Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина
Шрифт:
К тридцать седьмому году магазины уже ломились от продуктов. Даже в каждой молочной стояли бочки с икрой. Икра — продукт доступный, бери хоть килограммами! И водки недорогой было — залейся. Правда, всего двух сортов: обычная, под красным сургучом, и «московская» — под белым. Других не было. Ну, а пиво в тридцать седьмом было? Разочарую хулителей советской власти: именно в тридцать седьмом стали строить в людных местах и на пустырях странные, помнится, восьмиугольные строения под шатровыми крышами — «американки». В «американках» же пиво продавалось кружечное — на разлив и на вынос — бидончиками… Пей, залейся… Были бы деньжонки. Пиво качали прямо из бочек особыми качками-насосами лопающиеся от здоровья лукавые бабы. Вывеска над ними предупреждала: «После отстоя требуйте долива!»
И хлеб был в достатке трех видов: черный, белый и «серый» — самый, пожалуй, вкусный. И сушки были, и пряники, и пирожное. Шоколад (не всем
И еще, помнится, продавался везде керосин, и странная, давно вымершая ныне машинка — примус — чадила-шумела на каждой кухне. А кто не хотел возиться с примусом, пожалуйста, открывались недорогие столовые и «фабрики-кухни» — бери готовые обеды на дом. И странная, давно вымершая посуда — «судки», трехэтажные, четырехэтажные — были в обиходе. Зачем готовить, терять время? Пошел и купил сразу первое, второе и третье… Это ли не забота о трудовом народе? О раскрепощении женщины? А развлечься хочется — тоже пожалуйста… Для детей садики, Сады пионеров, Дворцы с кружками, а для взрослых Парки культуры и отдыха. Отдыхай, наслаждайся сосновым воздухом, танцуй на дощатой веранде под улюлюкающий джаз. В моде были «Утомленное солнце., нежно с мо-рем проща-алось…» (а дальше сообщение, что «в этот час ты приз-на-а-лась, что нет любви!») — танго… Но все забивал фокстрот: «У самовара., я и моя Маша., а на дворе., совсем УЖЕ ТЕМНО! (И опять сообщалось, что «Маша., чаю., наливает… И взгляд ее ТАК МНОГО ОБЕЩАЕТ!»)
Кипела жизнь в парках, в вечерних садах. Прыгали с вышек на привязных парашютах. Лупили в тирах из малокалиберок. Значок был редкий, славный, почетный, красный, как орден, — «Ворошиловский стрелок». Значок торжественно носил на гимнастерке мой папа. Вел в конторе стрелковый кружок! И еще оборудовал кружок какого-то непонятного мне МОПРа! И еще был, как все, любителем повального тогда футбола и чемпионатов по «французской борьбе».. Футбол! Стадионы гнулись от публики… Нелюдской рев разносило на километры. ФУТБОЛ! Но не было хоккея с шайбой, назывался «канадский» — значит, буржуазный… А «русский», с мячом, был. В него играли даже девушки! Строилась, пела, ждала СЧАСТЬЯ великая страна. И никто, похоже, особо не скорбел об арестованных и расстрелянных. Арестовали — значит, за дело. Зря не арестуют… Есть в стране мудрый и справедливый, любящий всех и каждого ВОЖДЬ! И ВОЖДЬ не допустит беззакония! Так как будто было на умах у всех.
Когда читались сказочные бредни утопистов, как-то не приходило в голову, что утопии Мора ли, Кампанеллы, Оуэна или Фурье могут осуществляться. У них тяжкие работы в счастливом «Городе Солнца» выполняли преступники… И получается: вроде отнюдь не утопии творились в объятой сатанизмом России, где сотни тысяч таких за несогласие с утопией и должны были воздвигать «Город Солнца».
И еще помнятся мне изтридцать седьмого выборы в Верховный Совет! Вот был праздник! ПРАЗДНИК! На «избирательных», украшенных цветами и хвойными гирляндами, у кабин стояли, замерев в приветствии, нарядные пионеры. Стариков на машинах-легковушках привозили избирать. Буфеты ломились от недорогих яств! На сценахдо поздней ночи плясами, пели, выступали… И разливалось, разливалось над городом радио, радио, радио. И оно же, как о героях, сообщало, кто первый к шести утра пришел голосовать за родную советскую власть. И думается, 98 с чем-то процентов за будущее счастье не были большим вымыслом..
Тридцать седьмой… Тридцать восьмой… Тридцать девятый… «Католики избивали гугенотов…»
А страна пела. Вот и сейчас живы в памяти эти величавые: «Я ДРУГОЙ ТАКОЙ СТРАНЫ НЕ ЗНА-АЮ, ГДЕ ТАК ВОЛЬНО ДЫШИТ… ЧЕЛО-В-Е-К!» Да эти ладно, а вот еще:
На просторах Родины чудесной,
Закаляясь в битвах и труде,
МЫ сложили радостную песню
О великом друге и вожде.
Сталин — наша слава боевая,
Сталин — нашей юности полет.
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет..
Кто писал такие слова?
Кто сочинил к ним величавую музыку?
Кто исполнял вдохновенным баритоном?
И голос тот, как голос того времени, навсегда остался:
На-ш на-роод… зза Ста-ли-ным…
И-ди-о-о-о-от!
* * *
Шизофрения — и по сей день загадочная болезнь. Ею заболевают напуганные, голодные, нищие, заболевают и лопающиеся от здоровья, сытые, благополучные, закормленные икрой… И скорей всего, шизофрения — порча, злое, потустороннее колдовство, Антихристово деяние, способное охватить человека, семью, поколение, нацию, целый НАРОД. Но, как всякое колдовство, насланная болезнь, наваждение, она сходит с гибелью колдунов, сходит медленно, оставляя трудно зарастающие раны, сходящие рубцы.
И рубцы эти как знаки памяти для бдящих..
* * *
Гораздо больше государей лишилось престола и жизни вследствие заговоров, чем в открытой войне, потому что мало кто может прямо восстать против государя, а составить против него заговор может всякий.
Никколо Макиавелли
Государь не может считать себя в безопасности, пока живы те, кого он лишил престола.
Никколо Макиавелли
Государю, следовательно, нет никакой необходимости обладать в действительности теми хорошими качествами, которые я перечислил, но каждому из них необходимо показывать вид, что он всеми ими обладает.
Никколо Макиавелли
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЧТО ЗНАЛА СВИНЬЯ…
Тайна сохраняется меж двоими, если один из них мертв.
Пословица
В ночь на 18 октября 1939 года из Москвы был отправлен недавно сформированный поезд «Москва — Львов». Он ничем не отличался от других «скорых», колесивших по просторам необъятной железнодорожной державы. Такой же огромный, высокий паровоз «СУ» с громадными красными колесами, такие же вагоны с выпуклыми гербами СССР. Перед войной «СУ» считался лучшим пассажирским локомотивом, хотя уже ушли в серию новые длинные гиганты-паровозы «ИС» — «Иосиф Сталин», «ФД» — «Феликс Дзержинский» и даже «СО» — «Серго Орджоникидзе». Фотографии их были на марках, которые в тридцатые годы увлеченно собирали все — от пионеров до наркомов. Итак, состав был сформирован традиционный, но с одной особенностью — на него не было продано ни одного билета, все вагоны были закрыты, кроме трех в середине состава: здесь были вагон-кабинет, вагон кухня-столовая и вагон с охраной, совершенно не знающими Сталина солдатами НКВД, и командовал ими незнакомый им комиссар Власик.
Сталин в полной темноте прибыл на оцепленный Киевский. Кажется, это был единственный случай, когда Сталин был одет поверх обычной своей одежды в серый габардиновый плащ и фетровую темно-синюю шляпу. Вряд ли когда-нибудь еще носил он этот «интеллигентский» тогда головной убор. Сопровождающий его Власик также был в штатском, а в вагон-ресторан, с запасом готовых блюд, была доставлена Валечка Истрина. Никакой другой обслуги больше не было. Сталин не взял даже своего личного переводчика Павлова, не взял и переводчика Молотова Бережкова. Это была секретнейшая поездка и сверхсекретная встреча Сталина с Гитлером, согласованная сразу после раздела Польши, и с обеих сторон были приняты меры сверхосторожности. Оба «вождя» были не заинтересованы в оглашении встречи, оба презирали друг друга, оба следили друг за другом, использовали обоюдный и чаще всего зверский опыт. Первоначально Сталин хотел пригласить Гитлера в Москву. Однако «фюрер» не согласился, ссылаясь на трудности начавшейся войны. В конце концов выбор пал на приграничный и только что отошедший к Советскому Союзу Львов. Туда поздним осенним вечером и в одно и то же время прибыли оба поезда. Поезд Гитлера был замаскирован под венгерский экспресс. Вокзал и перрон были оцеплены. Для любопытных пущена «деза»: приехал французский посол для встречи не то с «немецким фельдмаршалом», не то с советскими военными. «Деза» же чем глупее и запутаннее, тем лучше.
Поезда остановились у одной платформы, и Гитлер, также одетый в плащ и шляпу, одеяние, в котором он бывал довольно часто, в отличие от Сталина, поднялся в вагон Сталина, сопровождаемый только переводчиком и услужливо встреченный комиссаром Власиком.
На перроне и станции были погашены огни.
Гитлер и Сталин… Они вошли из противоположных дверей и приостановились, как бы очарованные и оторопело-обрадованные, улыбаясь и совсем явно делая вид, что очень рады… Очень рады… Гитлер играл лучше Сталина. Был он одет в серый френч с большими накладными карманами и белую рубашку с черным галстуком. Его голубые глаза излучали тепло и фальшивую радость. Знаменитая косая челка была нафабрена, на руке у Гитлера была красная повязка с белым кругом и свастикой. Был он выше Сталина и сначала махнул ладонью, как бы в знак нацистского приветствия, но тут же и опустил руку, подавая ее Сталину как бы для дружеского рукопожатия. Рука Гитлера была влажной и жесткой, что неприятно поразило Сталина. Его, Сталина, рука ответила на рукопожатие довольно вяло.