Собрание сочинений. Том 5

Павленко Петр Андреевич

Да и принцип рождения городов стал другим. Военный пост, крепостичка, корчма, перевальный пункт — не то, не то теперь зародыш города. Города растут из заводов. Романист сказал бы: «Каждый завод хочет вырасти в большой город».

На уральском железе, из рудников, вырос Свердловск, на нефтяных промыслах создавался Баку, на золоте — Благовещенск.

Комсомольск родился потому, что чудовищно богатому краю, девственному, как будто он только что найден каким-нибудь предприимчивым Ливингстоном, до крайности нужен городской центр на новых путях с запада на восток и с юга на север, которые то тут, то там уже тянутся по тайге. Там — лес и золото, там — руды. В Амуре — рыба, и, наконец, Амур — путь в Тихий океан.

Бытие Комсомольска наполняет гигантский завод. Темпы развития завода в город уплотнены так, что оба эти этапа слились в один.

Город начал жить раньше, чем был создан завод, а это уплотнило и темпы дальнейшей его жизни и деятельности, реально предвиденные гением партии.

За первым судостроительным заводом, положившим начало Комсомольску, следуют другие заводы. Дороги пронзают тайгу отовсюду, ища Комсомольск. Самолет, идя на север, глядит на огни Комсомольска, как на маяк. Вся тайга скоро соберется к нему с востока и запада, с юга и севера, таща меха, рыбу, золото и минералы.

То, что мы называем Дальним Востоком, на две-три Бельгии больше американского Дальнего Запада и могущественнее на несколько Польш. Мы называем Дальневосточным краем несколько стран, только начинающих свое существование или готовых его начать. Они стоят в лесах, как строящийся дом, на камне необжитых горных хребтов, на смутно известных реках. Узкая полоса края вдоль Уссурийской железной дороги до Владивостока и от него к северу по берегу моря, до устья Амура, — лишь оборка, лишь кайма страны. Именно она-то и называлась Дальним Востоком до сего времени.

Но прошли корабли арктическим океаном, окрепла Камчатка, на Сахалине выросло поколение пионеров, рожденное от комсомольцев первых лет освоения острова, — и та неизвестная земля, что простиралась от Хабаровска к северу, за Амур, до Чумигана, до Шантарского моря, стала жилой и деятельной.

Для этой новой стороны, в тайге на много дней вокруг, рождается великий город.

2

И запируем на просторе.

А. Пушкин

…Март 1933 года был особенно яр — когда треснули ледяные дороги на Амуре, а воздух из-за метелей и бурь был непроезжим до неизвестных сроков. Тогда комсомольцы-шоферы пробились в Хабаровск по топкому, ломкому льду, ведя машины на полметра в воде. Это был героизм непревзойденного класса, если знать здешние стужи, ветры и расстояния.

В июне бригадой Смородова заложен был первый кирпич будущего завода. И снова бараки, поселки, жилье, и снова приходят люди — в декабре 1933 года.

Город еще не построен, но будущий вид его очевиден. Центром его станет огромный судостроительный завод. Широкая и пустынная площадь, окруженная котловинами, — всего только часть строительной площадки первой очереди. Постепенно исчезают бараки. Кое-где намечены уже улицы без названий и почти без домов, улицы фундаментов и улицы материалов. Навсегда останется набережная, и, быть может, останутся избы — черные низкие избы старой деревни, и их оденут в стекло на память потомству. Узкие тропы сложатся в улицы с именами здешних героев, а там, где торчат низенькие березовые пеньки, вместо удивительной березовой рощи, изгнанной топорами первых строителей, развернется сад, каких еще не знала тайга, — сад северных яблонь и вишен, где каждое дерево будет названо именем человека, строителя города.

Цветущий памятник героизму комсомольцев и стариков, величиной в несколько квадратных километров, будет, может быть, именно здесь — вместо площади необыкновенной раздольности, широкой, как озеро с пропадающими вдали берегами, которая проносится как раз в тех местах, где в прошлом году, еще утопали люди.

Небольшое, отлично отрегулированное землетрясение круглые сутки работает на берегах Селинского озера. Это взрывают мерзлый грунт, и пар стоит в воздухе над теплой вывороченной землей. Повсюду заготовка мостов и дамб. Под землей и на земле, в воздухе и на воде — тысячи незаконченных строительных форм. На пустырях, покрывших собой старые болота и чащи, торчат шесты с фанерными досками: «Дадим 120 процентов».

Мы не ленивы и любопытны (не в пример нашим дедам при Пушкине), но забываем о многом, думая, что делаем мелочи, а большое будет далеко впереди. Множество героических мелочей забывается без истории. Какие сто двадцать процентов?.. Чего?..

Играя руками, милиционер пропускает на перекрестках улиц автомобили, автокары, катки, подводы, аэросани и нарты, запряженные собаками.

Март 1934 года перекликается в героизме с мартом прошлого года, когда ездили по весеннему амурскому льду, качаясь на тонущих льдинах.

Но этот март оказался страшнее, и потому одолен был с героизмом, который накануне еще и не снился самым смелым ребятам.

По-прежнему заедал и заедал лес, его нужно доставлять по глубокому снегу из далеко отбежавшей тайги к месту постройки. Тогда вырубают во льду Амура семидесятисантиметровую борозду от лесозаготовок до города, длиной в семь километров, наливают ее водой при помощи шлангов и начинают зимний сплав леса по искусственному каналу.

История одного этого подвига потрясающа по простоте, изобретательности и выдержке и стоит многих наших романов, сочиненных от скуки или в оправдание давно просроченных договоров.

Героика марта начала год. В апреле заработал бетонитовый завод, заканчивалось строительство районной электрической станции. В мае — июне сооружалась теплоэлектроцентраль, закладывались цехи будущего завода, торопились бетонить доки.

В июле вошли в строй один за одним глино-кальцированный, бетонитовый и кирпичный заводы, в сентябре — водопровод, в октябре — теплоэлектроцентраль и кое-какие цехи. Народу было около двадцати тысяч.

Вслед за новыми основателями города — комсомольцами — пришли люди без возрастов, иногда седые, лысые, люди, носящие знатные фамилии, везущие свою славу от Свирьстроя, Днепростроя, Кузбасса. Это были опытные герои законченных строек, гроссмейстеры бетона и монтажа. Они уже не раз закладывали города.

Рождались дети в этом удивительном городе. Их теперь две тысячи, и цифрой этой не без гордости хвалятся, как корпусами завода.

Да, дети рождались в этом городе.

Живописный, литературный мороз Джека Лондона ничто в сравнении с тем, что получается в жизни. Мороз в действительности — явление менее живописное и более страшное. Человек как бы выворочен наизнанку и касается холода своим сердцем и легкими.

Но дети рождались и в зимы. Они не ждали уютных коттеджей, что красуются нынче в первом квартале нового советского города, но торопились родиться в шалашах и бараках, одним своим появлением подстегивая и так неповторимые темпы строительства.