Собственник
Шрифт:
74
Лера даже не дрожит, — просто замерла. И как котенок прижалась к моей груди. Все потом, — иначе сейчас совсем сорвусь. Сейчас главное, — просто убраться нам всем отсюда.
А еще я понимаю, что Глеб сейчас реально загубил свое очень блестящее будущее.
— Глеб, — у меня просто нет слов, и я только протягиваю ему руку, как только мы выходим на воздух из этого гадюшника.
— Я бы все равно с этим гадом не сработался, — лицо того, кто отныне всегда будет для меня Другом и Человеком с огромной буквы, мрачно, как никогда. —
Я крепко пожимаю руку Друга. Любое слово сейчас будет звучать слишком жалко. Мне не передать, что я сейчас чувствую. И как благодарен. Фактически, Глеб вытянул сегодня нас всех. И не дал прибить этого урода, и спас нас от позорного вылета из универа да еще с уголовным разбирательством впридачу.
— Бля, Глеб, я тобой просто восхищаюсь! — зато у Андрюхи слова нашлись. — Ты! Ты ЧЕЛОВЕЧИЩЕ!!! А как ты классно это с записью придумал! Слушай, а она что, — реально есть? А то я частенько бываю в гостиницах… Хм…
— Скорее всего — нет, — Шиманский пожимает и Андрюхину руку. — Но, даже если бы и была, — а это шансов десять из тысячи, никто бы нам ее, естественно, не дал. Потому что это реально незаконно.
— Глеб, ты просто шикарен! — Андрюха смотрит на него с полнейшим восхищением, так же, как и я, как будто впервые увидел этого человека. Да мы его таким никогда и не видели. — Когда-нибудь я буду с гордостью рассказывать, что учился с тобой вместе! И даже дружил!
— Не разгоняйся, — усмехается Глеб. — Я не собираюсь оставлять нашу дружбу в прошлом.
— Нет, а как ты уверенно говорил! — продолжает восхищаться Андрей. — Это вообще, — пилотаж, зашкаливающий выше всех высших!
— Я неплохо играю в покер, я разве не говорил? — усмехается Глеб. — Непробиваемая уверенность, — первое дело!
— Спасибо, друг, — мне пора, все-таки, у меня еще Лера. — За все, — я снова крепко пожимаю его руку, а Глеб кивает, показывая, что все понимает.
— Лера, — я просто выдыхаю ее имя, невесомо, как воздух, в волосы, прижимая ее к себе крепко, но при этом нежно. — Все, моя девочка. Все закончилось.
Она не реагирует, и я несу ее к машине. Очень не хочется отпускать, после всего, что ей пришлось пережить, ей просто необходим физический контакт, а мне просто жизненно важно прижать ее к себе и не выпускать, спрятать от всего мира, отгородить от всего, даже от малейшего вмешательства извне, и я прекрасно понимаю, что слова здесь не помогут. Будто от сердца отрывая, ссаживаю на сидение, застегивая ремень безопасности. Ничего, сейчас доедем, а там уже буду отогревать. Главное сейчас, — быстрее добраться.
Она молчит все время, поддаваясь моим движениям, как тряпичная кукла. Бля, лучше бы истерила и плакала, чем это! Но я стараюсь сосредоточиться пока на дороге, отодвинув все эмоции подальше и судорожно пытаясь понять, что мне теперь с ней делать.
По идее, сейчас бы раздел и окунул в теплую ванну с пенкой, а потом просто бы взял себе на колени и гладил бы, прижимая к себе, — чтобы дать ей возможность почувствовать себя в безопасности, ощутить, что ей
Но я даже прикасаться к ней боюсь. Хрен его знает, как она отреагирует на то, что ее раздевают после этого урода! Даже не знаю, как себя почувствует, оставшись со мной в квартире наедине! Бля, если этот мудак нанес ей непоправимую моральную травму, я его найду и покалечу, даже если он и уберется из универа! Потому что мою девочку он мог покалечить гораздо серьезнее, чем на физическом плане, и не факт, что не на всю жизнь! Не переживу, если она после этого останется поломанной…
Доезжаю на удивление аккуратно. Подхватываю на руки Леру, которая все так же не реагирует, только впивается в меня своими пальчиками. Так, — судорожно… Что сердце опускается вниз. Ничего, моя маленькая, мы справимся! Ты сильная, я верю! Ты обязательно вынырнешь из этого кошмара!
— Все, мы дома, — выдыхаю, захлопывая за нами дверь.
Но все равно не отпускаю, так и тащусь в комнату с ней на руках.
Усаживаюсь на диван, осторожно прижимая к себе. Целую в волосы, — едва касаясь. Просто чтобы она почувствовала мою нежность. Заботу. Просто, чтобы расслабилась.
— Мы дома, — шепчу, гладя ее по щеке. — Все позади. Ты меня слышишь, Лера? Лера?
Она кивает, закрывая глаза.
Ну, хотя бы не отшатывается.
— Малыш, чего ты хочешь? Переодеться? Ванную? Выпить чего-то покрепче? Поесть? Может, тебе капель каких-то успокоительных лучше выпить и просто заснуть?
Она только вертит головой и прижимается ко мне еще сильнее. Господи, какая же она маленькая, какая нежная и хрупкая, — ну, точно, самый настоящий котенок! И как у этого урода только в мозгах провернулось такое с ней сделать? Бля….
— Просто посидим вместе, — шепчу, гладя ее по голове.
Лера кивает, и снова закрывает глаза, устраивая голову у меня на плече.
Ничего. Ничего, моя девочка. Помолчим. Посидим и помолчим. Сколько будет нужно.
Не знаю, сколько так прошло времени. Лера просто лежала в моих руках, а я ласково ее баюкал, гладя по волосам. Внутри меня лились злые, бессильные, обжигающие слезы. За мою девочку. За то, что с ней там сделали. За то, как ей теперь со всем этим жить. Блядь, я бы кастрировал бы таких уродов и сажал бы их на кол, как в старину! Но все равно, — что бы я не сделал с Шимовым, ей это не поможет, и я прекрасно это понимаю. Страх, чувство отсутствия безопасности, а, может, и отвращение ко всем, у кого болтается между ног член, может так и не вытравиться из нее…
— Лера, нужно поесть, — за окнами давно уже стемнело. Не знаю, когда она проснулась, и только вздрагиваю, когда, наклонившись над ее лицом, наталкиваюсь на широко распахнутые глаза. Слава Богу, в них нет ни ужаса ни паники. Уже что-то.
— Да, — соглашается Лера, и я бесконечно радуюсь, — если она может испытывать голод, значит, еще не все потеряно!
— И нужно переодеться, — меня снова обжигает, когда я, чуть отстранившись, вижу ее разорванный бюстгалтер. Блядь!
— Да, — соглашается она, же кивая. — Только я сначала в душ. Мне нужно… Смыть все это с себя.