Собственность и процветание
Шрифт:
«Безбилетничество», провоцируемое общей собственностью, широко распространено во всем человеческом обществе, потому что есть смысл принимать и использовать ценности, когда соответствующие обязательства не накладываются или их сложно провести в жизнь. В таких случаях руководствуются правилом «дареному коню в зубы не смотрят». Производство экономических благ требует затрат труда. Поэтому все «бесплатное» обладает непреодолимой притягательностью. Кроме того, такие блага потребляются частным образом. Поэтому проблема безбилетника – побочный продукт человеческой природы. Если человек отказывается целый день возиться над созданием блага, которое может присвоить любой, не затративший ни минуты труда, он демонстрирует не грех себялюбия, а способность мыслить здраво.
Именно этот момент является источником глубокого идеологического раскола. Столкнувшись с фактом того, что коммунар работает с прохладцей, потому что знает, что созданное не будет ему принадлежать, а в конце дня он все равно получит положенную каждому порцию, некоторые сочтут такое поведение «чисто человеческим» либо признают, что он «поступает рационально, глядя в лицо обстоятельствам». Другие отнесутся к этому с меньшей терпимостью. Веря в моральное превосходство коммунарской жизни, они сочтут, что ленивого или беспринципного коммунара можно переделать – с помощью убеждения, наставления и образования. Его необходимо убедить, что он обязан с честью выдержать возникший моральный вызов.
Входящие в первую группу к
Похоже, что врагами частной собственности движут прежде всего извращенные моральные амбиции – что-то вроде религиозного импульса, перенацеленного на земные дела. Стремление к коммуне – это попытка подчинить земной мир требованиям религиозной жизни. Дэвид Горовиц, позднее возглавивший Банк Израиля, вспоминает коммуну в Галилее, в которой он жил в 1920-х годах, как «монашеский орден, но без Бога» [129] . На заре христианства отцы церкви учили, что блага этого мира должны быть общим достоянием. Но грехопадение и первородный грех сделали частную собственность институтом абсолютно необходимым, хотя и несовершенным. Возможно, люди, стремившиеся к уничтожению частной собственности, не восприняли учения о первородном грехе, но усвоили все другие аспекты религиозного взгляда на жизнь. И все же когда стимулы коммунарского общежития ошибочно внедряют в мирской контекст, результат оказывается обратным ожидаемому. Мораль разрушается. И итогом оказывается неожиданный расцвет себялюбия.
129
Elon, The Israelis, 141.
Часть III. Римское и обычное право: от статуса к контракту
Введение
В истории не было более знаменитых империй, чем Римская и Британская, и обе в свое время обладали самыми развитыми в мире экономическими системами. Институциональным центром обеих была хорошо развитая система права: гражданского права в Риме и общего права в Британии. Считается, что последнее развилось в основном независимо от первого. Обе системы обеспечивали более высокий уровень защиты частной собственности, чем соперничавшие с ними страны. А потому обе добились процветания. Империя была роскошью, которую они могли себе позволить. Нам следует озаботиться проблемой взаимосвязи между правом и экономикой. В чем заключались характерные и определяющие особенности систем права в этих двух обществах и как они содействовали или, напротив, противодействовали богатству империи? Внимание римского права в весьма значительной мере вращалось вокруг вопросов собственности и распоряжения ею, обмена и передачи по наследству. В своде римского права, известном как «Свод гражданского права», завершенном в 533 году н. э., была сделана попытка изложить ошеломляющее многообразие обстоятельств, в которых могут возникнуть правовые споры между сторонами [130] . Большая его часть посвящена вопросам собственности. По сути дела, этот труд – «самый важный и влиятельный свод правовых установлений из известных во всем в мире», как характеризует его Алан Уотсон, профессор Пенсильванского университета, – должен напоминать нам, что собственность – важнейшая категория права [131] . Частная собственность в римском праве не была абсолютом, и на самом деле вся римская система заключала в себе серьезный порок, связанный с собственностью. Иерархия прав, позднее развитых в Западной Европе, в Риме была прописана неверно. Для большинства подданных, не относящихся к гражданам, права на жизнь и на свободу были подчинены праву собственности. Говоря о разделении «вещей» на материальные и нематериальные, ученый правовед Гай сказал, что примерами «материальных вещей» являются «земля, раб, одежда, золото…» [132] . Рабы были собственностью, и это, несомненно, способствовало падению империи. Это разделение на классы с неравным правовым статусом истязало Римское общество.
130
Работа была проделана в Константинополе в царствование императора Юстиниана и представляет собой выдержки из 2000 существовавших на то время томов римского права (подавляющее их большинство до нашего времени не дошли). Примечательно, что полный английский перевод Свода гражданского права был опубликован только в 1985 году. В тот год Пенсильванский университет выпустил в свет четыре массивных тома. Включены латинский оригинал и английский перевод, занимающий 1875 страниц мелким шрифтом. Alan Watson ed., The Digest of Justinian, 4 vols. (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1985). [Полный русский перевод «Дигестов Юстиниана» с параллельным латинским текстом опубликован издательством «Статут» в 2002–2005 годах в семи томах (десяти книгах). В Свод гражданского права Юстиниана также входят «Институции» (русск. пер.: Институции Юстиниана. М.: Зерцало, 1998), «Кодекс» и «Новеллы». – Прим. науч. ред.]
131
Ibid., 1: xi.
132
Ibid., 1: 24.
В столетия, последовавшие за норманнским завоеванием, английское общее право ввело в жизнь ряд ключевых новшеств. Закон был превыше всего, и предполагалось, что сам король и правительственные ведомства сообразуют свои действия с правилами, устанавливаемыми в судах. Вопросы о факте решали присяжные. Самым важным было то, что право представляло собой не столько набор принципов, сколько растущую совокупность обстоятельств, открываемых при разбирательстве конкретных дел. Оно было полем деятельности практикующих юристов, а не философов и возникало в зале судебных заседаний, а не на юридических факультетах. Решения основывались на конкретных обстоятельствах дела, которые выявлялись в ходе слушаний, и всем было понятно, что ими будут руководствоваться суды в дальнейшем, принимая решения по сходным случаям: судьи должны были считаться с прецедентами. В границах этой системы оставались неизменными многие из принципов, которыми руководствовались римские судьи при решении споров о собственности. Но представавшие перед судьями и присяжными
Глава 5. Римляне и сельские жители
Первый расцвет системы частной собственности имел место в греко-римском мире. Кому-то подобное понимание древней цивилизации может показаться чрезмерно материалистическим, но утверждение собственности, которая в римском обществе получила большее развитие, чем где-либо еще, создало принципиально важные зоны частной жизни, в которой смогли расцвести свобода и индивидуализм. Частная собственность способствовала появлению богатства и досуга, что открыло для граждан Рима и Греции возможность заниматься литературой, философией и искусствами. Еще один момент, мало изученный историками античности, состоит в том, что частная собственность была стимулом к накоплению богатства, а это богатство дало римским легионам относительное военное превосходство над соседями и соперниками. «До этого ни одна правовая система не знала понятия безусловной частной собственности, – пишет историк Перри Андерсон. – В Греции, Персии или Египте собственность всегда была “относительной”, то есть обусловленной высшими или дополнительно обеспеченными правами других властей или сторон» [133] . В античные времена была чем-то новым идея, что принципы права выше, чем власть и сила, что справедливость «слепа» и (в идеале) не взирает на лица. По ту сторону римских границ царили либо коллективистская тирания, либо полуголодные общинные структуры. Гиббон в своей книге «История упадка и разрушения Римской империи» замечает, что в Римской империи идеально прямые дороги были проложены «почти без оглядки на природные препятствия или право частной собственности» [134] . Прямизна дорог может навести на мысль о торжестве авторитаризма. Но там, где прокладывались эти дороги, вряд ли существовала частная собственность. В «Галльской войне» Юлий Цезарь отметил, что ни у кого из германцев «нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности» [135] . Неспособные создавать богатства своими силами, такие государства создавались прежде всего ради ограбления соседей. Египетские цари до-римского периода были монопольными собственниками всей земли, которую небольшими участками сдавали в аренду закабаленным крестьянам. На Востоке азиатские цари обладали неограниченной личной властью; здесь царил азиатский деспотизм, характеристику которого дал Монтескье, а позднее проанализировал Маркс [136] . Во многих случаях монарх объявлял себя владельцем всех земель своего государства. Монтескье отмечал, что земледелием пренебрегали, разоряли промышленность и ничего не поправляли и не улучшали. Из земли извлекали все и ничего не возвращали ей обратно: «Там все запущено, везде пустыня». Но при таких режимах существовало своего рода равенство – все подданные были равно угнетены. В таких деспотических государствах, пишет Монтескье, «нет законов, там сам судья – закон» [137] .
133
Perry Anderson, Passages from Antiquity to Feudalism (London: Verso, 1974), 66.
134
Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. М.: Центрполиграф, 2005. С. 41.
135
Цезарь Гай Юлий. Записки о галльской войне. Кн. 6. § 22.
136
Монтескье. О духе законов. Кн. 5. Гл. 14.
137
Там же. Кн. 6. Гл. 3.
В Древней Греции сельскохозяйственные земли изначально принадлежали фратриям и долгое время обрабатывались совместно. Постепенно они перешли в частную собственность. В начале VI века до н. э. афинский законодатель Солон дал государству новое устройство, и это подтолкнуло дальнейшее обособление собственности. Прежде, если человек умирал, не оставив наследника, его собственность возвращалась фратрии; теперь же он получил возможность завещать ее кому угодно. При Солоне была отменена долговая кабала, пишет Аристотель, и существующие долги были упразднены, «как частные, так и государственные» [138] . Те, кто за долги попал в рабство, получили свободу. Прознав о намерениях Солона, некоторые из его друзей заняли денег, скупили на них много земли, а когда вскоре после этого состоялась отмена долгов, оказались богачами. Так возникли новые состояния, пишет Аристотель, которые «впоследствии слыли за исконно древние». Наконец-то мы оказались в мире, очертания которого нам знакомы.
138
Аристотель. Афинская полития. М.: Мысль, 1997. С. 6.
Некоторые аргументы о собственности, используемые в наши дни, можно найти в работах Платона и Аристотеля. Придумав идеальное устройство общества, Платон пишет в «Государстве», что члены правящего сословия, или стражи, не должны иметь никакой собственности, кроме личных жизненно необходимых вещей. Подобно солдатам, они должны жить в казармах. Он явно имел в виду аскетически-суровых и наделенных абсолютной властью государственных чиновников – элиту, рожденную править. Они должны были получать скромный гарантированный доход за счет налогов, собираемых с крестьян и ремесленников. «У стражей не должно быть ни собственных домов, ни земли и вообще никакого имущества: они получают пропитание от остальных граждан как плату за свою сторожевую службу и сообща все потребляют».
Платон верил, что в прошлом алчные правители испортили греческие города. Лишение возможности обладать собственностью вернет их на путь добродетели и служения идеалам. В XIX веке эхо этой идеи отозвалось в намерении изменить правила собственности, чтобы тем самым усовершенствовать природу человека. Когда вся собственность общая, рассуждал Платон, стражи не разнесут все «государство в клочья, что обычно бывает, когда люди считают своим не одно и то же, но каждый – другое: один тащит в свой дом все, что только может приобрести, не считаясь с остальными, а другой делает то же, но тащит уже в свой дом; жена и дети у каждого свои, а раз так, это вызывает и свои, особые для каждого радости или печали» [139] .
139
Платон. Государство//Платон. Соч. В 4-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1994. Кн. 5. С. 240.