Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
Двое из людей, вооруженных ружьями, не умели стрелять, но отлично владели копьем; мы отобрали у них винтовки, дав щиты и длинные копья, и велели присоединиться к Куртису, Умслопогасу и аскари. Нам было ясно, что три человека, как бы они ни были храбры, не справятся с делом!
VII. Страшная резня
С минуту мы стояли тихо, ожидая момента выступления. Это было тяжелое ожидание, и как долго оно тянулось! Казалось, минуты идут черепашьим шагом. Воцарилось торжественное молчание, еще более угнетавшее душу. Я отвернулся от этого зрелища с ощущением, похожим на мое теперешнее чувство, с той лишь разницей, что в нем преобладал личностный элемент. Торжественные лица людей, которые знали, что, быть может, несколько минут отделяют их от перехода к вечному покою и забвению, странный шепот, постоянное оглядывание сэром Генри своего топора, даже особая манера, с которой Гуд протирал свое стеклышко, — все говорило, что нервы возбуждены до крайности. Один Умслопогас стоял, опираясь на свой топор и держа щепотку нюхательного табака в руке, и был совершенно спокоен и неподвижен.
Трудно
Мистер Макензи стоял с часами в руке, жена держала его за руку, стараясь подавить рыдания.
— Двадцать минут четвертого, — произнес он, — скоро будет достаточно светло. Капитан Гуд мог бы отправляться, три или четыре минуты уйдет на дорогу!
Гуд кивнул головой и еще раз протер свой монокль. Всегда учтивый, он раскланялся с миссис Макензи и отправился занимать свою позицию у крааля, куда его должны были провести туземцы знакомыми тропинками. Явился мальчик с сообщением, что в лагере масаев все крепко спят, за исключением двух часовых, которые прохаживались у входа. Затем выступили все мы. Сначала шел проводник, за ним — сэр Генри, Умслопогас, аскари, двое туземцев из миссии вооруженные длинными копьями и щитами. Я шел за ними, рядом с Альфонсом и пятью туземцами, которые имели ружья. Миссионер замыкал шествие с остальными шестью слугами.
Крааль, где расположились лагерем масаи, находился у подошвы холма, в восьмистах ярдах от миссии. Первые пятьсот ярдов мы прошли благополучно. Затем поползли — тихо, как леопард за добычей, скользя, как призраки, из куста в куст. Пройдя немного, я оглянулся назад и увидал Альфонса. Он едва держался на ногах, с бледным лицом и дрожавшими коленями. Его винтовка со взведенным курком почти упиралась в мою спину. Благополучно отняв винтовку у Альфонса, мы продолжали свой путь, пока не очутились в сотне ярдов от крааля. Зубы Альфонса начали стучать самым ужасным образом.
— Перестаньте, или я убью вас! — прошептал я свирепо. Мысль о том, что все может погибнуть из-за этого стука зубов, вовсе не улыбалась мне. Я начал бояться, что повар выдаст всех нас, и искренно желал, чтобы он остался где-нибудь позади.
— Но, сударь, я не могу ничего поделать, — отвечал он, — мне холодно!
Это была трудная задача, но, к счастью, я быстро решил ее. В кармане моем находился маленький кусочек грубой материи, которым я чистил ружье.
— Возьмите ее в рот, — прошептал я, отдавая ему тряпку, — если я услышу еще звук, вы погибли!
Я знал, что тряпка смягчит стук зубов. Альфонс безропотно повиновался мне и вел себя тихо.
Мы снова поползли. Осталось около пятидесяти ярдов до крааля. Между ним и нами находилось пустое пространство, поросшее кустами мимоз и сухим кустарником. Мы спрятались в кустах. Начало светать. Звезды побледнели, и восток заалел. Мы ясно видели очертания крааля и легкий отблеск потухавших костров в лагере масаев. Мы остановились и прислушались, зная, что часовой находится близко. Он появился — высокий, статный человек — и лениво прохаживался в пяти шагах от заросшего кустарником входа. Мы надеялись убить его сонным, но он и не думал спать. Если нам не удастся убить его, убить тихо, без звука, без стона — мы пропали! Мы спрятались и продолжали наблюдать за ним. Умслопогас, находившийся впереди меня, повернулся, сделал мне знак, и в следующую секунду я увидел, что он лег на живот и пополз, как змея, по траве, выжидая случая, когда часовой повернет голову. Часовой беззаботно замурлыкал песню. Умслопогас полз незамеченным, добрался до кустов мимозы и ждал. Часовой расхаживал взад и вперед, потом обернулся и взглянул на стену. Умслопогас проскользнул ближе, прячась позади кустов и не сводя глаз с воина. Глаза часового устремились на дорожку между кустами, и, казалось, что-то удивило его. Он сделал несколько шагов вперед, остановился, зевнул, взял маленький камень и бросил его в кусты. Камень пролетел над головой Умслопогаса, не задев его кольчуги. Если бы он задел ее, то звук непременно выдал бы нас. К счастью, кольчуга была сделана из темного металла и не блестела. Убедившись, что в кустах нет ничего, воин оперся на свое копье и лениво посмотрел на кусты. Он стоял так минуты три, погруженный в задумчивость, а мы лежали, терзаясь опасениями, каждую минуту ожидая, что будем открыты благодаря какой-нибудь случайности. Я снова услышал, как стучат зубы Альфонса, — даже через тряпку, — повернулся к нему и состроил свирепое лицо. Наконец пытка пришла к концу. Часовой взглянул на восток, видимо довольный, что близится смена, и принялся потирать себе руки и ходить взад и вперед, чтобы согреться.
В ту минуту, когда он повернулся, длинная черная змея скользнула в ближайший кустарник, мимо которого должен был проходить дикарь. Часовой вернулся, двинулся мимо кустов, не подозревая об опасности. Если бы он взглянул вниз, может быть, он избежал бы ее. Умслопогас поднялся и с поднятой рукой пошел по его следам. Как только воин повернулся, зулус сделал прыжок, и при свете зари мы увидели, как его длинные руки вцепились в горло врага. Затем два тела конвульсивно сплелись вместе, потом голова масая откинулась назад, мы слышали, как он захрипел и упал на землю, вздрагивая всеми членами. Зулус пустил вход всю свою силу и сломал дикарю шею. На минуту он придавил коленом грудь своей жертвы, все еще сжимая ему горло, пока не убедился, что враг мертв. Тогда он встал, кивнув нам, чтобы мы шли вперед. И мы шли, на четвереньках, как обезьяны. Добравшись до крааля, мы заметили, что масаи загородили вход, протянув сюда четыре или пять кустов мимозы, несомненно из-за боязни нападения. Здесь мы разделились. Макензи со своим отрядом пополз в тени стены налево, сэр Генри и Умслопогас заняли места по сторонам терновой ограды, а два человека,
Нежные лучи рассвета широко разлились над равниной, лесом, рекой и величественной горой Кения, окутанной молчанием вечных снегов, и одели пурпурно-красным отблеском ее величавую вершину, высоко вздымавшуюся к ярко-синему небу, нежному, как улыбка матери. Птицы громко пели свою утреннюю песнь, легкий ветерок шелестел в кустах. Утро дышало миром и счастьем нарождающейся силы, всюду были тишина и спокойствие, всюду, кроме человеческого сердца!
Вдруг, когда я напряженно ждал сигнала, уже успев выбрать человека, которому поручил открыть огонь, зубы Альфонса снова застучали, как копыта жирафов, нарушая царившую вокруг тишину. Тряпка незаметно выпала из его рта. Масаи, лежавший в краале вблизи от нас, оглянулся вокруг себя, удивляясь этому звуку. Вне себя от ярости, я ударил концом винтовки прямо в живот француза. Это остановило его дрожь. Теперь сигнал не был нужен. С обеих сторон крааля послышались выстрелы, засверкал огонь. Я присоединился к нападающим; с верхнего конца крааля раздался ужасный рев, в котором я различил голос Гуда, резко выделявшийся в общем шуме. Со страшным криком ужаса и ярости черная толпа дикарей вскочила на ноги, многие из них сейчас же упали под выстрелами наших ружей. С минуту они стояли в нерешительности, но, услыхав непрестанные крики и рев на верхнем конце крааля, осаждаемые градом выстрелов, бросились бежать к выходу. Мы открыли огонь им вслед, стреляя прямо в толпу дикарей. Я сделал десять выстрелов из своего ружья, как вдруг вспомнил о маленькой Флосси. Взглянув в ее сторону, я заметил, что белый ослик лежал на земле, вероятно убитый нашими пулями или копьем масая. Поблизости не видно было ни одного дикаря. Черная няня Флосси стояла перед ней и торопливо перерезала копьем веревку, связывавшую их ноги. Затем она быстро побежала к стене крааля и начала карабкаться на нее. Девочка последовала ее примеру, но, видимо, ослабела и с трудом цеплялась за стену. Увидав это, двое дикарей бросились, чтобы убить ее. Первый близко подбежал к бедной девочке, которая после напрасных усилий снова упала на землю. Блеснуло копье, но моя пуля уложила дикаря на месте. Позади его стоял другой, а у меня — увы! — не осталось в магазине ни одного патрона. Флосси вскочила на ноги и встала перед дикарем, который поднял копье. Я отвернулся, чувствуя невыносимую боль в сердце при мысли, что дикарь убьет дорогое дитя. Но, взглянув туда, я с удивлением заметил дымок, копье масая лежало на земле, а дикарь зашатался, обхватив голову руками, и свалился на землю. Я вспомнил, что у Флосси был револьвер, который и спас ей жизнь. Потом девочка собрала все силы, с помощью няни перелезла через стену и таким образом была спасена. Все это заняло не более нескольких секунд. Я наполнил магазин патронами и снова открыл огонь по беглецам, которые карабкались по стене. Я убил нескольких дикарей и наконец добрался до угла крааля, где шел горячий бой. Двести дикарей, — считая, что мы уничтожили из них пятьдесят, — собрались у входа, заросшего кустарником, представляя из себя значительную силу, в противовес Гуду и десятку человек, которые усердно поражали их копьями. Дикари сдерживали их у изгороди, которая представляла из себя действительно сильное укрепление. Один из них успел перепрыгнуть через загородку, но топор сэра Генри с силой опустился на его украшенную перьями голову, и воин упал в середину кустов.
С криком и ревом начали дикари перескакивать через изгородь; большой топор сэра Генри и Инкосикази летали над их головами, и один за другим дикари падали на землю, на трупы товарищей, образуя новую изгородь своими телами.
Те, кто спасся от топоров, падали от руки аскари или двух кафров из миссии.
Я и мистер Макензи стреляли в уцелевших дикарей. Гуд и его люди оказались теперь отгороженными от нас толпой врагов, и мы должны были перестать стрелять в дикарей — из боязни убить своих. (Один из людей Гуда все-таки был убит). Обезумев от ужаса, масаи дружным усилием прорвались через изгородь и, вытолкнув Куртиса, Умслопогаса и аскари перед собой, начали драться у входа. Тут мы принялись стрелять в них.
Наш бедный аскари упал замертво с копьем в спине, за ним упали двое людей, вооруженных копьями, и, умирая, дрались, как львы. Многие из нашего отряда подверглись такой же участи. Я боялся, что битва проиграна, и велел своим людям бросить винтовки и взять копья. Они повиновались, потому что кровь их была разгорячена. Люди миссионера последовали их примеру. Это принесло хорошие результаты, но исход битвы все еще был для нас под сомнением.
Наши люди дрались великолепно, отбивались, кричали, убивали дикарей и падали сами.
В общем хаосе выделялся резкий крик Гуда, его ободряющие возгласы. С регулярностью машины поднимались и опускались два топора, оставляя за собой смерть и разрушение. Но я заметил, что сэр Генри устал от чрезмерного напряжения, побледнел от нескольких ран, его дыхание сделалось прерывистым, и жилы на лбу налились. Даже Умслопогас, этот железный человек, утомился. Он перестал долбить врагов своей Инкосикази и пустил в дело клинок. Я не вмешивался в бой, осыпая пулями масаев, когда это было нужно. Я вынужден был поступить так потому, что истратил сорок девять патронов в это утро (и не промахнулся ни разу).