Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня
Шрифт:
Я был рад, что я не его адвокат. Я еще раз прочитал корреспонденцию, а именно письмо, в котором ему предлагалось — почти нежно, как мне показалось, — выстроить четырнадцатифутовую кирпичную стену в конце сада, на середине письма меня поразила мысль, наполнившая меня злорадством.
Лакей ввел двух гладко выбритых людей в сюртуках, серых брюках, не бойких на язык. Было почти девять часов, но они, казалось, только что вышли из ванны. Я не мог понять, почему старший и более высокий из них выразительно взглянул на меня и пожал мне руку с горячностью, не свойственной англичанам.
— Это упрощает положение, —
— Боюсь, что мои услуги бесполезны. Может быть, мистер Фольсом переговорит с мистером Серджентом о деле.
— Для этого-то я здесь, — сказал Вильтон.
Юрист приятно улыбнулся и сказал, что не видит причины, почему бы не поговорить спокойно и не уладить дела в две минуты. Он сел напротив Вильтона с самым успокаивающим видом. Товарищ его вывел и меня на сцену. Таинственность усиливалась, но я кротко последовал за ним и услышал, что Вильтон говорит с беспокойным смехом:
— У меня сделалась бессонница от этого дела, мистер Фольсом. Покончите с ним так или сяк, ради Бога!
— А! Очень он страдал этим последнее время? — спросил меня мой сосед, предварительно откашлявшись.
— Право, не могу сказать, — ответил я.
— Так, вероятно, вы недавно приняли на себя это занятие?
— Я приехал сегодня вечером. У меня, собственно, нет здесь никакого занятия.
— Я понимаю. Только чтобы наблюдать за ходом событий… в случае…
Он кивнул головой.
— Вот именно. В наблюдении, в сущности, все мое занятие.
Он снова слегка кашлянул и перешел к делу.
— Ну, я спрашиваю только ради осведомления, находите вы эти идеи навязчивыми?
— Какие идеи?
— Или периодически изменяющимися? Это очень любопытно, но верно ли я понимаю, что тип их изменяется? Например, мистер Серджент верит, что он может купить Большую Бухонианскую дорогу.
— Ведь он вам писал об этом?
— Он сделал предложение Компании — на пол-листа бумаги из записной книжки. Неужели теперь он впал в другую крайность и считает себя в опасности сделаться нищим? Странная экономия в бумаге показывает, что какая-то идея в этом роде могла мелькнуть в его голове, две идеи могут уживаться вместе, но это нечасто бывает. Как вам известно, иллюзия богатства — мания величия, как называют это, кажется, наши друзья французы — обыкновенно исключает все другие.
Я услышал слова Вильтона, говорившего в конце кабинета своим лучшим английским голосом:
— Дорогой сэр, я уже двадцать раз объяснял вам, что хотел достать жука к обеду. Предположите, что вы оставили дома какой-нибудь важный документ.
— Это проявление хитрости очень многозначительно, — пробормотал мой коллега. — Посмотрите, как он настаивает на своем объяснении.
— Конечно, я очень рад встретиться с вами, но если бы вы прислали сюда к обеду вашего председателя, я покончил бы дело в полминуты. Я мог бы купить у него Бухонианскую, пока ваши клерки пересылали мне это.
Вильтон тяжело опустил руки на синие и белые письма. Адвокат встал.
— Говоря откровенно, — сказал он, — совершенно непонятно — даже если бы дело шло о самых важных документах, — как можно останавливать экспресс, идущий в три сорок, — «Индуну», нашу «Индуну», дорогой сэр.
—
— Я не могу понять, чего вы желаете, — говорил Вильтон адвокату.
— Она не должна быть более четырнадцати футов в высоту — действительно, удобное сооружение, а на солнечной стороне можно будет выращивать персики. — Адвокат говорил непрофессиональным тоном. — Мало что может быть приятнее, чем наблюдать, так сказать, за своим виноградником и фиговыми деревьями в полном цвету. Подумайте о прибылях и удовольствии, которые вы получите. Если бы вы нашли способ устроить это, мы обсудили бы все детали с вашим адвокатом, и возможно, что Компания взяла бы на себя часть издержек. Я надеюсь, что достаточно выяснил это дело. Если вы, дорогой сэр, заинтересуетесь постройкой стены и будете настолько любезны, что сообщите фамилии ваших поверенных, то уверяю вас, что вы не услышите больше ничего о Большой Бухонианской.
— Но почему я должен обезобразить мою лужайку новой кирпичной стеной?
— Серый камень чрезвычайно живописен.
— Ну, серый камень так серый камень. Почему, черт возьми, я должен воздвигать вавилонские башни только потому, что я — один раз — задержал один из ваших поездов?
— В его третьем письме были очень странные выражения, — шепнул мне на ухо мой собрат. — Морские впечатления сталкивались с сухопутными. В каком удивительном мире он жил и еще будет жить, прежде чем опустится занавес. И такой молодой, такой молодой!
— Ну, если желаете, чтобы сказал вам на чистом английском языке, я готов скорее на все, чем согласиться на стеностроительство по вашему приказанию. Можете доводить это дело до Палаты лордов, и брать обратно, и получать постановления хоть величиной в целый фут, если желаете, — горячо сказал Вильтон. — Боже мой, ведь я же сделал это только раз!
— В настоящее время у нас нет никакой гарантии, что вы не сделаете этого снова, а при нашем движении мы должны в интересах пассажиров требовать гарантии в какой бы то ни было форме. Тут не должно быть прецедента. Всего этого можно было бы избежать, если бы вы направили нас к вашему официальному поверенному.
Адвокат с умоляющим видом оглядел комнату.
— Вильтон, — сказал я, — можно мне попробовать?
— Все что хотите, — сказал Вильтон. — По-видимому, я не умею говорить по-английски. Но все же я не построю стены. — Он откинулся в кресле.
— Джентльмены, — решительно проговорил я, так как предвидел, что доктор долго не поймет, в чем дело, — мистер Серджент имеет очень большое влияние на главнейшие железные дороги своей страны.
— Своей страны? — сказал адвокат.