Собрание Стихотворений
Шрифт:
Девушка розоустая! ты — сад запечатанный, ты — потир многоценный вина заповедного.
Но я оборву цветы полурасцветшне, до дна выпью потир червленый и, выпив, разобью его на осколки.
Жертва вечерняя, крестись в купели ручья белоструйного, омойся росой студеной.
Весел будет мой пир вечерний.
Девушка, ты — хлеб пшеничный; ты — потир вина виноградного.
Грудь твоя — плод медвяный, розовым цветом прозябший.
Ах, я — одна с тобою в глубоком, зеленом лугу.
Разгораются лазурные
Ты слышишь пение Пасхальное?
Нет, только пчелы жужжат над лугом зеленым.
Не ладан ли веет с кадила серебряного?
Нет. Только крепче на заре запахли медуницы полевые.
Ах, зачем ты забил меня в улей пчелиный. Ах, ты убьешь меня; то — не улей пчелиный, то — гроб тесовый.
Улыбнись, моя тихоокая царевна: то — не улей пчелиный, то не гроб тесовый, то — луг зеленый, глубокий. Высоко над нами сплетаются вершинами злаки полевые. Никто не увидит нас на дне глубокого зеленого луга.
Ах! мед залепил гортань мою. Пчелы жалят меня ядовитыми жалами. Ах! смерть моя в лугу зеленом, в цветах медоносных.
То — не пчелы, моя тихоокая царевна. То — мои поцелуи любовные. Ширятся зраки твои лазурные, как улыбчивое небо Пасхальное.
Вернулся Апрель прохладный нашей первой весны.
Ах! земля раскрылась; пахнет корнями цветочными и костями мертвыми. Что ты сделал со мною?
Ты замкнула очи лазурные. Ты уснула сном вечным.
Мир тебе, моя тихоокая царевна.
Последнее целование
I
Ты спишь в домовине тесовой, в золотой парче. Дышат розы увядшие в перстах твоих. Не колышется грудь бездыханная.
В келье дощатой теплится свеча воску ярого. А за окном яблоня весенняя, что невеста, цветами белыми разукрасилась. И шумит зеленый Май.
Я выдолбил тебе гроб белодубовый. Я омыл тело твое и умастил его ароматами. Я повил тебя полотном чистым. Я спеленал твои руки и ноги.
Крепко пахнет в келье цветами и ладаном. Ах! то — не цветы и не ладан, но твоя грудь увядшая, твои уста отцветшие.
Кто надел тебе венчик червленый? Ах! то — не венчик червленый. Я уснул и забыл. Ведь я убийца твой. И вот лежишь ты недвижная, и кроваво-черная язва изъела жемчужное лицо твое.
Я целовал твою язву червленую. Я убрал ее розами. Колыбель — ложе брачное — гроб.
Ты — дитя спеленатое, невеста распятая.
Я распял тебя в лесу зеленошумном, у ключа среброводного. Я пригвоздил твои ноги белые к сладкодышащей коре. Ты цвела, пригвожденная к древу. Нежная грудь твоя — роза в листве древесной, зеленой.
Ты — цвет и плод. Тобою прозябло древо дубравное. Въелись в плоть твою белопшеничную язвительные жала гвоздные. Каплет багряный грозд. Уста раскрыты —
Слезы твои — роса листвяная. Не ты стонешь: то ветер гудит в коре дуба.
На заре пылает небо золотое. Темнеет лесная глушь. Крепко пахнут медуницы полевые.
Я склонился меж корней древесных; я целую твою пяту жемчужную. Я целую твою язву червленую; из нее падает кровь густая в глубину вечерних трав.
Дитя синезрачное, девушка розоустая, мертвец распятый.
Листва шелестит над тобою. Заря дышит в лицо мертвое. Мне тихо под покровом твоим.
II
Что ты киваешь мне, урод лесной, за кочкой болотной? Ты издеваешься надо мной, строишь мне рожи. Но я знаю: ты боишься меня.
Я — с вами, но я — не ваш. Вы — рабы мои покорные. Вы собираете мне ягоды лесные, выгоняете птиц и зайцев из заросли, когда я иду на охоту с моим золотым луком.
Из осколков лиры моей я сделал себе лук золотой. Я думал заклясть зверя святой песнью, но глухи к песням рая уши звериные.
И разбил я лиру мою. И лежала она в золотых осколках.
И подобрал я осколки лиры и сделал из них лук, и колчан, и пять стрел. Одна из девушек лесных шла мимо, когда я любовался моим новым луком, сверкавшим на солнце. И я сказал девушке: есть у меня лук, есть и колчан, и стрелы; только тетивы нет у меня. Дай мне волос из золотой косы твоей. Он крепок и сверкуч, и все станут завидовать моему луку.
И девушка расплела свою косу. И я вырвал тот волос, который мне показался лучше.
А девушка со смехом убежала, так что я не мог разобрать, листья ли шумят, или она, убегая, смеется.
Хорош оказался мой лук. И звери, не боявшиеся лиры, стали бежать при блеске моего лука.
И по всему лесу прошла молва, что перековал я мою лиру на лук.
И пресмыкаются с тех пор передо мною твари лесные. Ненавидят меня, но боятся моего лука и служат мне.
И благословляют меня плененные души древесные.
III
Мирно спишь ты, моя тихоокая царевна. Не истоптана дикая трава у могилы твоей. Только пчелы жужжат в ней.
Я не встревожу твоего сна могильного. Я не разбужу твою тень загробную. Я не зачарую слух твой приятным пением лиры. Разбита лира моя.
Да если б и привеяла твоя тень неуспокоенная в мои дикие дебри, ах, да ты бы не узнала меня. Нежный слух твой привык к пению лирному. Тебя испугает звон стрел и бряканье колчана. И — бедная — вернется тень твоя в поля загробные, и не останется у ней ничего заветного на земле, о чем она вздохнула бы в стране мертвой. Нет, не возвращайся в места родные. Спи спокойно — моя тихоокая царевна.