Сочинения в 2 т. Том 1
Шрифт:
— Постойте… Мы все же договоримся. Я укажу вам пласт. Однако позвольте несколько вопросов. Можно? Вы, кажется, вели разведки в Кременной?
— Да, я нашел там уголь.
— И в Пятиротском?
— Отличный, длиннопламенный…
— И за Насветевичевым?
— Мощные залегания!..
— Очень приятно. Теперь на вашей карте добавятся новые точки. Их добавлю я. Вы только проверите и поверите. Я дам вам на изыскания двадцать тысяч рублей. Это без расписки, без свидетелей. Вы можете распорядиться этими деньгами, как хотите. Но пусть никто не
— Как же я могу сказать «нет», если нужно сказать «да»? — удивился Лагутин. — «Нет» — будет означать отрицание моей собственной схемы простирания пластов. Я трудился над ней долгие годы. Это будет и отрицанием моего метода исследований по спутникам угля. Наконец, зачем вам все это нужно?
Шмаев ответил неохотно:
— У каждого есть свои планы…
— Если вы намерены разрабатывать эти залегания, моя карта лишь облегчит вашу деятельность. Вам не нужны будут разведки, которые дорого стоят.
— В наше соглашение мы внесем и этот пункт. За карты я заплачу особо. Соглашение не письменное, конечно… На слово.
— Карту вы получите за рубли. Она будет опубликована в скором времени.
Леонид Иванович приметил: хозяин вздрогнул. Утрачивая равнодушный вид, он впился руками в бархатную скатерть. Так он сидел некоторое время, несколько съежившись, весь напряженный, с потемневшим лицом. Точно пересиливая озноб, он спросил спокойно, даже пытаясь улыбнуться, но какая-то нотка в его голосе дрожала:
— Не все ли вам равно, сегодня это будет опубликовано или через три года? О, за три года вы многое сможете уточнить! К тому же, у вас будут солидные деньги для исследований. Молчание и карта — это тридцать тысяч рублей…
Лагутин уже догадывался, какое «предприятие» затеял этот хитрец. Однако само участие в спекуляции, в обмане ему представлялось невероятным. Неужели Шмаев, человек не лишенный практического ума, мог допустить мысль, чтобы он, Лагутин, отдавший всю свою жизнь исследованию Донбасса и отчетливо знавший цель науки, чтобы он использовал науку для обмана? Леонид Иванович спросил напрямик:
— Зачем вам это нужно?
— Откровенно?
— Конечно…
— И между нами?
— Пусть будет так.
— Я верю вашему слову. Я хочу закупить все эти земли. Зачем же мелким купчишкам я буду платить в десятикратном размере? Все равно прогуляют, пропьют. Я переселю их с этих земель и каждому дам земли вдвое больше. Но такой, где нет угля. Они будут довольны. Никакого обмана. Самый благородный ход…
— А потом вы сами продадите эти земли по десятикратной цене?..
— Возможно, только часть их. Для большого дела нужен большой капитал… У вас есть размах, Леонид Иваныч, и вы поймете меня. Наши отношения не кончатся
Лагутин медленно встал. Он не ошибся. Оказывается, и назойливые приглашения Вовочки, и присылка врача, и непрошенный подарок, и письмо — все было звеньями одной цепочки: его открытия, имя, честь ученого Шмаев просто-напросто хотел купить. Что ему ответить? Проще ничего не отвечать. Нужно держать себя в руках. Нужно уйти из этой берлоги.
— Помогите мне, пожалуйста, одеть полушубок, — сказал Лагутин. — Я плохо себя чувствую и должен уйти…
— Вы могли бы остаться у меня…
— Нет… Там мои документы.
Дверь отворилась, и вошел Вовочка. Он поклонился, шаркнул ножкой и чему-то засмеялся, показывая вставные зубы.
— Признаться, случайно я слышал ваш сговор!.. Но мы свои люди. Одобряю, профессор! Деньги не пахнут, и человек живет один раз… У меня, извините, к вам вопрос. Об этих пластах в Пятиротском знаете… только вы?
— Да, об этом знаю только я. Но разве этого мало?
Вовочка быстро переглянулся с отцом, и масляные глаза его похолодели.
— Впрочем, — сказал Лагутин, — знает еще тот человек, который ждет меня у калитки.
— Как? — прошептал Вовочка. — Разве вас ждут?..
— Моя профессия требует предусмотрительности, — насмешливо сказал Лагутин.
Старший Шмаев бросился к вешалке и помог Леониду Ивановичу одеться.
— Предусмотрительность? — смущенно повторил Вовочка, обмякая в плечах. — Да, она никогда не мешает… Но при чем здесь она… в этом доме?
— Ступай, — строго сказал ему отец. — Вы, Леонид Иваныч, не обращайте на него внимания. Заграница!.. Я понимаю, что важные решения принимаются не сразу. Однако у вас есть время подумать. Помните ваше слово? Я навещу вас дня через три…
— Но вы собирались в длительную поездку.
— Я отложу эту поездку…
Лагутин неторопливо вышел в прихожую. Шмаев и Вовочка шли следом, и, если бы в полутемной прихожей было зеркало, Леонид Иванович смог бы заметить остекленевший взгляд Вовочки и злобный, пронзительный взгляд его папаши: оба они словно бы целились Лагутину в затылок.
На дворе яростно лаяли собаки. Распахнув калитку, чубатый сторож кричал кому-то:
— Ступай, говорю, отсюда, не шляйся! Никуда не денется твой ученый, не съедим!..
Несколько поодаль от калитки стоял Кузьма Калюжный. Едва заметив Лагутина, он поспешил навстречу, и Леонид Иванович заметил, как выражение озабоченности на лице Кузьмы сменилось улыбкой.
Особняк Шмаева стоял в неглубокой разлогой балочке. Зимой здесь не так тревожили северные и восточные ветры. Дорога к новой, капитальной шахте шла от ворот мимо поселка, круто поднимаясь на взгорок. Теперь, стоя на крылечке, отец и сын Шмаевы видели, как этой дорогой медленно, очень медленно двигались два человека. Коренастый шахтер все время придерживал под руку Лагутина. Белая поземка струилась у их ног.