Собрание стихотворений

Иванов Георгий Владимирович

68

М. Кузмину

Благословенные морозы Крещенские, настали вы. На окнах — ледяные розы И крепче стали — лед Невы. Свистят полозья… Синий голубь Взлетает, чтобы снова сесть, И светится на солнце прорубь, Как полированная жесть. Пушинки легкие, не тая, Мелькают в ясной вышине, — Какая бодрость золотая И жизнь и счастие во мне! Все пережитое в июле Припоминается опять. О, в день такой под вражьи пули, Наверное, блаженство встать! И слышать их

полет смертельный, И видеть солнце над собой, Простор вдыхая беспредельный, Морозный, дивно голубой.

69. СУЖЕНЫЙ

Мы пололи снег морозный, Воск топили золотой, И веселою гурьбой Провожали вечер звездный. Пропустила я меж рук Шутки, песни подруг. Я — одна. Свеча горит, Полотенцем стол накрыт. Ну, крещенское гаданье, — Ты гляди, не обмани! Сердце, сердце, страх гони — Ведь постыло ожиданье. Светлый месяц всплыл давно Смотрит, ясный, в окно… Серебрится санный путь… Страшно в зеркало взглянуть! Вдруг подкрадется, заглянет Домовой из-за плеча! Черный ворон, не крича, Пролетит в ночном тумане… Черный ворон — знак худой. Страшно мне, молодой, — Не отмолишься потом, Если суженый с хвостом! Будь, что будет! Замирая, Робко глянула в стекло. В круглом зеркале — светло Вьется дымка золотая… Сквозь лазоревый туман Словно бьет барабан, Да идут из-за леска Со знаменами войска! Вижу — суженый в шинели, С перевязанной рукой. Ну и молодец какой — Не боялся, знать, шрапнели: Белый крестик на груди… Милый, шибче иди! Я ждала тебя давно, Заживем, как суждено!

70. РОДИНЕ

Не силы темные, глухие Даруют первенство в бою: Телохранители святые Твой направляют шаг, Россия, И укрепляют мощь твою! Батыя и Наполеона Победоносно отразя — И нынче, как во время оно, Победы весть — твои знамена И славы путь — твоя стезя. С тобою — Бог. На подвиг правый Ты меч не даром подняла! И мир глядит на бой кровавый, Моля, чтобы Орел Двуглавый Сразил тевтонского орла.

ВЕРЕСК. Вторая книга стихов

СТИХИ 1914–1915 гг

71

Мы скучали зимой, влюблялись весною, Играли в теннис мы жарким летом… Теперь летим под медной луною, И осень правит кабриолетом. Уже позолота на вялых злаках, А наша цель далека, близка ли?.. Уже охотники в красных фраках С веселыми гончими — проскакали… Стало дышать трудней и слаще… Скоро, о скоро падешь бездыханным Под звуки рогов в дубовой чаще На вереск болотный — днем туманным!

72. ЛИТОГРАФИЯ

Америки оборванная карта И глобуса вращающийся круг. Румяный шкипер спорит без азарта, Но горячится, не согласен, друг. И с полюса несется на экватор Рука и синий выцветший обшлаг, А солнца луч, летя в иллюминатор, Скользит на стол, на кресло и на флаг. Спокойно все. Слышна команда с рубки, И шкипер хочет вымолвить: "Да брось…" Но спорит друг. И вспыхивают трубки. И жалобно скрипит земная ось.

73

Растрепанные

грозами — тяжелые дубы, И ветра беспокойного — осенние мольбы, Над Неманом клокочущим — обрыва желтизна И дымная и плоская — октябрьская луна. Природа обветшалая пустынна и мертва… Ступаю неуверенно, кружится голова… Деревья распростертые и тучи при луне — Лишь тени, отраженные на дряхлом полотне. Пред тусклою, огромною картиною стою И мастера старинного как будто узнаю, — Но властно прорывается в видения и сны Глухое клокотание разгневанной волны!

74

Как я люблю фламандские панно, Где овощи, и рыбы, и вино, И дичь богатая на блюде плоском — Янтарно-желтым отливает лоском. И писанный старинной кистью бой — Люблю. Солдат с блистающей трубой, Клубы пороховые, мертвых груду И вздыбленные кони отовсюду! Но тех красот желанней и милей Мне купы прибережных тополей, Снастей узор и розовая пена Мечтательных закатов Клод Лоррена.

75

О, празднество на берегу, в виду искусственного моря, Где разукрашены пестро причудливые корабли. Несется лепет мандолин, и волны плещутся, им вторя, Ракета легкая взлетит и рассыпается вдали. Вздыхает рослый арлекин. Задира получает вызов, Спешат влюбленные к ладье — скользить в таинственную даль.. О, подражатели Ватто, переодетые в маркизов, — Дворяне русские, — люблю ваш доморощенный Версаль. Пусть голубеют веера, вздыхают робкие свирели, Пусть колыхаются листы под розоватою луной, И воскресает этот мир, как на поблекшей акварели, — Запечатлел его поэт и живописец крепостной.

76

Пожелтевшие гравюры, Рамок круглые углы, И пастушки и амуры Одинаково милы. В окна светит вечер алый Сквозь деревья в серебре, Золотя инициалы На прадедовском ковре. Шелком крытая зеленым Мебель низкая — тверда, И часы с Наполеоном — Все тридцатые года. "Быть влюбленну, быть влюбленну", — Мерно тикают часы. Ах, зачем Наполеону Подрисованы усы!

77

Кофейник, сахарница, блюдца, Пять чашек с узкою каймой На голубом подносе жмутся, И внятен их рассказ немой: Сначала — тоненькою кистью Искусный мастер от руки, Чтоб фон казался золотистей, Чертил кармином завитки. И щеки пухлые румянил, Ресницы наводил слегка Амуру, что стрелою ранил Испуганного пастушка. И вот уже омыты чашки Горячей черною струей. За кофеем играет в шашки Сановник важный и седой. Иль дама, улыбаясь тонко, Жеманно потчует друзей, Меж тем как умная болонка На задних лапках служит ей. И столько рук и губ касалось, Причудливые чашки, вас, Над живописью улыбалось Изысканною — столько глаз. И всех, и всех давно забытых Взяла безмолвная страна, И даже на могильных плитах, Пожалуй, стерты имена. А на кофейнике пастушки По-прежнему плетут венки; Пасутся овцы на опушке, Ныряют в небо голубки. Пастух не изменяет позы, И заплели со всех сторон Неувядающие розы Антуанеты медальон.