Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
Шрифт:
— Честное слово, — сказал Гуд, первым вышедший на берег, — вот ужасное место! — Он засмеялся. Сейчас же громовой голос повторил его слова сотню раз. — Мес-то! то… то!… — отвечал другой голос где-то со скалы. — Место! место! место… то… то-то… — гремели голоса, сопровождаемые хохотом, который повторился всюду и наконец замолк, так же неожиданно, как начался.
— О Боже мой! — простонал Альфонс, теряя всякое самообладание.
— Боже мой! Боже мой! Боже мой! — загремело эхо на все лады и голоса.
— Ах, я вижу, что здесь живут дьяволы! — сказал тихо Умслопогас. — Место так и выглядит!
Я старался объяснить ему, что причина этих криков — замечательное, интересное эхо, но он не хотел верить.
— Я знаю эхо! — возразил он. — Напротив моего крааля в Земле Зулу жило такое эхо, и мы говорили с ним. Но здесь эхо как гром, а у меня эхо походило на голос ребенка. Нет, нет, здесь живут дьяволы. Но мне все равно, я не думаю о них! — добавил он, затягиваясь трубкой. — Пускай они ревут, что хотят: они не смеют показать свои лица!
Он замолчал, считая дьяволов недостойными своего внимания. Мы нашли необходимым разговаривать шепотом, но даже шепот отдавался в скалах каким-то таинственным рокотом и замирал в стонах и вздохах. Эхо — прелестная, романтичная вещь, но мы пресытились им здесь, в этом ужасном месте.
Расположившись кое-как на камнях, мы решили помыть и перевязать, насколько возможно, наши ожоги. У нас было масло для фонаря, но мы пожалели тратить его для этой цели, разрезали одного из лебедей и жиром его смазали нашу обожженную кожу. Затем мы осмотрели лодку, подлатали ее и захотели есть, потому что по нашим часам был полдень. Мы уселись в кружок и начали истреблять наше жаркое. Но я съел мало, так как чувствовал себя больным от страданий предшествовавшей ночи. У меня сильно болела голова. Странный это был обед! Мрак, окружавший нас, был так глубок, что мы едва видели пищу, которую подносили ко рту. Я нечаянно взглянул назад, так как мое внимание было привлечено каким-то шорохом по камням, и увидел огромных черных крабов. Несколько дюжин этих ужасных животных ползли к нам, вероятно привлекаемые запахом мяса. Краб — отвратительное существо! — обладает блестящими глазами, очень длинными, гибкими щупальцами, гигантскими клешнями. Они окружили нас со всех сторон. Пораженный этим зрелищем, я вскочил и видел, как один из крабов вытянул свои огромные клешни и дал ничего не подозревавшему Гуду такого щипка, что тот с криком подскочил и разбудил стоголосое эхо. Другой огромный краб ущипнул за ногу Альфонса. Можно вообразить последующую сцену. Альфонс орал, за ним ревело эхо, повторяя его крики. Умслопогас взял топор и ударил одного краба, который ужасно завизжал, и эхо повторило его визг на разные лады. Затем, с пеной у рта, краб издох. Из разных углов и щелей вылезли сейчас же сотни его приятелей и, заметив, что животное упало, бросились на него, словно кредиторы на банкрота, и буквально разорвали на клочья своими огромными клещами и сожрали. Схватив что попало под руку — камни, гальку, — мы начали настоящую войну с чудовищами. Как только мы убивали одного из них, другие хватали и пожирал и убитого, с пеной у рта, с отвратительным визгом. Они пытались ущипнуть нас или украсть мясо. Один преогромнейший краб подполз к лебедю и начал пожирать его. Немедленно налетели другие, и началась отвратительная сцена. Чудовища визжали, бесились, деля добычу, и рвали друг друга на части! Это было ужасное, чудовищное зрелище — в непроглядном мраке, при ужасающей музыке раздражающего нервы эха. Странно было смотреть на крабов! Казалось, все худшие человеческие страсти и желания воплотились в этих животных и довели их до бешенства. Вся эта сцена могла бы служить богатым материалом для новой песни Дантова «Ада», как сказал Куртис.
— Я вижу, молодцы, вы добираетесь до мяса, и нам надо убираться отсюда! — тихо сказал Гуд. Мы не стали медлить, отвязали и столкнули лодку, вокруг которой сотнями карабкались ужасные животные, и направились к середине реки, оставив позади себя остатки обеда и визжащую, беснующуюся массу чудищ полными хозяевами ужасного берега.
— Это и есть здешние дьяволы! — сказал Умслопогас с таким видом, как будто решил задачу, и я готов, пожалуй, согласиться с ним.
Замечания Умслопогаса походили на удары его топора — всегда меткие и в нужную точку.
— Что теперь делать? — спросил сэр Генри.
— Плыть, я думаю! — отвечал я, и мы продолжили путь.
Весь день и вечер мы плыли в полной темноте, едва различая, когда кончался день и начиналась ночь, пока Гуд не указал нам на звезду, появившуюся справа от нас, которую мы наблюдали с большим интересом.
Вдруг звезда исчезла, снова воцарился мрак, и знакомый рокочущий звук воды донесся до нас.
— Опять под землей! — сказал я со вздохом, держа фонарь.
Да, не было сомнения — над нами опять был свод туннеля.
Снова началась и потянулась долгая, долгая ночь, полная опасностей и ужаса. Описывать все наши страхи — не стоит труда. Скажу только, что около полуночи мы наткнулись на отмель, кое-как обошли ее и поплыли дальше.
Так шло время до трех часов. Сэр Генри, Гуд и Альфонс спали, Умслопогас сидел на веслах, я правил рулем, как вдруг заметил, что стены туннеля как будто раздвинулись. Потом я услыхал восклицание Умслопогаса и звук ломающихся веток деревьев, как будто лодка продиралась сквозь кустарник и заросли. В следующий момент свежий, живительный воздух повеял мне в лицо, и я почувствовал, что мы выбрались из туннеля и плывем по обыкновенной воде. Я чувствовал, но не видел ничего, потому что темнота была непроницаема, как бывает иногда перед рассветом. Я был счастлив, что мы оставили за собой ужасную реку. Я сидел, вдыхал свежий ночной воздух и ждал рассвета, вооружась всем своим терпением.
XI . Нахмуренный город
Около часа сидел я в молчании и ждал рассвета. Умслопогас ушел спать. Наконец восток засветлел, и туман начал подниматься с поверхности воды навстречу восходящему солнцу. Алая полоска разгоралась на востоке. Наступал день.
Я не мог налюбоваться на чудное синее небо. Вода еще была окутана туманом, но мало-помалу солнце растопило туман, и я увидел, что наша лодка плывет по голубой воде. За восемь или десять миль позади нас остались ряды скал, образовавшие собой как бы стену озера, и я увидел, что через отверстие в скалах подземный поток пробил себе дорогу. Позднее я убедился в этом, и единственным объяснением того, что наша лодка благополучно выбралась из туннеля, может служить необыкновенная сила течения таинственной реки. Теперь мы с проснувшимся Умслопогасом дали лодке иное направление, как оказалось, весьма неприятное для нас. Заметив какой-то предмет в воде, Умслопогас привлек мое внимание и несколькими ударами весла пригнал лодку к тому месту, где находился плавающий предмет, в котором мы узнали труп человека, лежащего лицом вниз. Можно представить себе весь мой ужас, когда я узнал в этих искаженных чертах — кого бы вы думали? Нашего бедного слугу-ваква, который два дня тому назад утонул, плывя за лебедем. Это было ужасно! Я думал, что мы оставили его позади себя, а между тем он плыл за нами и вместе с нами выбрался из подземной реки.
Его вид был страшен, одна рука совершенно скрючена, волосы обожжены, лицо вздулось, на нем запечатлелось трагическое выражение отчаяния, которое я видел в последние минуты его борьбы с течением. Это зрелище очень расстроило меня, и я был очень доволен, когда труп вдруг без всякой видимой причины начал погружаться в воду, словно исполнив свое назначение. Настоящая причина, несомненно, была та, что газы, наполнявшие труп, нашли свободный выход, и тело затонуло. Только пузыри да несколько кругов пошли по воде в том месте, где нашел себе вечный покой наш бедный слуга.
Умслопогас задумчиво наблюдал за трупом.
— Зачем он плыл за нами? — спросил он. — Это предвещает недоброе дело мне и тебе, Макумазан!…
Я сердито обернулся к нему. Терпеть не могу этих нелепых предзнаменований и ненавижу людей, которые носятся с предчувствиями и рассказывают свои вещие сны.
В это время проснулись наши остальные спутники и чрезвычайно обрадовались, что мы выбрались из ужасного подземелья и плывем под ясным небом.
Начались толки, рассуждения, и кончили мы тем, что захотели есть. Из всей нашей провизии жадные крабы оставили нам только несколько кусочков дичи, и мы решили пристать к берегу. Но возникло новое затруднение. Мы не знали, где был берег, потому что ничего не видели перед собой, кроме широко пространства синеватой воды. Заметив, что птицы, летевшие над водой, направлялись влево, мы заключили, что они стремились к берегу, и поплыли в этом направлении. Подул хороший попутный ветер, мы устроили из одеяла парус, и лодка весело понеслась вперед. Сделав это, мы уничтожили остатки нашей провизии, запили озерной водой и закурили наши трубки.
Прошло около часа. Гуд, смотревший в подзорную трубу, вдруг объявил, что видит землю, и указал на перемену цвета воды, означавшую, что мы приближаемся к устью реки. Скоро мы увидели большой золотой купол, видневшийся издали в тумане, и пока с удивлением глядели на него, Гуд объявил, что маленькая парусная лодка плывет нам навстречу. Мы едва могли верить этому удивительному известию, пока не удостоверились собственными глазами.
Значит, обитатели этой страны и озера имеют понятие о парусных лодках и обладают некоторой долей цивилизованности! Через несколько минут мы ясно увидели, что лодка направляется к нам. Через десять минут она находилась не более чем в сотне ярдов от нас. Это была маленькая лодка, построенная из досок на европейский манер, с широким парусом. Все наше внимание было устремлено, конечно, на пассажиров лодки. Их было двое: мужчина и женщина, почти такие же белые люди, как мы.