо туда, где слышал голоса:

— Здорово, ребята! Ну как оно?

Садился на ступеньках вагона и сидел часами, покуривая трубку, слушая, что делается вокруг него.

Первый раз он пришел, когда бригада только выехала в степь, потом пришел, когда получили два новых трактора «СТЗ-НАТИ» на гусеничном ходу. Трактористы обедали в вагоне. Один вышел и увидел: слепой сидит на корточках подле новой машины, ощупывает ее всю руками — гусеницы, передачу, отстегнул капот мотора, ощупывает

карбюратор, крышку цилиндров. Парень хотел было окликнуть слепого и спросить, чего он там ворожит, но Гайдуков остановил его:

— Ладно, пусть…

Подошел к слепому, усмехнувшись, сказал:

— Осматриваешь, Матвей Поликарпыч?

— Эге, — обернулся слепой на голос. — Значит, такой же, как и те, только на гусеницах… Мотор тот же, а силы, должно быть, прибыло. Да? Ловко придумано!

Не все ребята знали историю этого человека, хотя он был их станичником. Знали только, что он старый машинист, работал на мельницах и на молотилках и ослеп давно при аварии с локомобилем. В колхозе он жил на иждивении семьи, у него были взрослые дети. Звали слепого машиниста Бородуля Матвей Поликарпович.

Когда потеплело, Бородуля стал приходить к трактористам каждый день. Приходил, садился и слушал веселый гомон рабочего дня тракторной бригады, как ребята, звеня ведрами, перебрасываясь шутками по поводу очередного происшествия с Афоней Переверзевым, заправляют машины или настраивают плуги, как запускают моторы и разъезжаются по загонам или, если ночью прошел дождь и сыро пахать, разбирают тракторы и принимаются за «профилактику». Скучно, вероятно, было старику оставаться дома, когда вся семья уходила на работу. Был он здоров, силен, а к делу ни к какому не способен. Трактористы часто звали его помочь им покрутить трактор после подтяжки подшипников. Двое молодых, не хворых ребят, взявшись за обрубок железной трубы, надетый на пусковую рукоятку, с трудом срывали ее с места и прокручивали только вполоборота, а слепой Бородуля, один, без трубы, крутил мотор вкруговую, как веялку, и еще усмехался:

— Слабо подтянули!..

Гайдуков при разборке трактора подзывал старого машиниста, давал ему ощупывать разные детали, называл их, объяснял устройство системы зажигания и коробки скоростей — новое для Бородули, чего не было в локомобилях и нефтяных моторах, на которых он работал, и тот запоминал все с одного раза. Ребята говорили:

— Матвей Поликарпыч скоро сможет сдать экзамен по теории.

Но Бородуля был понятливым не только в теории. Однажды Гайдуков уехал по каким-то делам в МТС. В его отсутствие в машине Афони Переверзева застучал мотор. Афоня пригнал трактор к вагону и, заявив, что будет подтягивать подшипники, стал спускать масло из картера. Бородуля, пришедший как раз на табор, удивился: с чего бы это в машине, недавно вышедшей из ремонта, вдруг подшипники ослабли? Он попросил Афоню завести снова мотор, долго выслушивал работу коленчатого вала, приложив гаечный ключ к уху и к чугунному телу трактора, и сказал наконец:

— Это, парень, не подшипники. У подшипников другой стук. А это дребезжит, как жестянка. Мелочь какая-то.

Он ощупал снаружи весь мотор, провернул за ремень вентилятор, покачал шкивом вентилятора на валу.

— Почему шкивок болтается? Шпонка стерлась? Ну, вот оно и есть. Вынь шпонку, оберни ее прокладкой и забей потуже — только всего.

Афоня так и сделал: забил плотно шпонку, и стук прекратился. Рулевые долго потом смеялись над ним: как ему, зрячему, слепой «причину» в машине нашел. А Гайдуков при случае говаривал какому-нибудь нескладному парню, упускавшему смазку или терявшему в борозде пробки от баков:

— Может, посадить тебе на трактор в помощники Матвея Поликарпыча, чтоб доглядел за пробками?

И жаловался Бородуле:

— Вот наделили бригадкой! Полсезона не проработали, а по запасным частям уже перерасход. Бьют, ломают, теряют! Сидит и не слышит, что у него в машине делается, и назад не обернется — как оно там пашется, может, уже и плуг потерял. Куда там с ними до первенства! Скорее заработаешь себе

чего-нибудь на шею такого, что и трудодней не хватит рассчитаться.

Однажды для Гайдукова выдался особенно несчастливый день. Афоня Переверзев, по обыкновению, заснул на машине и, подъезжая к табору, наехал на другой трактор, стоявший на заправке, — на один из новеньких «СТЗ-НАТИ», — помял ему радиатор и в своей машине свернул воздухоочиститель и топливный бак. Два трактора вышли из строя на несколько дней, ремонт и новые части влетят в копеечку! И в ту же ночь Митька Толоконцев совершил поступок, который нельзя было расценить иначе, как злостный прогул.

Толоконцев не отличался, подобно сопливому и вялому Афоне, женоненавистничеством. С некоторых пор он увлекся одной девушкой из колхоза «Завет Ленина», Маврой Волковой, или, как ее звали все, Мавочкой.

Сдав смену, Митька каждый вечер уходил в станицу и возвращался на табор к утру. Так продолжалось всю весну. Потом бригада переехала дальше километра на два, и Митьке пришлось больше работать в ночной смене. И вот стал парень приспосабливаться. Лишь только трактор выйдет на край загона к станице, где на верхней улице жила Мавочка, мотор начинает капризничать, чихать, машина не тянет плуг. Митька выключает скорость, глушит мотор, объявляет, что будет его чинить, и посылает своего прицепщика на табор за каким-то ключом, необходимым для устранения неполадок. Прицепщик идет — два километра туда, два обратно. Митька, выждав, пока прицепщик удалится, спускает немного теплой воды из радиатора, умывается и уходит в другую сторону, к станице, и исчезает там в густом саду Волковых. За несколько минут до возвращения прицепщика он появляется у трактора, возится там, продувает какие-то трубочки. Прицепщик приносит ключ, Митька берет его, примеривает к первой попавшейся гайке и швыряет оземь:

— Не тот! Я ж тебе говорил — семь восьмых! Чем ты слушал?

Опять прогулка в четыре километра, еще час простоя. Прицепщик спотыкается впотьмах по бороздам. Митька сидит в саду с Мавочкой. Возвращается прицепщик без ключа, злой: нету там такого! Но Митька уже достает его из инструментального ящика и ругается притворно сердито:

— Тьфу, будь ты проклят! А он здесь был, под паклей. Как я его не заметил!

Подкрутив какую-то гайку, которая и без того достаточно плотно сидела на своем месте, заводит мотор и едет к табору сдавать смену — уже и ночь прошла, рассветает.

Раз случилось такое с его трактором, другой раз случилось, потом, в ту несчастную ночь, когда и Афоня Переверзев набедокурил, прицепщик почуял неладное (на этот раз у Митьки отказал вентиляторный ремень, потребовался новый из запасных) и, придя на табор за ремнем, разбудил бригадира и высказал ему свои подозрения. Гайдуков немедля сел на велосипед и покатил по гладкому, освещенному полной луной шоссе к станице, где стоял трактор. Митька не рассчитал времени и не успел вернуться к трактору. Как предполагал прицепщик, так и вышло: Гайдуков нашел его в саду Волковых. Вентиляторный ремень оказался в порядке, машина была на полном ходу. Пойманному с поличным парню оставалось лишь чистосердечно признаться, что и раньше поломок не было, просто хитрил. Подсчитали: часов пятнадцать за четыре ночи простоял трактор.

В довершение всего утром рулевой Роман Сорокин, разворачиваясь на шляху, зацепил плугом телеграфный столб и вывернул его «с корнем» — оборвал междугородную линию. Можно было ожидать, что и этот случай, с соответствующими карикатурами: «Берегись, столбы и заборы, — гайдуковцы едут!» — будет описан в эмтээсовской многотиражке и пойдет по тракторным бригадам людям на потеху.

Гайдуков лютовал, ходил мрачный как туча. Отправил в ремонтную мастерскую Афонины «трофеи» — искалеченный радиатор и воздухоочиститель, написал директору докладную записку о Толоконцеве. Два аварийных трактора стояли на таборе разобранными. Гайдуков на них и не глядел. Стоять им так дня три, пока в заваленной работой мастерской дойдет очередь до его заказа. А майский пар, который пахала бригада, тем временем превращался уже в июньский.