Сочинения в 2 т. Том 1

Северов Петр Федорович

Однако чем подробнее Копт развивал свой план, иногда выражаясь вполне правильно, а подчас смешно коверкая слова, тем с большим интересом Трифонов его слушал.

Самое интересное, как подумал исправник, заключалось в том, что цели двух ярых конкурентов — Шмаева и Копта — совпадали. Они совпадали впервые и в довольно комичной ситуации. Оба хотели заполучить карту Лагутина и внести в нее свои коррективы: первый хотел бы зачеркнуть обозначенные на ней угольные пласты; второй — несуществующие пласты обозначить. Эта крупная махинация сулила крупные барыши; Копт смог бы продать ненужные ему овраги и солончаки по баснословной цене, Шмаев

смог бы скупить угленосные площади за бесценок. Конечно, пройдоха немец тоже был не прочь прихватить по дешевке богатую углем землицу, однако об этих своих намерениях он не проронил ни слова, очевидно, уверенный, что дальнейших его ходов исправник не разгадает.

Пожалуй, Трифонов и не разобрался бы в этих хитросплетениях, если бы не задание Шмаева. Но набожный хитрец требовал карту и жизнь геолога, а немец — только карту. Выполняя план Копта, исправник не только не рисковал бы, но мог рассчитывать и на дальнейшее продвижение по службе. До чего же ловок этот проныра Копт! Он словно бы видел Трифонова насквозь, знал его тайные чаяния и побуждения! Подсовывая две тысячи (шутка ли, две тысячи рублей!) как задаток, он прямо говорил, что арест мятежного инженера будет одобрен губернским начальством, которому известны крамольные речи Лагутина. Умея заглядывать вперед, Копт понимал, что Лагутина придется освободить вскоре после ареста. Однако во время ареста одна-две карты геолога могут быть утеряны, именно те карты, которые нужны Копту. Пусть потом инженер восстанавливает свои кропотливые наблюдения: для этого понадобится время, а карта с его подписью, с поправками, внесенными искусной рукой, будет представлять собой немалую, хотя и тайную ценность.

Оскар Эльза Копт заранее предусматривал вопросы исправника. Что может заботить господина начальника? Найдутся ли покупатели на мой земля? Ха! Десятки мелких, средних и крупных промышленников рыщут по Донбассу. Земля с каждым днем становится все дороже. Покупатели явятся даже сегодня… Дело есть дело, господин начальник, и время не ждет!

— Ну, а потом, когда выяснится, что карта подделана? — спросил Трифонов. — Куда вы спрячетесь, Оскар Эльза?

Копт усмехнулся, плутоватые глазки стали словно бы еще меньше:

— Я буду спокойно жить в свой колония. С этой карта я не имею дела. Горнопромышленники увидят эта карта в руках другой человек. Кто он? Нет, я не знаю…

Трифонов тоже засмеялся:

— Тонко! Однако где же повод для ареста? Разве он есть?

— Он будет, — спокойно, уверенно сказал Копт, откусывая кончик сигары.

— Лагутин собирается уезжать…

— Знаю.

— Так где же повод?

Копту было жарко в его тяжелой шубе; он расстегнул пуговицы и раздвинул борта, не отрывая локтя от пакета.

— Только кончается этот плохой погода, сразу будет повод. Ах, это простой, маленький игра! Просто господин инженер будет читать лекция рабочим. Он согласился. Он всегда давал согласие читать лекция. Два моих фрейнд, то есть, по-русски — верный друг, станут задавать вопросы. Там будет сказано слово против царя… Там будет и ваш надзор, конечно, тайный.

Трифонов шумно вздохнул и, усмехаясь, неторопливо протянул руку к пакету. Копт, однако, быстро спрятал пакет за отворот шубы.

— Это после лекции. Дело есть дело!

Они еще долго доверительно беседовали о подробностях намеченной операции. Трифонов узнал, что штейгер, техники и рабочие шахты Шмаева обратились к Лагутину с просьбой прочитать

нм лекцию о его походах и изысканиях. Делать это на территории своего рудника Шмаев запретил. Он был уверен, что инициатива исходила от революционеров. Именно это подозрение Шмаева, которое стало известно Копту, и показалось ему привлекательным. Он поручил своим доверенным нанять специально для лекции помещение Горного училища и пригласить побольше рабочих. В этой ситуации он, Оскар Эльза Копт, зарабатывал славу культуртрегера. Он, конечно, отлично понимал, что в такое бурное время ни одно собрание не могло бы пройти мимо политических вопросов. Уже опробованные провокаторы должны были сделать свое дело — задавать крамольные вопросы и выкрикивать недозволенные призывы. Исправнику оставалось принять меры, что представляло не такую уж сложную задачу.

Немало дивясь тонкому расчету немца, Трифонов невольно подумал: «Два богатея, и у обоих один интерес — нажива, и какие все же разные характеры! Шмаев привык рубить сплеча, а этот плел замысловатую веревочку. Неужели Копт более мягок и человечен, чем Шмаев?» Не из праздного любопытства, но чтобы разгадать партнера до конца, он спросил:

— А если сорвется?

Немец не понял:

— Лекция?

— Нет, весь этот план… Допустим, сорвется и лекция. Просто Лагутин уедет по своему маршруту и увезет карты? Наконец, собрание в Горном училище может пройти благополучно. Разве трудно будет рабочим выставить двух ваших агентов за дверь?

Копт наклонил тяжелую лысую голову.

— Мы думайт об этом.

— Что тогда?

— Все равно. Нам нужен карта.

— Какой ценой?

— В мой пакет лежат две тысячи.

— Вы не поняли, Оскар Эльза…

— Он должен потерять сумка.

— При несчастном случае?

— Конечно.

— Возможно, он погибнет?

— Печальный факт!

Нет, Трифонов ошибся: никакой разницы между Данилой Шмаевым и Оскаром Эльзой Коптом не существовало. Просто Копт был изворотливей и хитрей. И снова исправник со злостью подумал о Митеньке Вихре. Митенька должен был действовать только в дороге. Само течение событий определяло ему роль последнего, но верного шанса. Вдруг он все-таки понадобится, этот шанс? Проклятый ворюга, как он посмел заболеть!

* * *

Метель бушевала четверо суток и стихла внезапно, словно кто-то отсек ей косматые лапы. Ветер переменился на южный, и сразу запахло талым снегом, однако ростепель не собралась, — в сумерки ударил мороз.

В Лисичьем Байраке, разбросанном над кручами, по буграм, на откосах оврагов, заблестели робкие огоньки. Грустно пропел колокол, призывая мирян к вечерне. Вслед за ним, простуженный и утомленный, Скликая ночную шахтерскую смену, простонал гудок шмаевского рудника. Захлопали двери, заскрипел под ногами снег.

Яростно меся зыбкие сугробы, изогнутой улицей проплыл конный казачий разъезд. У самой мазанки Калюжного он проскакал по выветренным каменным гребешкам легкой рысью, и Лагутин, стоя у калитки, долго провожал его взглядом, пока смутные силуэты всадников не заволокла ночь.

«Торопятся… Куда они спешат? Где опять сдвинулся или треснул камень в фундаменте империи?»

Он засмотрелся на дальний горизонт, чуть уловимо прочерченный золотой каемкой. Там, за бескрайней равниной Задонечья, медленно, тяжело всходила луна, и низкие желтые сполохи, отразившись в небе, все гуще текли по заснеженным полянам и лесам.