Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Нет! Нет! — Добрая улыбка ее была очаровательной. — Я не гулящая! Я петь вам хочу.
Но Дутов не отпускал девушку.
— Иди в «Декаданс». Только петь будешь. На эстраде выступать как артистка. Королевой красоты выберут, и я сам тебе презент поднесу. Много денег получишь, табору выкуп дашь.
— Артисткой? — Рогнеда, все так же ясно улыбаясь, старалась высвободиться. — Я и плясать могу. Я хорошо пляшу.
— Ты — душенька! Договорились? — И Дутов, улещивая и млея, погладил ее обжигающе-гладкие руки.
—
Однако Рогнеда действительно выступила в «Декадансе» и покорила его посетителей.
Но на домогательства атамана ответ был один, как и другим воздыхателям:
— Нет. Я птица вольная. Гнезда уж не совью. Никакого. Приставать не надо. Лучше петь вам буду.
«Вот бы ее сейчас сюда! Что сказал бы отец Мефодий?» — мелькнула у Дутова озорная, но и тоскливая мысль. Подойдя к столу, он налил еще по стопке.
— Кого же предполагаете в сан патриарха избрать?
— Святейшего митрополита московского Тихона.
— О, достойнейший человек! Вместе с государем всячески содействовал росту и влиянию «Союза русского народа».
Мефодий воздел руки, благоговея:
— Светило церкви православной! Достойнейший для принятия высокого сана наместника бога на земле. Ныне разрушены все основы, и нет у нас царя. Сама жизнь диктует необходимость избрания верховного владыки церкви, способного противостоять осквернению земли русской.
«Ишь ты! — изумился про себя атаман. — Далеко нас обскакали святые отцы, пекутся не только о спасении душ православных!..»
— Золотые слова, отец Мефодий. Ваш успех — наш успех.
— Стачка охватила все предприятия. Требования освободить арестованных стали грозными, но атаман и ухом не ведет. Что ж, будем действовать по-иному!
Мария Стрельникова уложила на дно корзины завернутые в бумагу два пистолета, коробку патронов, а сверху узлы и пакеты с печеным картофелем, ржаными коржиками, вареными яйцами и ломтями хлеба.
— В час добрый!
Внести эту новую передачу в камеру арестантов должна была Соня Бажанова, уже успевшая под видом торговки продуктами расположить охрану своей миловидностью и жизнерадостностью.
Вирка Сивожелезова и Лиза Коростелева, получившие пропуск на свидание с заключенными, взялись помочь «торговке» нести другую корзину и тоже завязать знакомство с охранниками, чтобы отвлекать их разговорами.
— В степях бело, а на улицах лед и тот в крошку, — заметила Лиза, сидя на краю короба кошевки и цепко держась за кучерское сиденье. — Столько снегу навалило, а весь ископытили, перемешали с землей…
О пистолетах, лежавших в Софьиной корзине, она старалась не думать. Не должны их найти надзиратели. С какой радости придет им в голову, что девчата решатся на такой отчаянный поступок? И зачем? Поднять стрельбу в тюрьме —
Лиза смотрит сбоку в румяное лицо подруги с чуть припухлой каемочкой вокруг улыбчивых губ. Вот она рассмеялась: Вирка, надутая от важности и волнения, что-то шепчет ей на ухо… Неужели они не боятся? Лучше уж совсем не смотреть на эту корзину, обвязанную чистым столешником из сурового полотна.
Щурясь от ветра и колкой снежной крупы, Лиза думает о Фросе Наследовой и ее муже. Большая у них любовь. Говорят, Шеломинцевы богачи, но ради Фроси Нестор пришел в землянку и стал на колени перед слесарем Ефимом Наследовым. Значит ли это, что он будет на стороне рабочих? Не зря ли погорячился Харитон, выкинув за ворота гостинцы и жестоко оскорбив молодых?
Кошеву тряхнуло на ухабе, и Лиза чуть не вылетела.
— Никак, ты уснула? — Соня потянулась к ней с такой сердечной улыбкой, что Лиза тоже улыбнулась.
— Не уснула, а задумалась…
— Ну думай, думай! — ласково разрешила Соня, покрепче ухватывая корзину большой рукой в вязаной, старательно заштопанной перчатке. — Глядите, девоньки, снежок опять посыпал, да крупный какой! Это к счастью.
— Снежку-то надо бы, — сразу отозвался извозчик, выказав настороженное внимание к девичьему чириканью. — Теперича бы в кошевке-то рысью да рысью, чем бултыхаться по колдобинам.
Вирка сделала страшные глаза и подмигнула Лизе: вот, мол, какой дядечка у нас оказался, держи язык за зубами!
Тюремные надзиратели, наскучив бездельем, встретили девчат благосклонно:
— Этакие милашки! И охота вам с горлопанами связываться? Надрываетесь, продукты таскаете на целую ораву!
Софья только посмеивалась:
— Мое дело — торговля. Купить, продать, денежки получить. А девчата и не связывались бы, да ихние родители с ними не договорились — вот и наградили беспокойным братцем да вертоголовым женихом. Теперь приходится хлопотать. Отцы посылают, а сам господь бог велел: чти отца своего. Маманьку тоже не ослушаешься: слезьми со свету сживет.
Бажанова говорила весело, громко, поворачивая то к одному, то к другому надзирателю темнобровое, густо рдевшее лицо. Единственная обнова на ней — кашемировый полушалок, пальто дешевенькое, но ловко пригнанное по статной фигуре, бористая юбка, хромовые на шерстяной чулок полусапожки. Настоящая маркитантка, сверкающая молодостью и весельем. Разве перед такой устоишь? Лиза и Вирка прикрывали ее с тыла еще большей корзиной, но языки у них присохли от волнения, и улыбки получались вымученные. Не за себя они волновались — боялись провалить серьезное дело. А Софья словно играла с опасностью.