Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Королевское назначение настолько походит на канонизацию, что в разделе «Суды гражданского ополчения» совершенно не указано, какой суд должен судить «полковника»; точно указаны лишь суды для всех других чинов до майора включительно. И в самом деле, разве королевский полковник может совершить преступление?
Зато само пребывание в ополчении является такой профанацией понятия гражданина, что достаточно одного слова какого-нибудь его начальника, начиная от непогрешимого королевского полковника и кончая первым попавшимся парнем, которого г-н капитан назначил фельдфебелем или г-н взводный командир произвел в капралы, чтобы на 24 часа лишить ополченца личной свободы и посадить под арест.
§ 81. «Каждый начальник может делать своим подчиненным выговоры по службе; он имеет даже право приказать немедленно арестовать и заключить под стражу на 24 часа подчиненного, который при исполнении служебных обязанностей окажется в нетрезвом состоянии
Г-н начальник, конечно, сам рассудит, что является иным грубым нарушением служебного долга, а подчиненный должен подчиняться приказу.
Таким образом, если, согласно введению в этот законопроект, гражданин достигает «смысла своего назначения», «охраны конституционной свободы», перестав быть тем, что, по словам Аристотеля, составляет назначение человека — быть «zoon politicon», «общественным животным», — то он завершает свое призвание, только отказавшись от своей гражданской свободы, отдав себя во власть какого-нибудь полковника или капрала.
«Министерство дела», по-видимому, придерживается своеобразных восточно-мистических воззрений, особого рода культа Молоха. Чтобы охранять «конституционную свободу» регирунгспрезидентов, бургомистров, полицейдиректоров и полицей-президентов, полицейских комиссаров, чиновников прокуратуры, председателей или директоров судебных палат, судебных следователей, мировых судей, сельских старост, министров, духовенства, военных, состоящих на действительной службе, пограничных, таможенных и акцизных чиновников, чиновников лесного и почтового ведомств, смотрителей и надзирателей всех тюрем, полицейских экзекуторов и всех лиц моложе 25 и старше 50 лет, — всех тех людей, которые, согласно §§ 9, 10, 11, не входят в состав гражданского ополчения, — чтобы охранять «конституционную свободу» этого цвета нации, остальная часть нации должна принести в качестве кровавой жертвы на алтарь отечества не только свою конституционную, но и свою личную свободу. Pends-toi, Figaro! Tu n'aurais pas invente cela!{82} Нечего и говорить, что раздел о наказаниях разработан с особым наслаждением и тщательностью. Да и весь институт гражданского ополчения, согласно «смыслу своего назначения», должен явиться лишь карой за стремления почтенных граждан к конституции и народному ополчению. Отметим еще только, что, помимо действий, подлежащих наказанию по закону, караются также по новому списку наказаний (см. § 82 и сл.) случаи, предусмотренные в воинском уставе, этой magna charta гражданского ополчения, составленной королевским полковником при содействии майора и одобренной мнимым «окружным представительством». Само собой разумеется, что тюремное заключение может заменяться денежным штрафом, дабы разница между платежеспособными и неплатежеспособными лицами в гражданском ополчении, открытая «министерством дела» разница между буржуазией и пролетариатом в гражданском ополчении получила уголовную санкцию.
Исключительная подсудность, от которой министерство дела в общем и целом должно было отказаться в конституции, теперь снова протаскивается им в положение о гражданском ополчении. Все дисциплинарные проступки ополченцев и командиров отделений подлежат ведению ротных судов, состоящих из двух взводных командиров, двух командиров отделений и трех рядовых (§ 87). Все дисциплинарные проступки «командиров рот, входящих в состав батальона, от взводного командира до майора включительно», подлежат ведению батальонного суда, состоящего из двух капитанов, двух взводных командиров и трех командиров отделений (§ 88). Для майоров установлена опять-таки иная исключительная подсудность, о которой тот же § 88 говорит следующим образом: «Если суду подлежит майор, то в состав батальонного суда входят в качестве членов сверх того еще два майора». Наконец, г-н полковник, как выше сказано, не подсуден никакому суду.
Этот превосходный законопроект заканчивается следующим параграфом:
(§ 123.) «Положение об участии гражданского ополчения в защите отечества во время войны, равно как о его вооружении, снаряжении и довольствии в это время, устанавливается на основе общего закона об устройстве войск».
Другими словами: ландвер продолжает существовать наряду с реорганизованным гражданским ополчением.
Не заслуживает ли министерство дела того, чтобы уже за этот законопроект и за проект перемирия с Данией его привлек лик судебной ответственности?
Написано 20–23 июля 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №№ 51, 52 и 54, 21, 22 и 24 июля 1848 г.
Перевод с немецкого
ГАЗЕТА «FAEDRELANDET»[149] О ПЕРЕМИРИИ С ДАНИЕЙ
Кёльн, 20 июля. Для того чтобы отечество могло убедиться, что оно своей так называемой революцией с Национальным собранием, имперским
«Faedrelandet», собственная газета министра Орла Лемана, следующим образом высказывается о перемирии:
«Если рассматривать перемирие только с точки зрения наших надежд и пожеланий, то оно, конечно, не может считаться удовлетворительным. Если допустить, что правительство могло сделать выбор между перемирием и возможностью с помощью Швеции и Норвегии изгнать немцев из Шлезвига и заставить их признать права Дании на урегулирование дел этого герцогства по соглашению с его населением, — то необходимо признать, что правительство действовало безответственно, согласившись на перемирие. Но такого выбора не было. Надо учесть, что как Англия, так и Россия — две великие державы, больше всех заинтересованные в разрешении этого спорного вопроса, — потребовали заключения перемирия как условия их будущего доброжелательного отношения и посредничества. Шведско-норвежское правительство, раньше чем оно решилось дать свое согласие на какую-нибудь активную помощь, также потребовало, чтобы мы предприняли попытку мирного разрешения вопроса. Но и эту помощь оно обещало оказать лишь при условии, что она будет использована не для завоевания Шлезвига, а исключительно для обороны Ютландии и островов. Таким образом, перед нами стояла следующая альтернатива: либо выиграть время для того, чтобы выждать, как сложатся события за границей, а также для того, чтобы внутри страны закончить политическую и военную организацию, либо перспектива отчаянного единоборства с более сильным противником, — единоборства, которое почти наверняка не привело бы к победе, даже если бы союзное войско, занимающее выгодные позиции, подверглось нападению со стороны нашего вдвое меньшего войска, а, наоборот, привело бы к тому, что, после того как шведско-норвежские войска были бы отозваны, немцы заняли бы весь полуостров. Такая борьба в лучшем случае принесла бы нам купленные дорогой ценой бесполезные победы, а в худшем случае — истощение всех наших оборонительных сил и унизительный мир».
Датская газета защищает далее условия перемирия как выгодные для Дании. Опасения, что возобновление военных действий произойдет зимой, когда германские войска смогут по льду перебраться на острова Фюнен и Альсен{83}, не обоснованы. Немцы, так же как и датчане, неспособны выдержать в таких климатических условиях зимний поход, в то время как трехмесячное перемирие явилось бы большим преимуществом для Дании и благожелательно настроенного к ней населения Шлезвига. Если в течение 3 месяцев мир не будет заключен, то перемирие само собой затянется до весны. Далее газета пишет:
«Отмену блокады и освобождение пленных все будут считать вполне правильным. Но, с другой стороны, возможно, что выдача захваченных судов вызовет недовольство некоторых лиц. Между тем, захват немецких судов был произведен нами скорее в виде меры принуждения, чтобы заставить Германию отказаться от перехода нашей границы, но ни в коем случае не имел целью присвоение чужой частной собственности с целью обогащения. Кроме того, стоимость этих судов вовсе не так уж велика, как некоторые полагают. Если при нынешнем застое, как на нашем внутреннем рынке, так и во всей европейской торговле, эти суда пришлось бы продать с торгов, то за них можно было бы выручить самое большее 11/2 миллиона, т. е. сумму военных расходов за 2 месяца. А кроме того, компенсацией за возвращенные суда является эвакуация немцами обоих герцогств и возмещение убытков от реквизиций, произведенных в Ютландии. Таким образом, принятая нами мера принуждения достигла своей цели, и вполне естественно, что необходимость ее отпадает. И нам кажется, что освобождение трех земель от превосходящей нас по силам армии, которую мы сами не имели бы никакой возможности заставить отступить, в десять раз превышает ту небольшую выгоду, которую государство могло бы получить от продажи захваченных судов»,
Параграф 7 вызывает-де больше всего сомнений. Он предписывает дальнейшее сохранение особого правительства в герцогствах, а вместе с тем и «шлезвиг-гольштейнизма». В отношении обоих членов временного правительства, которых должен назначить датский король, он связан тем, что они должны быть из числа шлезвиг-гольштейнских нотаблей, и будет весьма трудно найти кого-либо, кто не является «шлезвиг-гольштейнцем». Но зато решительно осуждается «весь мятеж», все решения временного правительства аннулируются, и восстанавливается режим, существовавший до 17 марта.