Собрание сочинений. Том 5

Энгельс Фридрих

Чувство приличия заставило законодателей включить в § 1 следующую конституционную фразу:

«Гражданское ополчение имеет назначение охранять конституционную свободу и законный порядок».

Чтобы вполне соответствовать «смыслу этого назначения», гражданское ополчение не должно, однако, ни думать, ни говорить об общественных делах, ни обсуждать их, ни выносить решения (§ 1), ни устраивать собраний, ни браться за оружие (§ 6), вообще не должно подавать ни малейших признаков жизни без разрешения властей предержащих. Не гражданское ополчение «охраняет» конституцию от властей, а власти охраняют конституцию от гражданского ополчения. Согласно § 4, гражданское ополчение должно слепо «следовать приказу властей», воздерживаться от всякого вмешательства «в действия общинных, административных и судебных властей» и отказаться от всяких рассуждений. В случае «отказа»

от пассивного повиновения г-н регирунгспрезидент может «отстранить» гражданское ополчение «от несения службы» на 4 недели (§ 4). Если же оно навлечет на себя высочайшее недовольство, то «по королевскому указу» оно может быть «отстранено от несения службы» на «6 месяцев» или может даже быть совсем «распущено» и только через шесть месяцев оно должно быть заново сформировано (§ 3). Итак (§ 2), «в каждой общине королевства должно быть учреждено гражданское ополчение», если только г-н регирунгспрезидент или король не сочтут нужным распорядиться иначе в каждой общине. Если государственные дела не подлежат «ведению» гражданского ополчения, то, наоборот, гражданское ополчение «подлежит ведению министра внутренних дел», т. е. министра полиции, который является его естественным начальником и «по смыслу своего назначения» — верным Эккартом^[147] «конституционной свободы» (§ 5). Пока гражданское ополчение не призывается г-н ом регирунгспрезидентом или другими господами чиновниками к «охране конституционной свободы», т. е. к исполнению предписаний своих господ начальников, т. е. к несению службы, его настоящее назначение сводится к выполнению воинского устава, составленного каким-нибудь королевским полковником. Воинский устав — это его magna charta^{79}, для охраны и выполнения которой оно, так сказать, и создано. Да здравствует воинский устав! Наконец, включение в ряды гражданского ополчения дает повод заставить каждого пруссака «в возрасте от 24 до 50 лет» принести следующую присягу:

«Клянусь в верности и повиновении королю, конституции и законам королевства».

Бедная конституция! Как робко, застенчиво и по-мещански скромно, в какой униженной позе примостилась она между королем и законами. Сначала идет роялистская присяга, присяга любезных верноподданных, затем конституционная присяга, а под конец следует присяга, не имеющая уже никакого смысла, — кроме легитимистского, — как будто наряду с законами, которые исходят из конституции, существуют еще и другие законы, обязанные своим происхождением королевскому всевластию. И вот почтенный гражданин оказывается целиком, с головы до ног, — «в ведении министерства внутренних дел».

Этот честный человек получил оружие и мундир под условием, что он прежде всего откажется от своих основных политических прав, права союзов и пр. Поставленная передним задача охранять «конституционную свободу» «по смыслу своего назначения» решается таким образом, что он обязан слепо повиноваться распоряжениям властей и что самую обыкновенную, признаваемую даже в абсолютных монархиях гражданскую свободу он заменяет пассивным, безвольным, безликим солдатским повиновением. Превосходная школа, — как говорил г-н Шнейдер в согласительном собрании, — для воспитания будущих республиканцев! Во что превратился наш гражданин? В нечто среднее между прусским жандармом и английским констеблем. Но за все его потери утешением ему должен послужить воинский устав и сознание, что он подчиняется приказу. Вместо того чтобы растворить армию в народе, не оригинальнее ли растворить народ в армии?

Поистине необычайное зрелище — это претворение конституционных фраз в прусскую действительность!

Если пруссачество приспособляется к конституционализму, то почему бы и конституционализму не приспособиться к пруссачеству? Бедный конституционализм! Честные немцы! Они так долго жаловались, что не выполняются «самые торжественные» обещания! Скоро они будут испытывать только один страх — страх, как бы действительно не осуществились эти торжественные обещания! Народ наказывают тем же, par ou il a peche^{80}. Вы требовали свободы печати? Вот вы и будете наказаны свободой печати и получите цензуру без цензоров, цензуру с помощью прокуратуры, цензуру с помощью закона, который считает, что печать «по смыслу своего назначения» должна интересоваться всем, но только не начальством, непогрешимым начальством, — цензуру тюрем и денежных штрафов. Подобно тому, кар; олень жаждет свежей воды, так и вы будете молить, чтобы вам вернули доброго старого цензора, которого много поносили и мало ценили, чтобы вам вернули

этого последнего римлянина, под аскетическим предусмотрительным надзором которого вы вели такой удобно безопасный образ жизни.

Вы требовали народного ополчения? Вы получите воинский устав. Вы поступите в ведение властей, вы будете проходить военную муштру, вас так усердно будут обучать пассивному повиновению, что у вас глаза полезут на лоб.

Прусские законодатели со свойственным им нюхом поняли, что каждое новое конституционное установление дает превосходнейший повод для новых уголовных законов, для новых регламентов, для новых карательных мер, для нового надзора, для новых придирок и для новой бюрократии.

Еще больше конституционных требований! Еще больше конституционных требований! — восклицает министерство дела. На каждое требование мы отвечаем делом!

Требование: Каждый гражданин должен быть вооружен для охраны «конституционной свободы».

Ответ: Отныне каждый гражданин подлежит ведению министерства внутренних дел.

Легче было бы узнать греков под личиной зверей, в которых их превратила Цирцея, чем узнать конституционные установления в том фантастическом обличий, которое им придает пруссачество и его министерство дела.

После прусской реорганизации Польши — прусская реорганизация гражданского ополчения!

II

Кёльн, 21 июля. Как мы уже видели, «общие положения» законопроекта о гражданском ополчении сводятся к следующему: гражданское ополчение перестает существовать. Мы коснемся бегло еще некоторых разделов законопроекта, чтобы лучше выявить дух «министерства дела», причем и здесь нам придется производить отбор сырого материала об институте, прикрываемом не принадлежащим ему именем. Большое количество параграфов предполагает наличие нового положения об общинах и округах, нового административного деления монархии и т. п., — таких мероприятий, которые пока еще ведут скрытое существование в таинственном лоне министерства дела. Почему же, однако, министерство дела внесло свой законопроект о реорганизации гражданского ополчения раньше обещанных проектов положений об общинах, округах и т. д.?

В разделе III мы находим два послужных списка: послужной список добропорядочных членов гражданского ополчения и послужной список лиц, обязанных служить в ополчении и получающих пособие из общественных средств (§ 14). К числу лиц, получающих пособие из общественных средств, конечно, не относится армия чиновников. Как известно, в Пруссии они-то и составляют собственно производительный класс. Пауперы же, подобно рабам в Древнем Риме, «привлекаются к несению службы только в исключительных случаях». Но если пауперы в силу своей гражданской несамостоятельности так же мало призваны охранять «конституционную свободу», как и лаццарони в Неаполе, то достойны ли они того, чтобы занять подчиненное положение в этом новом институте пассивного повиновения?

Но, помимо пауперов, мы находим еще несравненно более важное различие между платежеспособными и неплатежеспособными лицами, обязанными служить в гражданском ополчении.

Предварительно еще одно замечание. Согласно § 53,

«гражданское ополчение во всей стране должно носить одинаковое, простое обмундирование, образец которого утверждается королем. Обмундирование должно быть такого рода, чтобы нельзя было спутать гражданское ополчение с армией».

Разумеется! Обмундирование должно быть такого рода, чтобы войско противопоставлялось гражданскому ополчению, а гражданское ополчение — народу, чтобы в случаях применения холодного оружия, расстрелов и тому подобных военных приемов не могло произойти никакой путаницы. Но обмундирование, как таковое, столь же необходимо, как послужной список, как воинский устав. Ливрея свободы именно и есть обмундирование. Эта ливрея дает повод значительно увеличить расходы на экипировку гражданского ополчения, а это увеличение расходов дает желанный повод отделить непроходимой пропастью ополченцев-буржуа от ополченцев-пролетариев.

Слушайте же дальше:

§ 57. Каждый член гражданского ополчения обязан озаботиться приобретением за свой счет обмундирования, где таковое имеется, служебных знаков и оружия. Община, однако, обязана за свой счет приобрести эти предметы в количестве, достаточном для снаряжения той части действительно несущих службу ополченцев, которые не имеют возможности приобрести их за свой счет.

§ 59. Община оставляет за собой право собственности на приобретенные ею предметы снаряжения и, когда они не используются для несения службы, может хранить их в особо предназначенных для того местах.