Собрание сочинений. Том 5

Энгельс Фридрих

Как могла бы, например, «Neue Rheinische Zeitung», не отрекаясь целиком от своего прошлого, обратиться к немецкому народу с таким призывом:

«Объединяйтесь вокруг таких людей, которые высоко держат и верно хранят знамя народного суверенитета, вокруг крайних левых во Франкфурте-на-Майне; помогайте словом и делом мужественным вождям республиканского восстания».

Мы неоднократно заявляли, что мы не «парламентский» орган и не боимся поэтому время от времени навлекать на свою голову гнев даже крайних левых из Берлина и Франкфурта. Мы призывали господ из Франкфурта примкнуть к народу, но никогда не призывали народ примкнуть к господам из Франкфурта. А «мужественные вожди республиканского восстания» — где они, кто они? Геккер, как известно, в Америке, Струве в тюрьме. Остается Гервег? Редакторы «Neue Rheinische Zeitung» и, в частности, Карл Маркс решительно выступали на открытых народных собраниях против парижского

предприятия Гервега^[267], не боясь навлечь на себя недовольство возбужденных масс. Они были, как и следовало ожидать, взяты за это в свое время под подозрение утопистами, которые по ошибке считали себя революционерами (ср., между прочим, «Deutsche Volkszeitung»^[268]). Неужели же теперь, когда наши предсказания были уже не раз подтверждены событиями, мы должны присоединиться к людям противоположных нам воззрений?

Но будем справедливы. Г-н Геккер, государственный прокурор, еще молодой сотрудник нашей газеты. Новичок в политике, как и новичок в естественных науках, подобен живописцу, знающему только две краски, белую и черную, или, если угодно, черно-белую и красную. Более тонкие различия в пределах каждой espece^{172} открываются только искушенному и опытному взору. И к тому же, разве г-н Геккер не находился под властью навязчивой идеи «конституировать» главного редактора «Neue Rheinische Zeitung» Карла Маркса — навязчивой идеи, которую не мог расплавить огонь чистилища следственных органов, а также судебной палаты и апелляционного сената и которую следует поэтому признать огнеупорной навязчивой идеей?

Величайшим завоеванием мартовской революции бесспорно является, говоря словами Брута-Бассермана, «господство благороднейших и лучших» и их быстрое восхождение по ступеням этого господства. Мы надеемся поэтому, что и заслуги нашего уважаемого сотрудника, г-на государственного прокурора Геккера, вознесут его на вершины государственного Олимпа, подобно тому как белоснежные голуби, запряженные в колесницу Афродиты, с быстротой молнии возносили ее на Олимп. Наше правительство, как известно всякому, конституционно. Пфуль бредит конституционализмом. В конституционных государствах существует usus^{173} внимательно прислушиваться к пожеланиям оппозиционных газет. Мы не сойдем, стало быть, с конституционной почвы, если посоветуем правительству предоставить нашему Геккеру вакантное место дюссельдорфского обер-прокурора. Дюссельдорфский прокурор г-н Аммон, который, насколько нам известно, пока еще не заслужил медали за спасение отечества, тотчас же заставит почтительно смолкнуть свои собственные притязания, если они у него есть, перед лицом более высоких заслуг. Если же г-н Хеймзёт сделается, как мы надеемся, министром юстиции, мы предложили бы г-на Геккера на пост помощника генерального прокурора. Но мы считаем, что г-н Геккер способен на большее. Г-н Геккер еще молод. И как говорит иной русский: царь велик, бог еще выше, но царь-то ведь еще молод.

Написано К. Марксом 28 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 129, 29 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

«ВОЗЗВАНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО КОНГРЕССА К НЕМЕЦКОМУ НАРОДУ»

Кёльн, 2 ноября. Ниже мы помещаем воззвание «демократического конгресса»^[269]

К НЕМЕЦКОМУ НАРОДУ!

В течение долгих позорных лет немецкий народ стонал под игом деспотизма. Кровавые события в Вене и Берлине давали основание надеяться, что одним ударом будут осуществлены свобода и единство немецкого народа. Этому развитию воспрепятствовали дьявольские происки достойной проклятия реакции, стремящейся обманным путем лишить героический народ плодов его грандиозного восстания. Вена — эта главная твердыня немецкой свободы — в настоящее время находится в величайшей опасности. Она стала жертвой козней все еще могущественной камарильи, и на нее вновь хотят наложить оковы тирании. Но благородное население Вены восстало как один человек и бесстрашно выступило против вооруженных орд своих поработителей. Дело Вены есть дело Германии, есть дело свободы. С падением Вены старый деспотизм более чем когда-либо поднимет голову, в то время как с победой Вены он будет уничтожен. От нас, немецкие собратья, зависит не допустить гибели свободы в Вене, не дать ей стать жертвой военной удачи варварских орд. Самый священный долг немецких правительств — употребить все свое влияние, чтобы спешно оказать помощь находящемуся в опасности братскому городу; но вместе с тем самый священный долг немецкого народа — в интересах своей свободы, в интересах своего собственного спасения принести любую жертву ради спасения Вены. Нельзя допустить,

чтобы позор тупого равнодушия тяготел над нами в тот момент, когда на карту поставлено все самое дорогое. Поэтому мы призываем вас, собратья, чтобы каждый из вас сделал все, что в его силах, для спасения Вены от гибели. То, что мы сделаем для Вены, мы сделаем для Германии. Придите сами на помощь! Люди, которых вы послали во Франкфурт, чтобы установить свободу, со злобной насмешкой ответили отказом на призыв прийти на помощь Вене. Теперь дело за вами! Требуйте со всей настойчивостью и непреклонностью от своих правительств, чтобы они подчинились вашему большинству и спасли дело немецкого народа и дело свободы в Вене. Спешите! Вы — сила, ваша воля — закон! Вперед! Вперед, люди свободы, во всех немецких землях и в других местах, где идеи свободы и гуманности зажигают благородные сердца! Вперед, пока еще не поздно! Спасите свободу Вены, спасите свободу Германии. Современники будут восхищаться вами, потомки вознаградят вас бессмертной славой!

29 октября 1848 г.

Демократический конгресс в Берлине

Это воззвание подменяет отсутствие революционной энергии проповедническим пафосом нытиков, за которым кроется явное убожество мысли и чувства.

Вот несколько примеров!

Воззвание ожидало, что мартовские революции в Вене и Берлине «осуществят единство и свободу» немецкого народа «одним ударом». Другими словами: воззвание мечтало об «одном ударе», который сделал бы излишним для немецкого народа «развитие» с целью осуществления «единства и свободы».

Однако тут же вслед за этим фантастический «один удар», заменяющий развитие, превращается в «развитие», которому воспрепятствовала реакция. Фраза, сама себя уничтожающая фраза!

Мы уж не говорим об однообразном повторении одной и той же главной темы: Вена в опасности, а вместе с Веной в опасности и свобода Германии; помогите Вене, тем самым вы поможете себе! Эта мысль не облекается в плоть и кровь. Одна и та же фраза варьируется на все лады до тех пор, пока она не превращается в целую проповедь. Отметим лишь, что искусственный, ложный пафос всегда сбивается на такого рода неуклюжую риторику.

«От нас, немецкие собратья, зависит не допустить гибели свободы в Вене, не дать ей стать жертвой военной удачи варварских орд».

И как же нам это сделать?

Прежде всего с помощью обращения к чувству долга «немецких правительств». C'est, incroyable!^{174}

«Самый священный долг немецких правительств — употребить все свое влияние, чтобы спешно оказать помощь находящемуся в опасности братскому городу».

Кого же должно послать прусское правительство против Ауэршперга, Елачича и Виндишгреца — Врангеля, или Коломба, или принца Прусского? Разве «демократический» конгресс имел право хотя бы на минуту стать на эту детски наивную и консервативную точку зрения в отношении немецких правительств? Имел ли он право хотя бы на минуту отделять дело и «самые священные интересы» немецких правительств отдела и интересов «хорватского порядка и свободы»? Правительства будут самодовольно улыбаться по поводу этих девических мечтаний.

А народ?

Народ в общем призывается «принести любую жертву ради спасения Вены». Прекрасно! Но «народ» ждет от демократического конгресса определенных требований. Кто требует всего, тот ничего не требует и ничего не получает. Определенное же требование, самая суть, заключается в следующем:

«Требуйте со всей настойчивостью и непреклонностью от своих правительств, чтобы они подчинились вашему большинству и спасли дело немецкого народа и дело свободы в Вене. Спешите! Вы — сила, ваша воля — закон? Вперед!»

Допустим, что благодаря грандиозным народным демонстрациям удалось бы добиться от правительств принятия официозных мер к спасению Вены — в таком случае мы были бы осчастливлены вторым изданием «штейновского приказа по армии». Пытаться использовать нынешние «немецкие правительства» в качестве «спасителей свободы», — как будто они не выполнили своего истинного назначения, своего «самого священного долга» архангелов Гавриилов «конституционной свободы», участвуя в общеимперских экзекуциях? «Демократический конгресс» должен был бы молчать о немецких правительствах или же ему следовало бы беспощадно разоблачить их тайный сговор с Ольмюцем и Петербургом.

Хотя воззвание рекомендует «спешить» и в действительности нельзя терять времени, гуманистическая фразеология уносит его за пределы Германии, за пределы всяких географических границ в космополитическую иллюзорную страну «благородных сердец» вообще!

«Спешите! Вперед! Вперед, люди свободы, во всех немецких землях и в других местах, где идеи свободы и гуманности зажигают благородные сердца!»

Мы не сомневаемся, что даже в Лапландии имеются такие «сердца».

В Германии и в других местах! Разражаясь подобными совершенно неопределенными фразами, «воззвание» обнаруживает свою подлинную сущность.