Собрание сочинений. Том 3. Non-fiction
Шрифт:
P. S.: Чуть не забыл!
ДБ: Илья, год назад вы отказались от премии Ленинского комсомола…
ИК: Ну да… потому что у нас совершенно нет традиции веселых политических шоу. Если бы можно было заказать лауреатский знак в форме шестиконечной звезды, и чтобы председатель комитета по этим премиям Анатолий Иванов ее вручал… А так…
О любви
Жизнь
У меня нет определения любви, у меня есть, скорее, видение, чем определение. Это зрительный образ. Это не определение в том смысле, в котором его обычно понимают в энциклопедиях и словарях. Это зрительный образ. Для меня любовь всегда связана с образом птицы. Почему? Наверное, этому тоже есть свое объяснение, но я пытаюсь не задумываться над этим объяснением. Любовь – это всегда птица. Не обязательно птица, которая летит. Скажем, птица, которая сидит. Допустим, на высоковольтном проводе. Или птица, которая попала в силки. Или птица, которой сломали крылья. Или птица, которая спит. Но всегда птица. У меня почему-то любовь очень сильно связана с перьями, с крыльями, с птичьими глазами, полетом, песней… Наверное, это достаточно обычная поэтическая ассоциация. Сильное чувство. Мне нравится так думать о любви.
Я живу в кругу умников. Умники – они всегда сделаны «накоротке»… им очень трудно даются такие вещи. Поэтому мне приходится чаще смотреть на каких-то литературных, мифологических персонажей, чем на живых людей. Хотя я на 100 % убежден, что такие живые люди существуют. Просто я с ними не знаком в силу того, что я живу не в самой здоровой части общества. Для меня в последнее время идеалом стал тот герой, которого создал Том Хэнкс в «Форресте Гампе». Но таким надо родиться. Я, к сожалению, идиотом не родился. Говорю без всякой иронии. Под идиотом я сейчас не имею в виду того, кто пускает слюни и размазывает сопли. А такого идиота, как Форрест Гамп. И поэтому мне приходится убивать в себе упоение собственными дарами, способностями…
«Я не умный человек. Но я знаю, что такое любовь». (Форрест Гамп.)
Любовь – чувство не для всех. Но и не для избранных. Никто никогда не считал, не пытался заниматься такой статистикой, да это и невозможно, наверное, потому что человек не может доказать другому, любит он или нет – он только сам это может почувствовать. Но наверное, есть (я допускаю такую возможность) люди, которые никогда в жизни не чувствовали себя существами, созданными для полета. Но вряд ли они «рожденные ползать». Скорее всего, они предпочли ползать.
«Наутилус» лег на дно
После двухнедельного тура по городам России Вячеслав Бутусов и компания «похоронят» идею легендарной группы «Наутилус Помпилиус» в Екатеринбурге, там, где коллектив и родился. Проанализировать ситуацию, связанную с вырождением отечественной рок-музыки и распадом «Наутилуса» в частности, попытался Илья Кормильцев, долгие годы писавший тексты для песен группы.
ВП: История легендарной группы закончилась. Это правда?
ИК: И да и нет. «Наутилус» как рок-группа в прежнем понимании безусловно мертв, потому что ни один из авторов песенного материала не заинтересован в дальнейшей работе в этом жанре. Как явление «Наутилус», возможно, будет существовать и выпускать пластинки, но уже с другой музыкой. Это зависит от личного желания Славы Бутусова. Если он придет в себя, закончит со своими духовными метаниями, тогда это все начнет приобретать другие очертания.
ВП: Вы не ностальгируете по периоду, когда «Наутилус» был на пике популярности и собирал стадионы?
ИК: Я ненавижу этот период. Мы потеряли в этот промежуток адекватную себе аудиторию. Люди, которые ходили на стадионы, в большинстве своем ничего не понимали в этих песнях. Или понимали, может быть, 10 % от того, что там было сказано. Уж если они радостно махали красным флагом под песню «Скованные одной цепью»…
ВП: Неужели вы писали настолько сложные тексты?
ИК: По большому счету в текстах «Наутилуса» нет скрытых тайн, для человека грамотного они не такие уж загадочные. Просто публика считывала не те эмоции, которые в них содержались. И вообще вся эта суета по поводу включения группы в круг звезд эстрады очень мешала работать. Для меня никогда не имели значения поклонницы, которые звонят по телефону и писклявыми голосами произносят: «Нам нравится ваша группа!» Это может польстить в 22–24 года. В тридцать лет это просто раздражает, а уж в сорок становится невыносимым. Я всегда был счастлив оттого, что меня никто не знает в лицо. Потому что, как это тяжело и плохо, я убеждался каждый раз, пытаясь прогуляться с Вячеславом Бутусовым по улицам Санкт-Петербурга. Все время приходится стряхивать с себя всяких ненужных людей, как собачек, которые цепляются к штанам.
ВП: Скажите, Илья, последний альбом «Наутилуса», «Яблокитай», записанный с помощью английских музыкантов, – это попытка преодолеть местечковость русского рока и вывести его на международный уровень?
ИК: Думаю, что все уже поняли, что «русский рок» – понятие очень узкое и обреченное на законченность. Это не значит, что никто теперь не будет ничего делать в этом жанре и что народ не будет это слушать и покупать. По большому счету время духовного откровения закончилось. Наш рок уперся рогами в стенку и больше ничего нового не сделает.