Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
Зорайя сверкнула глазами и ничего не сказала. На Куртиса жаль было смотреть. Манера Нилепты и ее слова, хотя они дышали правдой и силой, вовсе не нравились мне.
— Я понимаю, — пробормотал Куртис, смотря на Гуда, — я понимаю, что вы обе были привязаны друг к другу, ваши чувства естественны, но, во всяком случае, можно найти какой-нибудь выход из неприятного положения, покончить с этим! У Зорайи есть свои владения, где она может жить свободно, как ей захочется! Не правда ли, Нилепта? Впрочем, я могу только советовать!
— Я хотел бы забыть все происшедшее, — добавил Гуд, сильно краснея, — если Царица Ночи считает достойным меня ее руки, я готов завтра же обвенчаться с ней — или когда ей угодно — и постараюсь быть для нее добрым мужем.
Все взоры устремились на Зорайю, которая стояла неподвижно, с той загадочной улыбкой на прекрасном лице,
— Благодарю тебя, прекраснейшая королева, моя царственная сестра, — заговорила она спокойным тоном, — за твою любовь ко мне с детских лет, а особенно за то, что ты отдаешь мою особу и мою судьбу в руки лорда Инкубу, который будет королем! Пусть счастье, мир и благоденствие распустятся чудными цветами на твоем жизненном пути, нежная добросердечная королева! Царствуй долго, победоносная королева, и держи обеими руками любовь твоего супруга. Пусть процветает твое потомство, сыновья и дочери твоей дивной красоты! Благодарю тебя, лорд Инкубу, будущий король, тысячу раз благодарю тебя, что тебе угодно было принять в дар от королевы мою бедную жизнь и судьбу и передать ее твоему товарищу по оружию и приключениям, лорду Бугвану! Этот поступок достоин тебя, Инкубу! Наконец, благодарю также и тебя, лорд Бугван, за то, что ты, в свою очередь, удостоил меня своим вниманием и не отказался от моей жалкой красоты! Благодарю тебя тысячу раз и добавлю, что ты — добрый и честный человек, и клянусь, положа руку на сердце, что сказала бы тебе «да», если бы могла! Теперь, когда я поблагодарила всех, — она улыбнулась, — я добавлю только несколько слов. Для меня нет середины! Я смеюсь над вашей жалостью и ненавижу вас! Я не нуждаюсь в вашем прощении — для меня это жало змеи! Я стою здесь перед вами, обманутая, покинутая, оскорбленная, и все же торжествую над вами, смеюсь и презираю вас всех! Вот вам мой ответ!
Вдруг, прежде чем кто-нибудь мог догадаться о ее намерении, она подняла серебряное копье, которое держала в руке, и нанесла себе такой сильный удар в бок, что конец копья прошел насквозь, и упала на пол.
Нилепта вскрикнула,
Гуд лишился чувств, остальные бросились к Зорайе. Царица Ночи подняла свою прекрасную голову и взглянула своими дивными глазами в лицо Куртиса, словно прощаясь с ним. Потом голова ее откинулась назад, раздался вздох, похожий на рыдание, и мрачная, но прекрасная душа Зорайи отлетела.
Ее похоронили с царской пышностью, и все было кончено.
Прошел месяц со времени трагической кончины Зорайи. В Храме Солнца совершилась торжественная церемония, и Куртис был официально объявлен королем-супругом в Стране Зу-венди. Я был болен и не пошел на церемонию. В самом деле, я ненавижу этого рода вещи, толпы народа, звуки труб, развевающиеся знамена. Гуд, присутствовавший на церемонии в полной морской форме, вернулся и рассказал мне, что Нилепта выглядела очень красивой, а Куртис держал себя так, словно родился королем, и был встречен громкими приветственными кликами, подтверждавшими его огромную популярность в стране. Потом, рассказывал он, когда в процессии вели королевскую лошадь Дневной Луч, народ начал громко, до хрипоты кричать: «Макумазан! Макумазан!» Они кричали так, что он, Гуд, должен был встать во весь рост в экипаже и объявить им, что я болен и не могу участвовать в церемонии.
Потом сэр Генри, вернее, король, пришел навестить меня. Выглядел он очень утомленным и клялся, что никогда так не скучал в своей жизни. Но думаю, что он несколько преувеличивал. Человеческой натуре не свойственно, чтобы человек соскучился в таких необыкновенных обстоятельствах. В самом деле, не удивительная ли вещь, что человек, который за год до этого времени приехал в страну никому не известным пришельцем, теперь женился на прекраснейшей и любимой всеми королеве и сделался королем страны! Я попытался прочитать ему наставление, чтобы он не возгордился и не увлекся блеском и силой своей власти, но помнил всегда, что был простым английским джентльменом и призван Провидением к великим и ответственным делам.
Куртис был так любезен, что терпеливо выслушал мои увещевания и даже поблагодарил меня за них.
Сейчас же после церемонии меня перенесли в домик, где я теперь пишу эти строки. Это прелестный уголок в двух милях от Милозиса. Здесь в продолжение пяти месяцев, не сходя с моего ложа, я употреблял свой досуг, набрасывая эти записки, историю наших странствований. Быть может, никто никогда не прочтет
Прошла неделя с тех пор, как я написал последние строки. Теперь я снова берусь за перо, в последний раз, потому что конец мой уже близок.
Моя голова свежа, и я могу писать, хотя с трудом держу перо. За последнюю неделю боль в легких усилилась, но теперь совершенно прекратилась, я чувствую полное онемение членов и не обманываю себя надеждами.
Боль исчезла, а с ней исчез и страх смерти, и я чувствую и ощущаю близость вечного, нерушимого покоя и отдыха. Радостно, с тем же чувством покоя, с каким дитя лежит на груди у матери, я готов упасть в объятия ангела смерти! Всякая робость, все страхи, посещавшие меня при жизни, отлетели от меня, бури прошли, и звезда Вечной Надежды, блестевшая передо мной на далеком горизонте, теперь приблизилась ко мне. Много раз был я близок к смерти, многие друзья умерли на моих глазах, теперь — моя очередь! Еще двадцать четыре часа, и мир будет далек от меня, со всеми страхами и надеждами. Меня не станет, и мир забудет обо мне! Так было и будет со всеми! Тысячи веков тому назад умирающие люди думали свои думы и были забыты! Пройдет еще тысяча веков, и потомки будут умирать и, в свою очередь, также будут забыты.
«Человеческая жизнь, — дыхание быка зимой, звезда, блуждающая по небу, легкая тень, исчезающая с закатом солнца!» — так выразился однажды зулус в разговоре со мной.
Нет, наш мир не хорош! Кто может не согласиться с этим, кроме тех, кто ослеплен собой?
Как может быть хорош мир, в котором первенствующее значение имеют деньги, где путеводной звездой является эгоизм и себялюбие?
Но теперь, когда жизнь кончена, я рад, что жил, что узнал нежное дыхание женской любви и верную дружбу, которая пережила любовь женщины, рад, что слышал звонкий смех детей, любовался на солнце, месяц и звезды, чувствовал соленое дыхание моря на своем лице и плавал по озаренной лучами месяца воде, охотясь за зверями. Но я не желал бы снова начать жизнь! Нет, нет!
Во мне все изменилось. Свет исчезает из глаз, и темнота приближается. Мне чудятся сквозь этот мрак знакомые лица дорогих умерших… Там мой Гарри и другие, и лучшая и совершеннейшая из женщин, которая когда-либо жила на земле.
Зачем говорить о ней теперь! Зачем говорить после долгого молчания, теперь, когда она так близка от меня, когда я иду туда, куда ушла она давным-давно.
Заходящее солнце горит пламенем на золотом куполе храма. Пальцы мои устали.
Всем, кто знал меня или слышал обо мне, всем, кто захочет иногда вспомнить старого охотника, я протягиваю руку на прощанье и посылаю последнее прости!
В руки Всемогущего Бога, Творца жизни и смерти, предаю дух мой!
«Я все сказал!» — это было любимое выражение покойного зулуса.
XXIV. Другой рукой
Минул год со дня смерти нашего незабвенного Аллана Квотермейна, когда он написал последнюю главу своих записок, которую назвал «Я все сказал!» По странной случайности, у нас появилась возможность переслать эти записки в Англию. Правда, эта возможность не обольщала нас надеждами, но мы с Гудом решили попытать счастья. В продолжение последних шести месяцев исследовательские группы усердно принялись за работу на рубежах Страны Зу-венди, с намерением во что бы то ни стало отыскать или проложить удобный путь сообщения с соседними странами. Результатом работ было открытие соединительного канала, который приобщал страну ко всему остальному миру. Я уверен, что по этому самому каналу туземный путешественник добрался сюда и до миссии мистера Макензи, хотя прибытие его за три года до нас в эту страну и изгнание из нее держится в строгой тайне! Пока производились исследования границ, на континент отправили посла с депешей. Мы вручили ему рукопись, два письма Гуда к его друзьям и письмо от меня к моему брату Джорджу. Мне больно думать, что я никогда не увижу его, и я уведомлял его, как ближайшего моего наследника в Англии, что он может владеть всеми родовыми поместьями, так как я не думаю, что когда-нибудь вернусь на родину. Мы не могли бы покинуть Страну Зу-венди, если бы даже желали! Этим послом был Альфонс, дай Бог ему счастья в его жизни! Он до смерти соскучился здесь!