Собрание сочинений. Том 5. Богатырские фамилии
Шрифт:
Сталинградский Данко – назвали его товарищи. Таким он вошел в историю.
Комсомольцы
Как-то в минуту отдыха в окопах на сталинградских высоких кручах собрались бойцы-комсомольцы.
Слово за словом порассуждали о том о сем. О боях, о погоде, о письмах из дома, о старшине, о командире взвода. О «катюшах», начпроде, о новых советских танках, о статьях в дивизионной своей газете. Потом помолчали, посидели, покурили и вдруг заговорили о том, есть ли уважительная причина,
– Нет, – большинство сказало. – Нет для комсомольца таких причин.
И все же один нашелся.
– Нет, есть, – заявил один.
Повернулись к нему другие.
– А вдруг как ранен? – сказал боец.
– Комсомолец и здесь не покинет боя! – сказали ему другие.
– А вдруг как в желудке резь?
– Перетерпит, – бойцы сказали.
– А вдруг как вызвали срочно в штаб? – не сдается солдат упрямый.
– Так кто же вызовет с места боя?
– А вдруг!.. А вдруг… – наседает опять солдат.
– Пошли к комсоргу, да что тут спорить, – кто-то тогда сказал.
– Верно, пошли к комсоргу.
Пошли комсомольцы к комсоргу. К комсомольскому организатору. О споре своем рассказали.
Выслушал их комсорг.
– Уважительная причина? – переспросил.
– Уважительная.
– Есть! – заявил комсорг.
– Уважительная?!
– Уважительная.
Торжествует упрямый спорщик:
– Так что же я вам говорил?!
– Есть такая причина, – сказал комсорг. Посмотрел на молодых бойцов: – Есть. Эта причина – смерть.
В тот же день в окопах на волжских высоких кручах состоялось комсомольское собрание. Было оно недлинным.
Вот протокол собрания.
Слушали: О поведении комсомольцев в бою.
Постановили: В окопе лучше умереть, но не уйти с позором.
Вопрос к докладчику: Существуют ли уважительные причины ухода с огневой позиции?
Ответ: Из всех оправдательных причин только одна будет приниматься во внимание – смерть.
Закрылось собрание. Не до длинных было тогда собраний. Бой ожидал молодых бойцов.
Добрый знакомый
Запомнился танк рабочим. Добрым знакомым стал.
Бои идут рядом с тракторным заводом. Стараются фашисты захватить Сталинградский тракторный. Бьют по заводу из пушек. Бомбят его с воздуха. Однако стоит, держится тракторный. И не только держится, но и работает. Там, где цеха разрушены, работа идет под открытым небом. Стоят у станков слесари, токари, механики. А рядом стоят винтовки. Если возникнет нужда, к бою готовы рабочие.
Гудит, шумит, не умолкает Сталинградский тракторный. Кипит работа и днем и ночью. Только, конечно, не тракторы выпускает сейчас завод. Стал он заводом танковым. Привозят сюда подбитые, искалеченные, обгоревшие танки. Возвращают им жизнь рабочие.
Прибуксировали как-то на завод и танк под номером 214. Восстановили его рабочие. Отремонтировали. Ушел он снова на поле боя.
Прошло несколько дней. Снова подбитые танки прибыли на завод. Глянули рабочие – среди них тот самый, 214-й.
– А-а, старый знакомый. Здравствуй! – приветствуют танк танковые мастера.
Восстановили рабочие танк. Загудел опять его мотор. Ушел за заводские ворота, отважно ринулся снова в бой.
Все жарче, жарче кругом сражения. Справа и слева, среди рвов и оврагов, среди ближних холмов и курганов и дальше за ними, куда лишь хватает глаз, грохочет пламя огромной битвы.
Снова проходит несколько дней. И снова рабочие на заводском дворе видят танк 214-й. На башне трещина. Накренился на правую сторону: перебита у танка гусеница. Узнали знакомца рабочие.
– Что же ты, старина?
– Да так уж случилось, – ответил танк.
Подлечили рабочие танк. Швы на броню положили. Надели новую гусеницу.
Кивнул благодарно, прощаясь, танк. И снова туда, где вскипает битва. Бьется отважно танк. Бросается в самую гущу схваток. Смело идет на фашистские пушки. Давит, утюжит фашистских солдат. Прикрывает своих броней, словно рыцарь щитом и латами.
Снова проходит день. Все сильнее, сильнее битва. В ранах опять и шрамах пересекает заводские ворота танк. Пригнулся он весь, ссутулился. Башню склонил, как голову. Казалось, перед рабочими извиняется.
– Не грусти, старина, – говорят мастера. – Всякое в жизни бывает.
– Как же таким я в бой?
– Подлечим, браток, подлечим.
Вновь воскресили рабочие руки танк. Полная сил и задора, уходит машина в бой. Смотрят рабочие танку вслед.
– Нашивки б ему за ранения. Орден ему за подвиги.
И танк о рабочих думает: «Памятник им в века за их золотые руки».
Знаменитый дом
Удивителен этот дом. Стоял он в городе, в самом центре. Бомбили его фашисты. Стоял, не сдавался дом. Прямой наводкой из пушек в него стреляли. Стоял, не сдавался дом. Минометным огнем, словно дождем, поливали фашисты дом. Стоял он, как дуб на ветру, не сдавался. Не пал на колени дом.
Защищали его солдаты огромной нашей страны. Здесь русский рядом стоял с казахом. Вместе бились украинец, грузин, узбек. Абхазец, таджик, татарин воду из общей фляжки пили.
Соберутся, бывало, солдаты в недолгий момент затишья. Присядут в солдатский круг.
О просторах родной России, о далекой любимой лесной стороне вспоминает боец Александров. О шири казахских родных степей вспоминает казах Мурзаев. О милой Казани, о Казанке-реке речь заводит татарин Рамазанов. Высоки на Памире горы. Бездонны в горах ущелья. О милых сердцу, родных горах песнь запевает таджик Турдыев. Могуч, и широк, и приволен Днепр. Об Украине родной, об ее колосистых полях и нивах украинца Глущенко думы. О ласковом солнце, о ласковом ветре, о ласковом небе, о ласковом море вспоминает грузин Мосиашвили. Родные арыки и белого хлопка поля представляет узбек Тургунов.