Собственность Шерхана
Шрифт:
От красоты этой, такой мирной картины, у меня все внутри перевернулось и дыхание перехватило. Снежинка меня увидела, потянулась довольно, проснулся, забарахтался, отыскивая сиську котенок.
— Он же может нечаянно во сне раздавить котёнка, — шёпотом сказала я Снежинке. — Глупая ты мамаша.
— Не раздавлю, — потянулся и Имран. — Я уже полчаса, как проснулся, лежу, не шевелюсь…
Осторожно переложил кошачье семейство, сел, потёр заросший щетиной подбородок и на меня посмотрел. А я покраснела, как будто меня на месте преступления поймали — ещё бы, стою, им
— Пойдем-ка жрать, Белоснежка, — позвал он.
И я снова покраснела, будто меня на свидание позвали. Имран явно о чем-то своем думал — тёмные глаза чернее обычного, на лбу сосредоточенная морщинка. В душ сходил, с волос капли капают, одна скатилась по лицу прочертив мокрую дорожку. Я вдруг поймала себя на том, что мне её путь хочется языком провести. В животе сразу греховно жарко стало. Плохая Лиза, падшая, поругала я себя.
Не нужно забывать — он твой враг. И ты в его доме пленница…
— Такой уже живот большой, — сказал Имран, и я шаг назад сделала, словно пряча ребёнка от него.
— Восьмой месяц уже пошёл.
И неловкая тишина. Кажется, столько всего сказать нужно. Потребовать от него объяснений, но…молчу.
— Лика… Трахался я с ней, да, — просто объяснил Имран. — Но сейчас ничего нет. Не звал я её, Анвар запустил, гаденыш.
— Это твоя личная жизнь, она меня не касается.
Голос мой сухой, как пустыня Сахара. А внутри и радость, от того что сейчас ничего нет, и обида-злость, что когда я на последнюю сотню рублей выживала, Лика стонала под ним. Ненавижу её, прости меня, бабушка, за такие чувства.
— А поехали в торговый центр, — вдруг удивил Имран. — Смотри на твоём пузе толком ни одно платье не сходится уже, а моему сыну простор нужен. Накупим тебе шмотья.
Ехать с ним я никуда не хотела. Но я так устала быть пленницей. А там — люди. Там обычная жизнь. И туда — манит. И кивнула, а Имран так радостно улыбнулся, что моё глупое сердце опять екнуло.
Шубка, которую мне Имран ещё весной подарил, и которую я сбегая гордо тут оставила, и правда, на моем животе уже не сходится. Благо — идти только до машины, которую подогнали к самому крыльцу. За рулём водитель, а Имран рядом со мной сел, сзади.
Ездить — неудобно. Не могу понять, нравится ребёнку автомобили или нет, но реагирует на них он всегда остро. Его возмущению и пинкам нет предела. И сейчас упёрся ножками в самые ребра, вынудив меня с лёгким стоном поменять позу на более удобную.
Имран заметил это моё движение, и движение в животе под тонким вязаным платьем тоже.
— Можно? — спросил он. — Пожалуйста.
Он был таким большим. Сильным. Он мог сломить моё сопротивление за секунду. Но он просил. И столько мольбы было в его голосе. Я не могла ему отказать. Взяла его руку, тяжёлую, смуглую, с тонкими длинными пальцами, и положила её на живот себе.
И замерла — так хорошо. Вот просто глаза закрыть и представить, будто мы обычная семья. Ждём своего первенца и счастливы. Что никаких теней прошлого не стоит между нами. Ребёнок тоже на мгновение замер, удивлённый чужим прикосновением, а потом изо всех сил пнул Имрана прямо в ладошку.
— Ни х*я себе, — вырвалось у Имрана поневоле. — Прости… Просто, он такой сильный. Тебе, наверное, больно, когда он так… Моя кровь. Ни на секунду не сомневался, что это мой сын.
Наклонился, и прямо в живот меня поцеловал, а я некоторое время вспоминала, как же обратно дышать начать. Как не заплакать от горечи, что идиллия наша так коротка — всего до торгового центра, который уже виднеется впереди.
Въехали на подземную парковку, и Имран руку свою убрал. Сразу так холодно стало и горько. Ничего. Я сильная, я справлюсь…
Дверь мне Анвар открыл, водитель был в машине — подогнал к самому лифту, чтобы я не мерзла, и должен был отъехать. Имран вдруг потянулся ко мне, пока я выйти не успела и легонько поцеловал в губы. Так неожиданно и нежно…
— Если бы ты знала, — шепнул он, и я почувствовала на своих губах его дыхание. — Какая красивая ты сейчас. Такая красивая, что сдохнуть хочется…
Отстранился. Телефон зазвонил, недовольно посмотрел на дисплей.
— Я… — неуверенно начала я.
— Иди с Анваром, Белоснежка, — улыбнулся он. — Не для бабских ушей разговор. Я догоню.
Я из машины вышла. До лифта — несколько шагов. По асфальту гуляет противный ветерок, забирается под шубку, холодит ноги. Анвар идёт рядом, явно спешит, а я все оборачиваюсь и на Имрана смотрю. Он взгляд мой поймал и рукой мне помахал…
А потом…взвизгнули тормоза, какой-то автомобиль резко и на большой скорости пошёл на разворот — это на подземной-то парковке. Анвар назад дернулся и выругался так, что у меня щеки заалели. Я, глупая, не сразу поняла, что происходит.
Даже взрыва не почувствовала. Просто холодно было, а потом в ушах зазвенело, толкнуло в спину горячим воздухом, я не устояла и на колени упала, благо руки выставить успела. Кожу на коленях содрала, и не понимаю, почему так паленым пахнет — а это мех моей шубки тлеет. Анвар что-то заорал, тлеющий поясок шубки затоптал ногой и не церемонясь потащил меня к лифту. Посадил прямо в углу, на холодный грязный пол.
— Тут сиди! — крикнул он в моё лицо. — Тут сиди, я сейчас!
И рванул обратно. Я на четвереньках обратно к дверям ползу. Мне важно видеть, что там происходит. Стеклянные двери медленно закрываются, кто-то наверху лифт вызвал, я не успела совсем немного. Медленно встаю, опираясь о них. Смотрю.
Там — филиал ада на земле. Наверное, такой он и есть, ад, которым меня бабушка пугала. Только я не ожидала, что за все мои грехи он настигнет меня так быстро. Там — огонь. Разорванная, как игрушка, машина, искореженный металл. Касаюсь стекла — кажется, оно тёплое. Ищу глазами Имрана и не вижу, и запах такой ужасный, что лёгкие выжигает изнутри и само сердце.
Нет, хочу сказать я, но не могу.
Лифт медленно едет наверх, так медленно, словно в замедленной съёмке. Прижимаюсь к стеклу лицом. На нем — сажа и мои слезы. А по моим ногам вдруг течёт вода, такая горячая, что обжигает сильнее огня, и ребёнок в страхе отчаянно толкается, прося меня остановить то, что происходит.