Собрание сочинений. Тревога и надежда. Том 1
Шрифт:
Я готов предстать перед судом за свою открытую общественную деятельность, хотя считаю ее законной и не подпадающей под действие Уголовного кодекса, и не строю иллюзий относительно беспристрастности советского суда.
Но власти выбирают не открытый суд, а другие методы — трусливые и подлые. Сегодня в ход пускается все — бесчисленные анонимные угрозы физической расправы, клевета в печати и заявлениях ТАСС, противозаконный отказ в обмене жилой площади, возбуждение уголовного дела против моей дочери, угроза возбуждения дела против ее мужа. Обмен двух двухкомнатных квартир на одну четырехкомнатную такой же площади необходим нам, так как в условиях непрерывных угроз убийства всех семи членов семьи, включая двух маленьких детей, мы не можем жить раздельно. Но именно поэтому органы власти этот вполне обычный и законный обмен нам не разрешают; причастность к этому КГБ наглядно проявилась и синхронной публикацией абсолютно лживой статьи корреспондента ТАСС, согласно которой у нас более 30 кв. метров на человека — вместо 9 на самом деле, и слово «обмен» не упоминалось. В феврале, сразу после «предупреждения» Гусева, над моей дочерью Татьяной Семеновой нависает угроза уголовного преследования, возбужденного прокуратурой якобы на основании анонимного письма.
Каждый день приносит сегодня новые проблемы. Так, 4 марта газета «Известия» публикует отвратительную провокационную статью, в которой желающие эмигрировать евреи обвиняются в шпионаже. Это — современный вариант дела Дрейфуса! Я призываю мировую общественность, глав государств, подписавших Хельсинкское соглашение, выступить против этой провокации.
Я призываю мир выступить в защиту арестованных членов Группы содействия Хельсинки — Гинзбурга, Орлова, Руденко, Тихого. Я призываю к защите Петра Рубана и всех тех заключенных, о которых я писал в письме к президенту США, югославского писателя Михайлова, арестованных членов «Хартии-77» и других политических заключенных в странах Восточной Европы и в СССР.
Лейтмотивом моей общественной деятельности остается требование всемирной политической амнистии — свободы всем узникам совести. Я считаю это залогом мира.
3
Переписка с Генрихом Бёллем [116]
Дорогой Андрей!
Недавно Клаус Беднарц задал мне по телефону Ваш вопрос о моем отношении к атомным станциям, и я ограничился коротким и категорическим «нет», поскольку времени на разговор не было. Теперь я хочу написать Вам об этом подробнее, не как специалист, но как думающий современник, который — не сумев стать специалистом — все чаще оказывается в роли верующего или неверующего, когда речь заходит о атомных станциях. Да ведь и специалисты, как продемонстрировали слушания в Ганновере, разделились на два лагеря, и для каждого встает вопрос: кому же верить? Конечно, я ничего не имею против собственно атомной энергии — кто же будет возражать против такой полезной вещи, как энергия! — но атомные станции действительно представляют собой угрозу, да еще к тому же вовсе не доказано, что мы нуждаемся в большем количестве энергии. По этому пункту у ученых тоже есть разногласия, а я снова оказываюсь на положении верующего.
116
Впервые в России опубликовано в 1996 г. (Андрей Сахаров. «Воспоминания», т. 2).
Я думаю, что ключевое слово дебатов об энергии — это слово «прогресс», «экономический прогресс», и, если сказать Вам, что наш совокупный прогресс в прошедшие годы концентрировался в основном в области автомобилестроения и строительства дорог (а обе сферы требуют, как Вам известно, огромного количества энергии), не вызовет ли это у Вас скептицизма? В США, как я недавно узнал, 154 миллиона машин, у нас — всего 25 миллионов: огромная змея, постоянно пожирающая себя самое, а для такой страны, как Федеративная республика, это гораздо опаснее, чем для США или СССР. Это ведет к превращению всей нашей земли в сплошное шоссе — а ведь у нас ее и без того мало! — это ведет к тому, что каждый день поглощается кусок земли величиной с два футбольных поля. Строительство дорог, раньше бывшее актом культуры, теперь превращается в акт антикультуры: машина требует дорог, дорога поглощает ландшафт — и это называется прогрессом. Я мог бы сообщить Вам подробности из моего собственного опыта, которые заставят Вас схватиться за голову: чтобы сэкономить пятидесяти автомобилистам объезд, занимающий четыре-пять минут (это статистические данные!), прокладывают шоссе прямо через одну из последних прекрасных, нетронутых долин, которая является местом отдыха для жителей близлежащих больших городов Кельна и Аахена. Подобных примеров очень много — и для этого тоже нужна энергия, тогда-то и получается прогресс (лично я подозреваю, что мы в один прекрасный день задохнемся от машин, и уж несомненно это произойдет в городах, где уже сейчас пешеход или велосипедист передвигается быстрее, чем человек за рулем).
Но если я сомневаюсь в необходимости «прогресса» такого рода, в необходимости энергии для таких целей, то при мысли о проблемах безопасности мне становится попросту страшно. Техника безопасности — это такая штука, при которой вероятность несчастного случая, может быть, и мала, но Вы ведь знаете, что ничтожная вероятность не является гарантией и что теоретически техника безопасности не исключает человеческой ошибки (в США целая атомная станция вышла из строя, потому что кто-то при ремонте оставил не в том месте горящую свечу, которая прожгла кабель). Я прошу Вас задуматься над проблемой, которой не существует ни в США, ни в СССР, но только в Западной Европе: это наша теснота. Пожалуйста, дорогой Андрей, возьмите в руки карту Европы и отыщите место, где планируется построить реактор «Калкар» (это примерно сто километров к северу от Кельна), отмерьте циркулем расстояние всего лишь в 150 километров и обведите кружок вокруг этого «Калкара» — в Вашем кружке окажутся Роттердам, Амстердам, Кельн, Брюссель, Ганновер, Дортмунд, то есть почти вся Рурская область, большая часть Голландии и Бельгии, густо населенные
К этому еще добавляется проблема необходимой полицейской охраны — от саботажей и террористических актов: для этого понадобится охрана, которая приблизит нас — и не только немцев — к тотальному полицейскому государству. Но ведь вы, русские и советские люди, мыслите совсем другими масштабами! Разумеется, от Бреста до Владивостока расстояние больше, чем от Касселя до Кале!
И, дорогой Андрей, Харрисбург был вовсе не так уж безвреден: выяснилось, что никто толком не знал, что там произошло, и никто не знал, что делать, — так что пришлось всерьез задуматься об эвакуации примерно миллиона человек.
Я всерьез спрашиваю себя, уж не путают ли на Западе прогресс с выгодой (прогресс — для кого? выгода — для кого?)? Для миллиона людей было бы вполне естественно желать прогресса, который выражался бы в росте безопасности, дохода, даже потребления, даже количества машин (у меня нет против этого никаких идеологических возражений, я только вижу, как регулярно пожирается наш маленький ландшафт, и всякому в нашей стране известно, что наши реки стали каналами сточных вод, что Рейн, наш восхитительный Рейн, превратился в клоаку, и Вы тоже знаете, сколько охлаждающей воды вытекает из рек и сколько теплой воды снова втекает в них). Не подумайте, кстати, что те, кто в нашей стране выходят на улицу на демонстрации протеста, это сплошные «левые» или «коммунисты», которые, впрочем, тоже имеют право на землю своей страны — это вполне консервативные молодые крестьяне, которым мешают вести нормальный образ жизни!
По этим причинам я выступаю не против атомной энергии «вообще», но против строительства атомных станций здесь, в этом районе, и сомневаюсь насчет «идеологии прогресса», которая определяется исключительно одними лишь машинами.
Я уже сказал Клаусу Беднарцу, что Вас здесь использовали в «Нойе Цюрихер цайтунг» как рекламу строительства атомных станций (в прошлом году я сам видел такое объявление на целую страницу, составленное из Ваших высказываний). А Вы ведь знаете, каким авторитетом Вы пользуетесь у нас. Я не сомневаюсь в точности Ваших научных познаний и суждений на тему ядерной энергии, но существует опасность, что Вашими высказываниями злоупотребляют — и не потому, что хотят осчастливить человечество новым видом энергии, но из стремления извлечения выгоды любой ценой. Вот ведь и «диссидентов» тут тоже превращают в некий объект коммерции и злоупотреблений. И я прошу Вас, глядя на карту Европы, задуматься не только о внутренних причинах — о географических понятиях, расстояниях, надежности реакторов, но также и о внешних, о технических, о проблемах безопасности и — я позволю себе употребить метафизическое понятие «непредвиденного», которое я не хочу называть «случайностью»: «предвидение» — это одно, непредвиденное, непредсказуемое — другое.
Доводы специалистов — и данные о резервах энергии — настолько противоречивы, что я — повторяю — оказываюсь в роли «верующего», который видит, что происходит с землей, который носом чует, что течет из уже имеющихся заводов, когда по ночам (они спускают отходы только по ночам!) едет на машине, и — если бы Вы могли хоть раз сунуть палец в Рейн, по берегам которого я так часто гуляю!
Признаюсь Вам, что во время предстоящих выборов буду голосовать за «зеленых», а не за какую-либо другую партию. В партии зеленых состоят два моих друга — Йозеф Бейус и Карл Амери (написавший лучшую, на мой взгляд, книгу о «прогрессе» «Конец предвидения — безжалостные итоги христианства»). Я Вам ее перешлю или привезу в следующий раз. Конечно, никакая социалистическая страна не потерпит демонстраций против атомных станций, а коммунисты, которые выходят на демонстрации здесь, числятся среди шизофреников, но неужели действительно энергию следует выдавать любой ценой?
Я очень надеюсь увидеть Вас летом в Москве и продолжить этот разговор. Целую и обнимаю Вас, привет Вашей жене. Моя жена передает приветы Вам обоим.
Всегда Ваш
Генрих Бёлль
Кельн
30 мая 1979 года
Дорогой Генрих!
Постараюсь ответить на Ваши аргументы.
Я не согласен с оценкой роли прогресса (роста) как в основном разрушительного фактора жизни общества. (Вы не сказали этого, но я позволю себе заострить Вашу позицию, чтобы лучше прояснить свою.) Прогресс снимает остроту распределения материальных благ (питания, одежды, жилья, возможности отдыха и лечения, материальных основ культуры — книг, радиоприемников, средств транспорта). В этом смысле прогресс демократичен и несет освобождение всем людям — конечно, в каждый данный момент относительное и неполное. В чьих при этом руках капитал, являющийся средством расширенного воспроизводства, — вопрос относительно второстепенный. Естественно, что каждый хочет иметь (используя Ваш пример) свой автомобиль, дающий невиданную в прошлом свободу передвижения, это демократично. Я думаю, что тот ущерб, который несет при этом ландшафт, конечно, очень печален, но не столь трагичен, как Вы изображаете. Законодательные меры охраны ландшафта рано или поздно создадут в этом вопросе какое-то равновесие, и я не беспокоюсь, так как уверен, что демократическое общество позаботится об этом, это тоже будет в демократических традициях. В частности, я уверен, что Ваша свободная от правительственного диктата пресса поможет защитить интересы большинства. Я знаю, как настороженно Вы относитесь к прессе, но это как раз то, чего так не хватает нам в нашей стране. Возвращаясь к теме прогресса вообще, я не могу не отметить, что именно он продлил в развитых странах жизнь человека почти вдвое за последние несколько десятилетий — за счет лучшего питания, жилья, прививок, антибиотиков и многого другого. Пользуясь всем этим нельзя забывать, что прогресс представляет собой единый процесс.