Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьба
Шрифт:
Заволновались матросы:
– Как же это, братцы, а?
– Подведем немцев.
Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошел день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чем дело. Решили и они поддержать немцев.
Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.
Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному
Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть – все спят. А бумага, наверное, важная…
Прошелся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.
«Ладно, – решает. – Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам».
Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.
– Ну что тебе? – нехотя отозвался Спирин.
– Бумага.
– Какая еще бумага?
– Немец сунул.
Взял Спирин бумагу, поднес к глазам. Пожал плечами. Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.
– Буди Сомова. Он знает.
Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.
– Да ты давай вслух, – зашумели матросы.
– «Либе геноссен», – прочитал Сомов.
Все стихли.
– Дорогие товарищи, – перевел он на русский язык.
– Ясно. Давай дальше.
– «Данк фюр ойре золидаритэт» – благодарим за солидарность, то есть за помощь, – объяснил Сомов.
– Понятно.
– Ишь ты!
– Правильно!
– Давай дальше.
– «Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!» – прочитал Сомов. – Мы победили. Пролетарии всех стран…
– …соединяйтесь! – выпалил Спирин.
– Верно, – произнес Сомов.
Мало кто из матросов в эту ночь спал.
– Взяла, значит, – радовались они. – Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.
На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с «Петра Великого» ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.
Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжелый ящик, присмотрелся, а немец – тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.
– Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! – прошептал немец.
– Ферайнигт ойх! – повторил Гагин.
Будут – не будут
В середине апреля на завод Полисадова приехала группа бельгийских рабочих. Привезли из Бельгии станки для завода. Вот и прибыли бельгийцы их устанавливать.
Приближалось Первое мая. Русские рабочие договорились в этот день на работу не выходить. Стали думать: а как же бельгийцы?
Одни говорят:
– Будут бельгийцы работать.
– Нет, не будут, – возражают другие.
О том же заспорили и заводские ребята. Колька Зудов за то, что бельгийцы будут работать, Лёнька Косичкин, наоборот, – не будут.
– Не наших они кровей, не поддержат бельгийцы русских, – заявляет Колька.
– А вот и поддержат, – упирается Лёнька.
Спорили, спорили, наконец решили; десять щелчков тому, кто проиграет.
В ночь под Первое мая Лёнька спал плохо. А что, если Колька прав и бельгийцы приступят к работе? Пальцы у Кольки крепкие. Влупит – так будь здоров.
И Кольке не спалось. А ну как прав Лёнька! И хотя Колька щелчков не очень боялся, да неловко будет перед ребятами. Колька любил всегда быть правым.
На следующий день ранним утром помчались ребята к заводу. Были здесь и Колька, и Лёнька, и Лёнькина сестра – рыжая Катька, и еще человек десять.
В семь часов около заводских ворот появились бельгийцы. Вначале группкой в пять человек, потом еще пять, за ними и остальные.
Пересчитали ребята: все тут – двадцать один человек.
– Ну, говорил я? – торжествующе закричал Колька.
– Говорил.
– Подставляй лоб.
Спустились ребята в овражек, укрылись от ветра, засучил Колька рукав.
– Раз, – отсчитывает Колька, – два, три, четыре…
Бьет крепко. Морщится Лёнька, язык прикусил от боли.
– Пять, шесть, семь…
Крепится Лёнька, а слёзы сами из глаз выступают.
– Восемь, девять, десять.
Только ударил Колька десятый раз, как смотрит – мчится сверху Лёнькина сестра, рыжая Катька, кричит:
– Ушли бельгийцы, ушли с завода!
– Как – ушли?!
– А вот так и ушли!
Поднялись ребята из овражка, смотрят – и правда уходят бельгийцы. Впереди пять человек. За ними еще пять. Следом и остальные. Пересчитали ребята: все тут – двадцать один человек.
Лёнька с кулаками на Кольку:
– Говорил я, говорил! Подставляй лоб.
– С какой же это стати? – стал возражать Колька. – Может, они снова вернутся.
Тут за Лёньку вступились ребята:
– Не вернутся они. Не вернутся. Увидели, что наших нет, вот и ушли.
– Подставляй лоб! – опять потребовал Лёнька.
Смирился Колька, подставил…
Возвращались мальчишки домой с распухшими лбами. В поселке встретили отцов.
– Кто же это тебя? – спросил Колькин отец у сына.
– Ну и ну! – подивился Лёнькин отец.
– Это из-за бельгийцев, – вылезла рыжая Катька.
– Как – из-за бельгийцев?
Рассказала девчонка, в чем дело. Рассмеялись рабочие.
– Говорите, не наших кровей. Вот и неверно. Кровь-то у нас пролетарская. Дело-то общее.