Собрание стихотворений 1934-1953
Шрифт:
Страдайте, перепутаницы-наперсточки-строчки,
от того, что двойной ангел
Вскакивает из камня, как дерево над пустынной землей.
Станьте призраками самих себя, призрачными остриями,
Трубой медной, образом бестелесным, нанизанным на безумия,
Восходя лестницей Иакова, глядящей в звёздное небо.
Возникнет холм в дыму и головокружительная долина.
Пятикратно призрачный Гамлет на отцовских кораллах
Увеличит рост мальчика-с-пальчик чуть не до целой мили.
Страдайте от зрения, обрезанного зеленым плавником,
Будьте около кораблей, побитых морем, на якоре пуповины.
Не можешь ни о чем, кроме? Тогда утопи свои клепаные кости
В кораблекрушении мышц. «Оставь надежды» и на любовь,
Прекрати битву, оставь и любовь, и туман, и огонь на ложе угрей.
В крабьих клешнях кипящего круга, в море частица тебя,
Инструмент этот временем окольцован: ты уже взрослый!
Железо в моей крови обычно для города, избиваемого дождями,
Я в пламенном ветре поэзии вырос из зеленой колыбели Адама.
Нет человека волшебней, чем вытащенный когтями из... крокодила.
Человек был шкалой весов, эмалевой птицей смерти.
Хвост. Нил. И морда. (В седле уже, а не в тростниках Моисей).
Шуршал папирус.
Время в домах без часов качало череп как маятник.
Выпотрошенный человек в пирамиде (полет Грааля!)
Рыдал об утраченной чистоте. Он был мастером мумий,
Гримером трупов.
Из ветра слепленный призрак властен над человеком,
Посмертная маска разложившегося фантома.
А мой призрак выкован из посейдонова металла,
Из человечьего минерала. Это он был богом.
Богом первоначал в хаотичном водовороте моря.
И все мои образы, рыча, вылазят из глубины на холм неба.
21. И ПРЕЛОМИЛ Я ХЛЕБ
И преломил я хлеб. Он рожью был когда-то.
Вино – создание земли чужой –
Пульсировало в плоти винограда;
Но труд людей дневной и ветр ночной
Скосили рожь, с лозы сорвали радость.
Когда-то, – счастье голубой лозы –
Кровь лета билась в виноградной плоти,
Хлеб был веселой рожью на ветру,
Но людям надо было солнце расколоть
И вольный ветер придавить к земле!
И преломил ты плоть, и пролил кровь –
Осиротели виноград и рожь,
Возросшие когда-то
Из чувственных корней лозы и злака…
Мое вино ты пьешь. Мой хлеб крадешь.
22. И ДЬЯВОЛ В ГОВОРЯЩУЮ ЗМЕЮ
И дьявол в говорящую змею
Был воплощен, и на равнинах Азии
Раскинулись его сады, а грех
Возник уже в начале сотворенья,
Став бородатым яблоком в раю,
И так понятие грехопаденья
Возникло с ним... А Бог вошел в творение
Хранителем, играющим на скрипке,
С холмистой синевы сыграть прощенье.
Мы были новичками в тех морях,
Послушных Богу, и луна свисала
Вручную сделанная, в облаках
Еще не до конца освящена...
Но мудрецы сказали мне о том,
Что боги Сада на вершине древа
Добро и зло переплели в веках,
И что качаясь на ветрах луна
В пустое небо вознеслась и стала
Чернее зверя и бледней креста.
Мы знали стража, тайного хранителя
В своем раю. Он проявлялся только
В святой воде, в той, что не замерзает,
И в мощных утрах молодой земли.
Но Ад принёс нам серное кипенье
Да миф о двух раздвоенных копытах,
А рай нам дал всего лишь полночь солнца,
Да ту Змею, игравшую на скрипке
В дни сотворенья…
23. ВОТ НАСЕКОМОЕ И МИР
Вот насекомое и мир, которым
Дышу, когда заполнили пространство
Мне символы, а символами мир
Мои стихи заполнив, гонит время
Сквозь стены города «здесь и сейчас!»,
Но половина времени уходит
На то, чтоб только фразу подтолкнуть!
Я смысл делю на сказку и реальность.
И резко опускаю гильотину:
Кровь. Хвост отдельно от башки – свидетель:
Убит эдем, увяло возрожденье.
Стих? Насекомое? Чума, проклятье сказок?...
Стих этот – монстр (прикинулся змеей).
Обвился вокруг контура, слепой
И длинный, обвивает стену сада,
И в шоке разбивает скорлупу.