Собрание сочинений. Тревога и надежда. Том 1
Шрифт:
У меня возникла надежда, что Ваше вмешательство поможет также в другой волнующей меня проблеме общего характера, более сложной и имеющей не только гуманистическое, но и общегосударственное значение.
Речь идет о судьбе узников совести (по терминологии «Международной амнистии», людей, репрессированных за убеждения и действия, связанные с их убеждениями, не применявших насилия и не призывавших к насилию; понятие «узник совести», как видно из этого определения, 'yже понятия «политзаключенный»).
В своих ответах на вопросы газеты «Юманите», опубликованных 8 февраля 1986 года, Вы утверждаете:
«Теперь насчет политзаключенных. У нас их нет. Как нет и преследования граждан за их убеждения. За убеждения у нас не судят».
Михаил Сергеевич! В Кодексах РСФСР и союзных республик нет термина «политзаключенный», и статьи 1901, 70 и 142 Уголовного кодекса РСФСР
Моя жена Е. Г. Боннэр принадлежит к числу многих жертв подобной противозаконной практики (я подробно писал Вам о ее деле). Столь же несправедливым является применение судами статьи 70 УК РСФСР (почти буквально списанной из сталинского кодекса; это один из пунктов трагически известной статьи 58; осужденных по этому пункту в сталинских лагерях называли «язычниками»).
Во всех известных мне случаях честные, самоотверженные люди были осуждены по статьям 70 и 1901 за распространение сведений, в истинности которых они были убеждены и которые в большинстве случаев действительно соответствовали истине (это была, в частности, объективная информация о несправедливых судебных и психиатрических преследованиях и других репрессиях, о нарушениях очень важного права свободного выбора страны проживания — свободно покидать свою страну и возвращаться в нее — и выбора места проживания внутри страны, о преследованиях верующих; особое место занимала информация о положении в местах заключения, не совместимом часто с человеческим достоинством). Цели их действий в подавляющем большинстве случаев были высокими — стремление к справедливости, гласности, законности (что бы ни писали о них беспринципные пасквилянты). Люди не идут на такие жертвы ради корысти или тщеславия, ради низменных и мелочных целей!
В формулировке статьи 70 фигурирует: «Агитация или пропаганда проводимая с целью подрыва или ослабления Советской власти, либо совершения особо опасных государственных преступлений, либо распространение в тех же целях клеветнических измышлений…» Никто из осужденных по ст. 70 в известных мне случаях не имел и не мог иметь целей подрыва или ослабления Советской власти, либо совершения государственных преступлений. Суды никогда не пытались доказать наличие таких целей у обвиняемых по статье 70, как они не пытались доказать заведомой ложности «измышлений» (тоже мне термин!) у обвиняемых по статье 1901, заменяя обсуждение по существу бесконечно повторяемыми голословными формулировками, а иногда (как в деле моей жены) прибегая к прямому подлогу. Не случайно во всех без исключения известных мне процессах по этим статьям грубо нарушался принцип гласности — зал суда заполнялся специально подобранной публикой, а друзья и зачастую родственники подсудимых кордонами милиции и спецдружинников не допускались даже подойти к суду, даже на чтение приговора. Неправое дело света не любит.
Таким образом, применение судами статей 70 и 1901 — это ярко выраженное преследование за убеждения.
То же следует сказать о многих случаях применения статьи 142, формально имеющей в виду нарушения законов об отделении церкви от государства, но используемой часто для преследования за ненасильственные действия, связанные с религиозными убеждениями.
Большую тревогу вызывает то, что сейчас вновь возрождена жестокая и несправедливая практика повторных лагерных судов. Узник совести, «не поддающийся перевоспитанию», т. е. не сломленный и верный своим убеждениям, может по крайне упрощенной процедуре быть осужден на второй срок по инспирированному доносу лагерного соседа-уголовника или просто по представлению лагерного начальства.
Среди многих известных мне узников совести, осужденных по статьям 70 и 1901, назову лишь некоторых.
Мой друг Анатолий Марченко, многократно несправедливо судимый ранее, осужден по статье 70 на десять лет заключения и пять лет ссылки. Главный пункт обвинения: его открытое письмо покойному ныне академику П. Л. Капице с просьбой выступить в мою защиту после незаконной высылки в Горький (чтобы не возвращаться к вопросу о моей судьбе, скажу — повторяя то, что я Вам писал, — что я считаю примененные ко мне меры несправедливыми и беззаконными, но готов нести ответственность за свои действия, так же, как ее несут узники совести; и вновь подчеркну, что лишь я должен нести эту ответственность, без переноса ее на мою жену или на кого-либо другого).
Жена и муж Татьяна Осипова и Иван Ковалев осуждены по статье 70 за открытые общественные выступления, главным образом в рамках Московской Хельсинкской группы. Судьбы и страдания этих на многие годы разлученных молодых людей — яркое проявление беззакония и жестокости преследования узников совести. В справке из лагеря об Иване Ковалеве указано, что он неоднократно подвергался карцеру и другим взысканиям, так как не изменил своих убеждений! Святая простота лагерного начальства! В ходе следствия по делу Тани Осиповой следователь угрожал, что ей не будет оказана необходимая гинекологическая медицинская помощь и она никогда не сможет иметь детей, если не будет сотрудничать со следствием и не изменит своих убеждений. Сейчас лагерным судом ей вновь продлен срок заключения.
Осужденные член-корр. АН Армении Юрий Орлов, поэт Виктор Некипелов, Анатолий Щаранский — члены той же группы. Некипелов ранее был осужден за стихи (!) философского содержания, которые судом были сочтены клеветническими. Это удивительный — чистый, умный и отзывчивый — человек. Сейчас он тяжело болен. О деле Щаранского я хочу сказать особо. Никто не может возражать против выявления и уголовного наказания шпионов — это важная функция государственных органов. Однако инкриминируемый Щаранскому сбор сведений об евреях-отказниках, работавших в несекретных учреждениях, для последующей публикации (!) в американской газете — не имеет ничего общего со шпионажем.
Татьяна Великанова, Алексей Костерин [111] и Юрий Шиханович осуждены за участие в информационном издании «Хроника текущих событий» (так же как уже отбывший 10-летний срок несправедливого наказания мой друг, крупный биолог Сергей Ковалев — отец Ивана Ковалева). Я упомянул Таню Великанову, хотя ее срок подходит (или уже подошел) к концу, т.к., по-моему, она одна из тех, чья личность особенно ярко воплощает лучшие черты узников совести — внутреннюю честность, служение делу гласности и справедливости. «Хроника текущих событий» с небольшим перерывом издавалась с 1969 года. [112] Она содержит объективную (безоценочную) информацию по тем темам, о которых я писал выше. Ее история — воплощение идеалов многих самоотверженных людей.
111
Правильно: Алексей Смирнов. А. Е. Костерин — его дед, Елена Костерина — мать. — Ред.
112
Правильно: с 1968 г. — Ред.
Сергей Ходорович осужден как ответственный распорядитель Фонда помощи политзаключенным и их семьям, существовавшего на добровольные взносы граждан СССР и на пожертвования Александра Солженицына из его авторских гонораров. [113]
Костерин и Ходорович во время следствия подвергались жесточайшим многодневным избиениям со стороны специально подсаженных к ним людей в так называемой «пресс-камере». Подвергались ли таким пыткам другие узники совести, я не знаю.
113
Руководство Фондом — в явном виде С. Ходоровичу не инкриминировался. Его обвинили и судили по ст. 1901. — Ред.