Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
— Тебе не нравится, да? — спросила она со своим обычным неестественным смехом. — Уже годы не те, и я почти разучилась танцевать.
— Лучше бы ты окончательно разучилась, — отозвался он мрачно. Он замолчал, заметив, как она изменилась в лице, и добавил неловко: — Когда я говорил тебе, что не надо стыдиться прошлого и забывать его, я не это имел в виду!
— А что же? — робко спросила она.
По правде говоря, мистер Райлендс сам этого не знал. Такие вещи были ему известны лишь понаслышке. Он не имел ни малейшего представления ни о той среде, в которой вращалась
— Завтра у тебя будет платье, Эллен, — сказал он мягко, — и ты сможешь выкинуть весь этот блестящий хлам. Тебе незачем походить на Тинки Клиффорд.
Он не заметил торжествующего блеска в ее глазах и добавил:
— Ну что же ты, играй.
Она послушно села за инструмент. Некоторое время он с каким-то странным задумчивым выражением рассматривал ее — от ног в кожаных туфельках, нажимавших на педали, до пышных плеч, возвышавшихся над клавишами. Вскоре она бросила играть и подсела к нему.
— Когда у меня будут эти чудесные ситцевые платья и ты станешь путать меня с Джейн, я сделаюсь примерной хозяйкой и достойной женой фермера. Может быть, тогда я открою тебе одну маленькую тайну.
— Тайну? — Он насторожился. — Скажи лучше сейчас.
Ее лицо сияло от возбуждения и какой-то робкой озорной радости. Она засмеялась.
— Ни за что на свете, очень уж ты сейчас важный. А это не к спеху.
Он взглянул на часы.
— Мне нужно отдать кое-какие распоряжения насчет скота, пока Джим еще не спит, — сказал он.
— Он уже ушел на конюшню, — заметила миссис Райлендс.
— Не беда, я схожу туда.
— Принести тебе сапоги? — предложила она.
— Не надо, обуюсь на кухне. Я скоро приду. Иди спать, у тебя усталый вид, — ласково сказал он, глядя на ее осунувшееся лицо. Тут он впервые заметил, что ее чудесный румянец поблек, на щеках появились пятна.
Послушно поднимаясь по лестнице к себе в спальню, она тихонько вздохнула, как бы признавая этим, что муж прав. Он между тем повернулся и быстро вышел на кухню. Ему хотелось побыть одному и собраться с мыслями. Он удивился, когда увидел, что Джейн еще не ушла и сидит в углу, прямая и чопорная. Видно, она поджидала его, так как при его появлении встала и провела рукой по лицу, словно хотела этим придать себе решимости.
— Так я и думала, что ежели вы там не позабыли обо всем на свете, то непременно пойдете на скотину взглянуть. А я, мистер Райлендс, хочу вам сказать кой-чего. Когда я сюда нанималась, люди мне говорили, что ваша благоверная до свадьбы была артисткой. Это, конечно, не мое дело, вам с ней жить! Джейн Мэкиннон, слава богу, своим умом живет, никого не слушает и относится к людям по справедливости. Но когда они врут, притворяются, говорят одно, а делают другое, позорят мужей да еще превращают порядочный дом в танцевальный зал, то это уж слишком, хозяин, и я этого спускать не намерена! Нет, Джейн Мэкиннон этого не спустит!
— Ты это о чем? — строго спросил мистер Райлендс.
— А вот
— Это ложь! Сюда заходил какой-то бедняга, у которого захромала лошадь. Она мне сама сказала об этом.
Джейн Мэкиннон визгливо засмеялась.
— А она вам не сказала, что этот бедняга — молодой красавчик с черными усиками? Она вам не сказала, что его костюм стоит целую кучу денег, я уж не говорю о плаще из дорогого сукна на золотой подкладке? Сказала она вам, что его лошадь до того хромала, что когда я побежала за другой, он даже подождать не соизволил? Сказала она вам, кто он такой?
— Она этого сама не знала, — твердо сказал Райлендс, но при этом побледнел.
— Что ж, тогда я вам скажу! Это игрок, разбойник! Одного имени его довольно, чтобы ославить любую женщину. Джим тут же его признал, с одного взгляда. «Черт меня побери, да ведь это Джек Гемлин!» — сказал он.
Как ни мало знал мистер Райлендс об окружавшем его мире, это имя он слышал. Но сейчас он думал о другом. Он вспомнил костер в лесу, красивую фигуру человека в плаще и привязанную к дереву лошадь. Он вспомнил ярко освещенную гостиную, камин, голые плечи жены, ее туфельки, чулки, вспомнил, как она танцевала. Все это он увидел снова, и словно ослепительный свет блеснул в его вялом мозгу. Стены комнаты, казалось, вдруг раздвинулись, потом сдвинулись снова, Джейн закачалась перед его глазами. Едва слышно он помянул господа, схватился за край стола, чтобы не упасть, и так стоял, вцепившись в него, пока не онемели руки, — только тогда он овладел собой. Он был бледен, сосредоточен и спокоен.
— Если ты ей хоть слово скажешь, — проговорил он с расстановкой, — если войдешь к ней в комнату, покуда меня не будет, или хотя бы переступишь порог кухни, я тебя вышвырну вон. И Джиму скажи, что, если он заикнется об этом хоть одной живой душе, я его задушу своими руками.
Неожиданная ярость этого кроткого, богобоязненного человека, которого она к тому же считала простофилей, была ужасна и произвела на Джейн сильное впечатление. Она забилась в угол, а он спокойно надел сапоги и плащ и, не сказав больше ни слова, вышел.
Он знал, что делать, так хорошо, словно действовал по наитию свыше. Надо найти в лесу этого человека; ясно, что это он заходил к ним в дом, даже если все остальное сплетни; к тому же Райлендс сам его видел. Он с ним поговорит с глазу на глаз, узнает все и только тогда сможет вернуться к жене. Он шел быстро, но спокойно и уверенно. Долг его был ему ясен: если Эллен снова впала в грех, надо еще раз испытать ее. Этого требовала его вера. Он не прогонит ее, но она никогда не будет его женой. Конечно, он сам подверг Эллен искушению, и поэтому да простит ее бог, но он никогда не сможет ее любить, как прежде.