Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Нравится тебе у нас? — спросил Нестор, срывая на ходу веточку дикой мальвы и осторожно вкалывая ее в косу Фроси.
— С тобой мне везде хорошо. Смотри, деревья тянутся над яром, будто на цыпочки встают, чтоб заглянуть сюда.
— Интересуются, наверно, какую невесту я себе привез! Скорее бы прошла вся эта свадебная канитель и нам остаться вдвоем.
— Сегодня и так до утра просидели вдвоем на лавочке. Люди затемно снопы возят, а мы как голуби-лодыри… Твоя маманя сказала, что мы совсем изведемся, и придется мне под венец румянец
— Отоспимся, успеем. Я боюсь, чтобы нас в полк не вызвали. Как ты тогда без меня?
В эту минуту Фросе действительно не мешало бы навести румянец, но только миг печали, раздумья — и снова беспечно-преданный взгляд:
— С немцем воевать тебя не угонят, а в бараки — новобранцев учить — не страшно. Я тут привыкать начинаю. Не навечно ведь расстанемся.
Дорофея вела себя так тихо, такой отрешенной от всех выглядела, пришибленная появлением Фроси, что родные начали бояться, как бы она не натворила чего.
— Ну, а если бы он на Неониле женился? — шипела Алевтина, стараясь, хотя бы разозлив, вывести сестренку из состояния этой странной безучастности.
Бледно-голубые глаза, точно пустые фарфоровые чашки, и голос ровный, беззвучный, неживой:
— Тогда я знала бы, что и он несчастный…
Сестры тоже пришли к глиняным ямам, где, окончив страду, все хозяева каждую осень сжигали мусор, а потом устраивали печи-горны и варили мед из арбузов. Шеломинцевы впервые нарушили прочно установленный обычаем распорядок времени.
Печи уже дымили вовсю. Над ними были поставлены два большеухих кубастых котла, ведер по восемнадцати, да три котла развалистых, вроде глубоких тазов. Набежавшие девчата и женщины, — опаленные жгучим солнцем, в будничных платьях, но все-таки успевшие прихорошиться, — начали резать арбузы пополам и выгребать из них мякоть в кадки железными ложками-чистилками. Другие рубили ее там лопатами, чтобы при варке семечки скорее садились на дно котлов. Аглаида, Домна Лукьяновна и могучая батырша Айша загружали изрубленной мякотью кубастые котлы, к которым мальчишки и девчонки подтаскивали дрова и кизяки.
Дорофея, вооружась ковшом на длинной деревянной ручке, помешивала красное месиво, которое должно лишь слегка кипеть на медленном огне, чтобы не подгореть. Когда оно сварится, его процедят, мякоть — в бочки на корм свиньям, семечки — на маслобойку, а сусло выпаривается в развалистых котлах, пока не станет черным, тягучим, приторно-сладким медом. А тем временем кубастые котлы снова заполняются арбузной мякотью.
Для свадебной стряпни хозяйки варили тут же из сусла с тыквой сладкое варенье, отлив неуваренного сусла и на брагу-кислушку.
— Настоящий завод! — шутил Нестор, толкаясь среди девушек и женщин, которые нарочно оттирали его от Фроси.
— Иди-ка ты отсюдова, — притворно шумела на него Аглаида. — Тебе, жениху, пышек из семечек напечем.
Нестор все еще любил пышки из муки толченых арбузных семечек, обваренной
Вот она обернулась, засмеялась, юбка фартуком подобрана, в руках нож, будто и родилась здесь, в казачьей станице, но вдруг задумалась, глаза стали строгими.
— О чем загрустила? — спросил Нестор, снова оказавшись рядом с нею.
— Ты смотри! — Она повела рукой.
Нестор осмотрелся: земля вокруг была завалена пустыми арбузными половинками, красными от спелого сока.
— Ну и что особенного?
— Похоже, побоище тут произошло.
— Полно выдумывать! Ничего похожего.
— А ты видел убитых?
— Знаю. Сказывали… Вот выдумщица, ей-богу! — Но ему тоже показалось: валяются арбузные корки, как расколотые черепа.
— Охота людям пачкаться, черный мед варить. У меня от него изжога, — громко сказала белобрысая богатейка Неонила Одноглазова.
Дома она еще, как говорили, «шибко играла в куклы» — устраивала с подружками кукольные свадьбы да крестины, а на людях жеманничала, точно старая дева. У отца ее была большая лавка в станице, магазин в Оренбурге, и хотя он считался станичным казаком, но с городом связь имел более тесную, ездил по ярмаркам и Неонилу нарядами, подарками совсем избаловал. Единственной долгожданной дочкой была она на придачу к девяти братьям, которые — орешек к орешку: все русые, белые, бравые — при царе служили. Неониле же (хоть десять юбок надень!) — не спрятать худобы, да еще рука «не права» — плохо сгибается после того, как сломала она ее, упав с качелей.
Вот какую невесту облюбовал Нестору отец. Увидев ее сейчас, он и сам подивился в душе, можно ли было пожелать сыну такую жену.
«Дурочка не дурочка, но фактически умом недовольна. И с виду, хоть рядись, хоть не рядись — журавель общипанный. А ведь законной женой стала бы, присухой до гроба».
Увидя Неонилу, изменилась в лице Дорофея, кивнула сестре и первая звенящим голосом вывела:
Когда я была младешенькой, Девчоночкой была…Алевтина подхватила, вторя:
Тогда мою ручку цыганка брала… Вот жених твой богатый Сделат большой мост. Мост длинный, широкий, на тысячу верст.Голос Дорофеи тосковал, звенел.
— Чего вы завели этаку нудну? — запротестовала Аглаида. — Сыграли бы веселу.
— И эта хороша! — с необычной суровостью бросила Дорофея и залилась еще звонче:
Поехали венчаться, взяли казаков, Впереди пустили сотню, по пятьсот — с боков.