Собрание сочинений. Том 4

де Вега Лопе Феликс Карпио

Педро

Хорош секрет!

Турин

На Нису рассердившись, он В Финею сделался влюблен, Да так, что с ним и сладу нет. Сейчас толкует он с папашей. Договорятся ли — вопрос.

Лауренсьо

Он этим мне афронт нанес.

Турин

Какой же?

Лауренсьо

А условье наше? Он обещал расстаться с нею.

Турин

И

слово сдержит он, сеньор, На ней женившись.

Лауренсьо

Что за вздор?

Турин

Ведь он берет не ту Финею, Которую мы знали встарь, А новую совсем девицу.

Лауренсьо

Что?

Турин

Прежде знали вы тупицу, Несмысленную вроде тварь. Ну, а теперь мозги в порядке, В ней дурости нет и следа. Неузнаваема.

Лауренсьо

О да!

Турин

А значит, с нас и взятки гладки.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Лауренсьо, Педро.

Лауренсьо

Что ж, следовало ожидать. Когда в ней пробудились разом Живое чувство, светлый разум — Не мог Лисео не понять: Вот где сокровище для мужа. Решил он к ней вернуться вновь,— Теперь она внушать любовь Вполне способна.

Педро

И к тому же Кому не лестно стать богатым? От дуры воротил он нос, А поумнела — и возрос В нем интерес к ее дукатам.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же и Финея.

Финея

Мне Клара только что сказала, Что Лауренсьо здесь. Мой бог! Не чуя под собою ног, От батюшки я убежала. Но знаю я без слов, и так, Любимый близко иль далеко: Моя душа тысячеока, И виден ей твой каждый шаг. Моя любовь с тобою рядом Повсюду ставит зеркала, Чтоб за тобою я могла Следить своим влюбленным взглядом. Я образам иным чужда. В моих глазах, восторгом полных, Лишь ты один. Я — как подсолнух, Что к солнцу обращен всегда. Везде мне видится твой лик — В стекле, на глади водоема… На улице ль, в саду ли, дома — С тобой я вместе каждый миг.

Лауренсьо

Ах, Финея! Если б только Бог не внял моей молитве И не просветил твой разум, Был бы я стократ счастливей. Я в простушке был уверен, Умницу ж теряю ныне. Горько! Разве за премудрость Женщины милы мужчинам? Разве от тебя я жду Философских манускриптов? Разве жду твоих советов По моим судебным искам? Нет! Пришлась мне по душе Простота твоя, наивность: Пастырем быть должен муж, А жена — овечкой смирной. Женщинам не так уж много Понимать необходимо: Чтобы умной быть женою, Надо

лишь не быть болтливой. Слышим мы порой, как с жаром Благородные девицы О любви и об измене Философствуют в гостиных. Но для матери семейства Сдержанность в речах прилична: Слово — серебро, молчанье — Золото, как говорится. Прояснил я разум твой — И взгляни, что получилось: Зависть я внушил Лисео, Предпочел тебя он Нисе, К твоему пошел отцу, Чтоб назначить день женитьбы! Знал бы я, тебе у бога Просветленья не просил бы.

Финея

В чем, скажи мне, Лауренсьо, Пред тобой моя провинность? Всем, чему (как ты считаешь) Удалось мне научиться, Я обязана стремленью До тебя себя возвысить. Говорить ты стал со мною — И в моих речах есть мысли; Чтоб твои прочесть посланья, Начала читать я книги; Я писать училась, чтобы Отвечать тебе на письма. Кто учитель мой? Любовь! А премудрость в чем? В любимом. На меня не обижайся…

Лауренсьо

Нет, я на судьбу в обиде. Раз уж умница теперь ты, Посоветуй: как спастись нам?

Финея

Легче легкого.

Лауренсьо

А все же?

Финея

Прежде надо мной, тупицей, Все, и в том числе Лисео, Лишь безжалостно глумились. А когда я поумнела, Вздумал он на мне жениться. Стоит поглупеть мне вновь, Стану вновь ему противна.

Лауренсьо

Что ж, ты притворишься дурой?

Финея

Лишь вернусь к тому, что было: И слепой найдет дорогу, Возвращаясь в край родимый. А к тому же так притворство В женщинах укоренилось, Что морочим мы мужчин И в утробе материнской.

Лауренсьо

До рождения?

Финея

А разве Ты о том еще не слышал? Рассказать?

Лауренсьо

Тебе внимаю С нетерпеньем. Говори же.

Финея

Часто в материнском чреве, И на свет не появившись, Вводим мы в обман отца, Ждущего рожденья сына. Пребывает он, бедняга, В ожидании счастливом И супругу осыпает Он подарков щедрым ливнем: Будет, думает, кому Майорат отдать и титул. [76] А рождается девчонка — И ни славы, ни прибытку. Вот как мы мужчин морочим Даже в лоне материнском.

76

Будет, думает, кому Майорат отдать и титул. — Майоратом называлась неделимая часть наследства дворянина, которая вместе с титулом наследовалась старшим сыном, а в случае отсутствия сыновей — мужем старшей дочери.