Собственник

Шарм Кира

— Тогда — до завтра, — выдыхает мой наркотик, и, чмокнув на прощанье в щечку, проскальзывает за дверь.

А я, как идиот, прислоняюсь к перилам. Ноги не держат, — подгибаются, меня реально так шатает, что и двух шагов так вот сразу не сделать. Дрожащими руками утираю лицо, будто после пробежки. Полный идиот, — понимаю это уже когда ловлю себя на том, что я вполне пришел в себя и давно в состоянии нормально передвигаться, а все равно хренову тучу времени стою и пялюсь на ее дверь, улыбаясь, как наркоман. Идиот! Да! Но зато я, — самый счастливый идиот на свете!

Наконец отмираю, понимая, что мне давно уже пора. И все равно в голове гудит, а перед глазами плывет туман, когда я

выхожу на улицу. Это же надо, как меня повело от одного только поцелуя!

46. Лера

Лера.

Меня будто прошибло током, — и ошпарило одновременно. Я просто замерла на месте, но уже точно знала, — Бурин в зале «Искры». Не понимаю, как один человек может так сильно воздействовать на другого? Я его будто кожей чувствую! Нет, даже чем-то большим, какими-то мурашками под кожей, о существовании которых нас не учили на уроках биологии, но они, оказывается, есть! Даже не видя его, даже не поворачиваясь, чувствую… Или у Бурина действительно просто такая энергетика бешенная?

Перед глазами все расплывается, — и зал, и люди, и музыка, и представление, — все сливается в одно яркое пятно. Не хочу оборачиваться, не хочу искать его глазами. Он ведь наверняка не один, — и даже не важно, кто с ним, — Римма, или кто-нибудь другой. Одного знания, что он с кем-то спит, кого-то ласкает и задаривает цветами для меня и то слишком много. А видеть это — выше моих сил.

Но он направляется ко мне. И это я чувствую каким-то шестым чувством, потому что меня вдруг начинает бросать в жар, а сердце так колотится, как будто решило стать одной из тех самых бабочек и выпорхнуть из меня ему навстречу. Даже оно предает меня, выбирая Бурина, не говоря уже о теле… Зажмуриваюсь и выдыхаю, чувствуя, что он уже стоит совсем рядом.

— Слава? — лучше бы я ушла, потому что один взгляд в его глаза заставляет меня забыть обо всем на свете. И то, что среди этого гама, в зале, полном людей, он все-таки увидел меня и подошел, вообще подымает меня к небесам от счастья. Глупого и нелепого счастья, потому что — мне ли не знать, что это ничего не стоит и не значит?

Он притягивает меня к себе, и я окончательно растворяюсь. Где-то у меня был здравый смысл и голос разума? Они ушли, не попрощавшись, посоветовав напоследок о них забыть и больше не обращаться.

— Зачем ты так со мной? — его хриплый голос заставляет те самые мурашки под кожей пуститься в пляс и блаженно застонать от наслаждения. Если кто-то скажет, что голос не может сводить с ума и стать наркотиком, — не верьте! Иногда от одной фразы, произнесенной особенным голосом весь мир вышибает из-под ног.

— Как? — выдыхаю я, на самом деле забывая смысл всех слов на свете. Просто они на самом деле не имеют никакого значения. Самое главное, — то, что в глазах. И я жадно впиваюсь в него взглядом, надеясь рассмотреть всю ту правду, которая стоит и за словами и за вещами, которые мы видим. И снова начинает кружиться голова, — потому что в этом взгляде я будто читаю отражение собственных чувств. Или мне просто хочется это увидеть?

Его лицо наклоняется над моим, как в замедленной съемке. Губы, прикоснувшись, обжигают, а после… После начинается самое настоящее безумие. Как будто в меня ворвался ураган. А я… Я просто растворилась в этой лавине…

Будто выпав из реальности, на ватных ногах поднялась в комнату общежития. Со стороны слушала разговор Бурина и Риммы. Внутри бушевали все грозы мира. И будто что-то рухнуло внутри. Как же так можно? Она ведь видела, насколько я страдаю?

Кровь снова закипела, стоило Бурину поцеловать меня там, в коридоре. Я будто рассыпаюсь на тысячи порхающих от счастья

бабочек, — и уже не способна ни помнить, ни думать ни о чем. Хочется только одного, — впечататься в него, слиться с ним, отдаваться снова и снова этому неимоверному блаженству! Но… Так нельзя. Нужно все выяснить и все обдумать. Мне ли не знать, как часто необдуманные поступки приводят к слишком большим и, главное, ненужным, драмам! Нужно хотя бы просто прийти в себя, очнуться от этой безумной эйфории! Притормозить, иначе я, как тот глупый мотылек, просто сгорю и задохнусь в этом огне!

Поэтому заставляю себя отстраниться. И почти сбегаю. От него. От себя. От этого безумия, которое меня на самом деле слегка пугает. Просто отдышаться. А утром… Не знаю, как это будет, но утро все расставит на нужные места, я в это верю.

— Римма? — в комнате как-то слишком тихо, и я бы с радостью сейчас залезла бы в кровать, укрывшись одеялом с головой. Но такие вещи нужно прояснять сразу.

— Римма, не притворяйся. Я знаю, ты не спишь.

— Что ты от меня хочешь? — истерично, сквозь слезы, закричала соседка по комнате. — Да, я люблю его! Еще с первого курса, как только в первый раз увидела! А ты… Появилась, хвостом вильнула, — и все! Сразу же все тебе! Я, между прочим, знаешь, как его добивалась? На все его бои ходила, хоть терпеть не могу всех этих разбитых рож! На каждой вечеринке старалась сделать все, чтобы привлечь его внимание! Да я даже в блондинку красилась и губы накачала, потому что он всегда выбирал таких!

— Римма… — я растерялась, даже и не зная, что ответить. — Ну, все равно — нельзя же так! Ты что же думаешь, — если мы бы с ним так и разошлись, ничего не выяснив, он бы тебя полюбил? Могу понять твои чувства, но, просто пойми, — нельзя заставить кого-то тебя полюбить! Просто нельзя! И разрушая чужое счастье, ты ничего все равно не построишь!

— А тебя он, значит, любит? — Римма вспыхнула, искривив губы в злющей усмешке. — И вот — с чего ты это взяла, наивная провинциальная дурочка? Да у него таких, знаешь, сколько? Пачками с собой после боя уносит! Да он даже не знает имен всех, с кем спит, как ты не понимаешь? Просто ты не согласилась сразу, вот его это и зацепило! Причем здесь любовь? О каком счастье ты говоришь вообще? Я тебе, можно сказать, услугу оказала, отвадив такого бабника! Любовь! — Римма со злобой фыркнула. — Переспит с тобой, плюнет и забудет! А ты как думала? Возомнила себя особенной?

Я закусила губу, — до крови, понимая, что все, очень возможно, так и есть. Очень знакомый инстинкт охотника, — гнаться за тем, что просто так решило сразу не свалиться в руки. Возможно, Римма очень даже и права, хоть и говорит все это сейчас со зла. Но, если бы я отдалась Бурину сразу, — разве он бы после обо мне бы вспомнил? Внутри все похолодело, отдаваясь глухой, ледяной болью. Хотя… Я ведь на самом деле ничего о нем не знаю… Может, она все и выдумывает насчет его похождений…

— И чего ты тогда добивалась? — голос сорвался, превратившись в хрип. — Чтобы он, вместо меня, переспал с тобой? А потом — плюнул и забыл?

— Может, я бы даже и этому была бы рада, — заорала Римма, и, впрыгнув в джинсы и натянув кофту, выскочила за дверь, захлопнув ее с таким грохотом, что посыпалась штукатурка.

— Эй, это — моя сумка, — крикнула я вслед, но меня уже никто не услышал, — она буквально кубарем слетела вниз по лестнице, ничего вокруг себя не замечая.

Если честно, я бы сейчас тоже сбежала бы куда-нибудь, если бы могла. Да хоть в «Искру» или к девчонкам. Но ключ от комнаты ушел вместе с Риммой в моей сумке, а оставлять все здесь нараспашку или рыться в ее вещах в поисках ключа не хотелось. Да и вообще, — лучше бы сейчас побыть немного одной.