Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
Как прекрасна в «Слове» певучая характеристика русского человека:
А мои ведь Куряне бывалые вины: под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, с конца копья вскрмлены; пути им в'eдомы, овраги им зн'aемы, луки у них натянуты; колчаны отврены, сабли изстрены, сами скачут, словно серые волки в поле, ищучи себе чести, а князю славы.Кто так пел о природе:
Долго ночь тмится; заря-свет запылала, мгла поля покрыла; рокот соловья уснул; говор галок пробудился. Русичи великие поля багряными щитами перегородили, ищучи себе чести, а князю славы.С какой сильной и нежной грустью говорит он о родной земле:
О Русская земле! Уже за шелмянем еси!Какой тончайшей лирикой звучит:
Что ми шумить, что ми звенить далече рано пред зорями? Игорь п’лкы заворач'aеть, жаль бо ему мила брата Всеволода.И, наконец, как силен и смел его призыв к князьям объединить свои силы на благо Русской земли:
за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!Трижды повторяет он этот зов, придавая воззванию характер необычайного величия. Крик поэта становится криком всего народа, его заветом, его наказом потомству, а вся повесть — глубоко народной, как бы созданной самим народом, исполненным обиды за свои раны, за свою кровь.
Историки до сих пор не назвали нам равновеликого памятника. Не о «спасении души», не о мистических откровениях, нет, — о храбрости, о мужестве, о благородстве, о боевой славе говорит «Слово».
Родина — героиня поэмы.
В «Слове» с предельной законченностью охарактеризованы лучшие князья того времени, а через них и вся слагающаяся держава Руси. Уже в ту младенческую пору своего существования мужала она в жестоких боях с венграми, с литовцами, шведами, немцами, с бесчисленными ордами степняков, идущих с Востока. Еще не окрепшая, раздробленная на отдельные княжества, она — страна воинственного рода — создала миру сокровище поэзии, чистое, ясное, свободное и от религиозной схоластики и от мистицизма.
Даже наиболее печальная глава «Слова» — плач Ярославны о муже Игоре — напоена особой верой в силу и славу родной земли. Среди женских плачей в древней руской поэзии плач Ярославны стоит особняком: это не плач отчаяния, это слезы верной, не знающей сомнения любви, это голос надежды. Нет любовной речи у нас, сильнее выраженной, чем в плаче Ярославны, и, быть может, лишь сцена прощания Гектора с Андромахой по своему эпическому звучанию приближается к плачу Ярославны.
Призыв автора слова к объединению русских сил прозвучал пророчеством. Вслед за Южной Русью, оборонявшей свои дороги на Запад, вставала против шведов и немцев Русь Северо-Западная.
Через несколько десятилетий из глубин Азии надвинулась на Русь, угрожая всей Европе, монгольская лавина. В те начальные годы своей исторической жизни Русь приняла на себя удар, угрожающий всей западной цивилизации. Нашествие монголов принесло с собой неисчислимые бедствия и разорение. Понадобилось время, чтобы на пепле старых русских городов возникли новые, и тогда с утроенной силой, ничем уже не ослабляемой, снова зазвучал страстный призыв, повторивший клич «Слова о полку Игореве»:
— За землю Русскую!
Под этим знаменем сформировался великий русский народ, не раз в кровавых битвах отстаивавший свою самостоятельность.
Мы — в другой эпохе. Но и для нас — людей социализма, создавших строй, еще не существовавший в мире, — и для нас «Слово» остается высоким поэтическим памятником любви и верности родине.
Автор поэмы — воин, политик и поэт — образ живой и близкий нам. Это тот образ поэта-гражданина, который развивался дальше на всем пути русской поэзии. В авторе «Слова», безвестном ратнике XII столетия, нам дороги та цельность его натуры, та благородная идейно-творческая устремленность, которые — с иным социальным содержанием, на неизмеримо более высокой, коммунистической основе — в наше время становятся чертами характера миллионов.
1938
О Л. Н. Толстом
Не знаю, как для других, а для меня нет ничего более великого в старом русском искусстве, чем Толстой.
Он всеобъемлющ, в нем одном заключены все страсти, которые когда-либо волновали искусство, и выражена с титанической силой та особенная, русская по истокам, простота художественного письма, которая является лучшим выражением реализма.
Никто не писал так просто и вместе с тем так богато, сложно, умно, как он. А после него только Чехов и Горький.
От Льва Толстого пошла школа русского психологического романа, романа простой эпической формы. Сложный психолог, удивительный пейзажист, портретист стендалевской остроты, моралист и просветитель, Толстой опять-таки, как никто до него, проложил своим книгам широкий путь к миллионному читателю великим умением говорить просто о самых сложных вещах. Он был, по природе своего гения, писателем массовым, всенародным, и таким стремился стать в течение всей своей жизни, сложной, противоречивой, окутанной христианской мистикой, зашедшей тупик, казалось ему, непреодолимых социальных противоречий.
И все-таки, не глядя на ограничение этих рамок, вопреки всей системе капитализма, он сохранил гениальную цельность своей творческой натуры.
Писатель смелый и беспощадный прежде всего к себе, глубоко и честно любивший народ свой и научивший человечество просто и глубоко думать о жизни, — он останется навсегда в памяти человечества.
Нам, советским писателям, надо учиться и учиться у Толстого. Учиться работать, как он работал, учиться любить свое творчество, как важнейшее дело, как единственный смысл жизни, учиться ценить и чувствовать простоту и ясность великой русской речи, в простоте которой заложен глубокий эпос.
1940
Любовь народа
Львов был уже давно взят. По щербатой тарнопольской дороге, пропустившей три армии, два раза польскую и в третий — Красную, тянулись беженские обозы. Изредка, нарушая сонный быт шляха, проносился цыганский табор — крытые фургоны с окошечками и красными флагами над входными дверями — да пробегал грузовик с оторванными крыльями, везущий делегацию в ушанках, кепи, шляпах и котелках. Но дети все еще дежурили на дороге. Они все еще ждали. Их надежды были неиссякаемы.