Собрание сочинений. Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

Мамлеев Юрий

– К деду отправили, – прозвучал тихий ответ. И все вдруг замолчали.

Дядя Валя, отведав порцию коньячка, рассердился.

– Лена, Дашку надо в тюрьму, там ее место. Я отроду в канаве не спал, а она накаркала, пригвоздила событие. Я человек хотя и занятный, но в запое всегда серьезный, без дураков. Мы с Андреем, который Стасика брат…

Дядя Валя вдруг остановился.

– Мне в канаве сны снились. Будто Дашка старухой стала и пророчицей насчет душ в аду. И еще ее обвинили в манихействе и сожгли. И дымок, дымок

такой шел, ух, я даже проснулся.

– Дядя Валечка, до чего ж ты милый, – ласково проговорила Ленуся.

За лаской и простотой прошло еще несколько минут. Потом в коридоре раздался полукошачий визг, и в столовую выскочила бабуля – Анна Ивановна.

– Ох, изведет Дашка нас, изведет, – заохала Анна Ивановна. – Поверишь, Лена, подходит она ко мне, показывает язык и брякает: «А теперь я знаю, когда ты умрешь».

– Ого, это уже серьезно, – ответила Лена.

– За такое бить надо, – вставил дядя Валя.

– Я ее и двинула малость тряпкой по харе, по пророческой… Ты извини, Лена, но сколько же можно терпеть?!

– Она ведь и правда знает… – мрачно произнес дядя Валя.

– От правды-то и весь мрак пошел, – уверенно вставила Ксюша.

Лена встала и вышла. Когда вернулась, все разом:

– Ну что?

– Я ей сказала, что, если о смерти кого-либо слово молвишь, маме скажу. А она это очень не любит и здорово выпорет тебя. И что же? Дашка в ответ завизжала: «Буду, буду, все узнаю и всем, особо когда близко, в глаза буду говорить, когда и как помрешь. Что, мне уже гадости нельзя делать?!» Вот такая наша Даша, – закончила Лена.

– А еще ребенок, отправить ее обратно, – прямо-таки заскулил дядя Валя. – Хватит с меня канавы.

– Да черт в нее вселился, и все, – сказала Анна Ивановна.

– Не всегда талант чертом объясним, – возразила Лена. – Бабуленька, ты лучше подремли здесь после напряга, а я уж с ней разберусь.

Бабуленька согласилась. Дядя Валя сказал, что уйдет в запой. Алла наконец встрепенулась:

– Леночка, а представь, что много таких будет, уже по большому счету.

Будут заранее знать и про смерть свою родную, и когда бомбежка будет, и когда власть сменится, и про тайные действия, конечно. Вот жизнь будет.

То-то сумасшедший дом! А обычные люди в дураках будут сидеть.

– Если масштаб будет такой, то государство под контроль таких типов возьмет, – ответил дядя Валя.

– Государство само-то с придурью, – вставила Ксюша. – Государство-то из людей состоит.

– Ну, я пошел, – заключил дядя Валя.

И сестры остались одни наедине с Леной.

– Ну, а теперь о чем-нибудь великом надо поговорить, – усмехнулась Лена.

– Не до величия сейчас, Ленусь, – вздохнула Алла. – Мы к тебе как к старшей и мудрой эзотерической сестре пришли. Муж мой исчез, совсем пропал. Помоги.

Лена помрачнела.

– Слышала об этом. Расскажите подробней.

И Алла рассказала – не так уже надрывно, как раньше, но не без тоски.

– Нил Палыч не хочет, чтоб мы влезали в эту историю, но тебе он перечить не будет, – заключила Ксюша. – Никто ничего не знает. И Нил Палыч в том числе. Пуглив стал. Хотел нам что-то важное еще сказать, но и сам куда-то пропал. Одни пропажи кругом. Я сама боюсь провалиться…

– Нежная ты слишком, Сюнька, вот и боишься, – прервала ее Алла.

– Аллочка, ты просто для облегчения души ко мне обращаешься, что ли? – спросила, помолчав, Лена. – Ты же знаешь, что я в таких делах не мастерица. Другие у меня наставники были, и не этому я училась. А теперь уж сама по себе вроде иду… Могу только посоветовать.

– Про что? – спросила Алла.

– Раз Нил Палыч скис, то кто же? – задумалась Лена. – Это ведь глобальное исчезновение, Алла. Ничего не поделаешь. Фундаментально Стасик исчез, а если вернется, то будет ли это Стасик?.. Единственное могу сказать, дамочка тут одна есть, ох потайная, ох потайная… От всей Вселенной может скрыться, не то что от милиции… Но доступ к ней у меня есть, в моих беленьких, нежных ручках…

– Они у тебя, Лен, на мои похожие, – с удовольствием вставила Ксюша.

– Только у меня попухлее.

– Чайку, что ли, выпить теперь, – вздохнула Лена. – Дядя Валя ведь заварил – от запоя им спасается в будущем.

– Хороший чай лучше водки, – заметила Ксюша. – Потихонечку только.

И что же?

Разлили чай. Печенье отсутствовало.

– Я все возьму на себя, – начала Лена. – Как и что – не спрашивайте. К Самой зайти нельзя. Но я дам телефончик и адресок, посидите там, поговорите келейно, по-семейному с ними, а потом и Сама возникнет. Незаметно так.

– Не опасно? – тревожно спросила Ксюша.

– Обижаешь. Что ж, я своих к опасности подведу?

– Опасность, она сама по себе, а друзья и родные – они тоже сами по себе, – вздохнула Ксюшенька. – Опасность, она помимо нас идет.

– Ладно, Ксюш. Я Стасика теперь не то что люблю, но не брошу, – заметила Алла, допивая чай.

– Правда, один сучок в глазах есть, – продолжала Ленуся. – Парень один там есть. В сущности, мальчик лет шестнадцати, но тертый калач. Я попрошу – его приберут к вашему посещению. С ним встречаться нельзя. Пусть себе в другом месте будет.

– Что ж это за тип такой? – спохватилась Алла. – Его, выходит, и видеть нельзя!

– Ни в коем случае. Еще хуже, если он вас увидит.

– Ну и ну. Наверно, хорош.

– Аллочка и Ксюшенька, родные мои, только не беспокойтесь, я вас в обиду не дам, – улыбнулась Лена. – Когда еще я своих подводила? Никогда. Все будет тихонечко. Что за парнишка и в чем его беда, они сами вам скажут. Но его не будет.

– Ну, если его не будет, то хорошо. Главное, что мы будем, – ласково пропела Ксюша.