Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Землекопы углубились в грунт выше колен, а кое-где были видны лишь по пояс. Их мокрые шоколадные спины казались масляно-блестящими. Тачечники и носильщики бегом сновали туда-сюда. Ребята с медными кумганами [15] в руках, — должно быть, водоносы — степенно обходили работающих, а какой-то старик, сидя на корточках, заводил патефон.
Каждый штрих этой мгновенно пролетевшей мимо картины чем-то необъяснимым напоминал поле сражения, но иное, чем знал человек, — без мук, без страданий, без смерти.
15
Кумган —
И вдруг этот благословенный оазис оборвался, как старая кинолента. Дрезина помчалась среди песков.
— Стойте, стойте! Господа, это обязательно нужно сфотографировать! — закричал доктор Горак. — Простите, не будет никаких препятствий?
— Никаких, — махнул рукой Белоногов.
— А если я, как человек буржуазный, ознакомлю со снимком Интеллидженс Сервис?
— Пожалуйста, — Белоногов даже не понял, шутка это или всерьез. — Через месяц-два всего этого не будет.
— Не будет?
— Ну конечно, канал все изменит.
Дрезина на некоторое время остановилась.
Гости вышли поснимать барханы, гурьбой набегающие на остатки глиняных заборов и брошенные человеческие жилища. Один бархан, прислонясь своей верхушкой к забору, медленно и страшно пересыпал песок вовнутрь двора. Завтра этого дома и двора уже не будет: бархан пожрет их.
— Это южная часть песков Кайрак-Кума, — сказал Белоногов, стукая указкой по карте. — Вот она. Видите, каким широким языком лезут пески на юг, держат курс на Куйбышево. Но — конец. Тут все в порядке.
— Из Куйбышево, — глядя в свои записи, сказал Ахундов, — поступила просьба послать на канал пятьдесят пекарей, тридцать парикмахеров, двадцать восемь певцов…
— Певцов?
— И даже трех рассказчиков-юмористов.
— Интересно, очень интересно, — сказал Хозе, — Ольга, сердце мое, я могу подать заявление? Я тоже хочу петь об Испании. Спросите этого молодого узбека, которым вы явно интересуетесь: могу ли я спеть перед колхозниками?
Ахундов просиял от восторга.
— О! Я напишу в республиканскую газету: «Испания в Фергане!» Конечно, можно!
Он рассказал об этом подошедшим колхозникам, и тем понравилось.
— Который испанец, покажи.
Хозе вышел вперед, потряс сжатым кулаком.
Колхозники ответили ему так же.
— Ничего, крепкий, на армянина похож; скажи, пусть приезжает.
Хозе понравился им.
Подскочила девочка в длинном широком халате, с косичками-ручейками, протянула новую тюбетейку.
— Отдай ему, пусть наденет, скажи — от нашего комсомола, — и счастливо захлопала в ладоши, когда Хозе водрузил ее подарок на свою лохматую голову.
— Женатый он, нет? Пусть приезжает. Женим. Потом к нему, в Испанию, в гости поедем.
— А это кто, русская? С Хасана? Эй, сюда, быстро! Смотри, с Хасана девушка! Дай руку! — и жали ей руку за то, что она была там, где пролилась советская кровь, там, где им тоже хотелось бы быть.
Ахундов спросил о последних новостях на канале. Гости рассмеялись. Что эти люди могут знать, торча среди бескрайных песков?
— Вы что, дорогой уртак [16] тоже из дальних краев приехали? Мамоджан Курбанов вызвал Дусматова, слышали? А знаете, что нашли на восьмом участке? Нет?
16
Уртак — товарищ (узбек.).
Люди в песках все знали. Особенно язвительны были девушки.
— Вы, наверное, вчера из Мадрида, да? В Фергане первый раз?
Ахундов был терпелив. Его интересовали новости. Он молча записывал.
— Колхоз Сталина, Сталинского района, закончил свое задание и перешел на помощь соседям! — наконец крикнули ему, когда дрезина тронулась.
Белоногов чмокнул губами.
— Действительно, чепуха у меня получилась. Люди за десять дней месячный план выполнили, а я катайся ни с того ни с сего… Стой, стой!
Конный мчался наперерез дрезине.
— В чем дело? — закричали ему с дрезины несколько голосов. — Что случилось?
— Шестнадцатый участок взял первое место! Слышите? Первенство взял! Дай знать на двадцать девятый, на Багдадский: сегодня ночью выходят новых триста человек. Чтобы встречали! Понял?
Водитель дал газ. Дрезина рванулась вперед.
— Если с каждым встречным разговор будем вести, так без нас и канал закончат, — пробурчал он и, чувствуя, что откровенней ничего не скажешь, смущенно переступил с ноги на ногу.
На глухих песках торчали столбы с фанерными щитами.
Азамат Ахундов прочел надпись: «Пойдут только лучшие!»
— И так действительно? — спросил Горак.
Белоногов пожал плечами:
— Да нет, не вышло. Жизнь переделала.
Доктор Горак быстро взглянул на Азамата Ахундова, на своего Войтала и впился глазами в лицо инженера.
— Так, так, так. Я слушаю вас. Почему же не вышло? Если, конечно, можно. Вы понимаете меня?
— А чего ж? Вполне можно. Не вышло — и очень просто. Кто такие лучшие? — сонно говорил Белоногов, которому вся эта история с гостями начинала чертовски надоедать.
— Ну, он был лучшим, верно, до канала. А как дошло дело до работы, его догнали и перегнали. Что же он, худший уже? Не посылать его? Он, как бы это вам объяснить… ну вот, как на войне бывает. — Белоногов взглянул на Ольгу Собольщикову, которая хоть и была моложе всех, но обладала самым свежим боевым опытом.
— Бывает ведь так? Выскочит вперед один человек: «За мной, вперед!» За ним поднялась вся рота, бегут в штыки, а его, первого-то, подкосило, и он упал. И окоп без него взят. Ну, как мы будем его считать? Худшим? Никак нельзя. Ну, и мы таким образом просчитались: звали одних лучших, а их столько наприходило и так работают, что кто вчера был лучший, сегодня в середине, а старого худшего иной раз и не сразу найдешь — так вперед ушел. Жизнь!