Сочинения в 3 томах. Том 2: Хрустальная пробка. Золотой треугольник. Виктор из светской бригады. Зубы тигра
Шрифт:
— Вы говорите, что деньги были на барке?
— Да.
— Четыре миллиона?
— Да.
— Ну, тогда этот миллион я не принимаю за уплату.
— Но почему же? Вы что, с ума сошли?
— Совсем нет. Но он и так принадлежит мне.
— Что такое? Да объясните же мне, наконец! — разозлился Симон.
— Эти четыре миллиона уже принадлежат мне, и потому дать мне хотя бы один из них вы не можете.
Симон пожал плечами.
— Вы бредите!
— Повторяю: они принадлежат мне! Вашим тайником служили четыре тома старого путеводителя по Парижу. Но только вместо страниц
— Вы лжете! Лжете!
— Нет, не лгу. Посмотрите, книга лежит вон там, на полке.
— Вор! — вне себя закричал Симон, грозя доктору кулаком. — Разбойник!
— Вовсе нет! И вы убедитесь сейчас, как несправедливы, — спокойно возразил доктор. — Я уже говорил вам, что госпожа Мозгранем одаривала меня изредка своими милостями и, вот в один из таких моментов она мне сказала: «Мой друг, на память обо мне, после моей смерти — а я чувствую, что проживу недолго — я дарю тебе все, что ты найдешь в моей комнате…».
— Согласитесь, — продолжал невозмутимо доктор, — что я имел все основания считать каюту на барке, где она жила перед смертью, комнатой, принадлежавшей ей.
Симон почти не слушал его. В его изобретательном мозгу зародился новый адский план.
— Мы только тратим драгоценное время, — обратился к нему доктор. — На чем же мы остановились?
— Дайте мне эту бумажку, я хочу посмотреть, — вместо ответа попросил Симон лист бумаги, на которой доктор записал его приметы, но, едва взглянув на него, в испуге вскочил.
— Что такое? Чье имя вы здесь написали? Почему? Почему?
— Вы сказали, что вам это безразлично.
— Да, но почему именно это? Почему?
Под пристальным взглядом доктора Симон сжался и пробормотал:
— Только один человек способен был это угадать!
Жерардек коротко рассмеялся.
— И только он мог угадать место тайника, — продолжал Симон. Доктор хохотал. Выпавший монокль звякнул о чернильницу.
— Арсен Люпен! Арсен Люпен! — в неописуемом ужасе воскликнул Симон.
— Ты угадал, — сквозь смех сказал доктор.
Он вытащил из кармана какую-то баночку и принялся с помощью ее содержимого снимать грим с лица. Потом вытерся полотенцем, и перед Симоном предстал улыбающийся дон Луис.
— Арсен Люпен… Арсен Люпен! — повторял тупо Симон. — Я пропал…
— Совершенно верно, мой старый, но недалекий друг! — воскликнул дон Луис. — Как же ты глуп! Неужели ты вообразил, что так легко будет запереть меня в той газовой ловушке… Я еще тогда мог бы попросту схватить тебя за шиворот, и мы тут же разыграли бы пятый акт нашей драмы. Но в таком случае он был бы чересчур коротким, а я слишком люблю сценические эффекты, чтобы на это согласиться. Гораздо интереснее было подвесить мой электрический фонарь и оставить его раскачиваться, а самому послушать, как трижды отрекался от меня бедняга Патриций, и видеть, как он запирал меня в комнате, вернее, мой фонарь… А когда ты запер дом, как заботливый хозяин, и ушел, я и не подумал торопиться за тобой, так как знал прекрасно, что ты отправишься к Вашеро. Там ты допустил промах, дружище! В швейцарской, на старой газете Вашеро записал номер телефона. Я воспользовался им, позвонил и спросил: «Я только что звонил вам, но забыл
Дон Луис остановился перед Симоном.
— Ты готов? — спросил он.
Тот вздрогнул.
— К чему?
— Как к чему? Ты забыл? К путешествию! Паспорт в порядке, прямое сообщение Париж — ад. Скорый поезд, отдельное купе-гроб. Разве ты не согласен? Все готово!
Симон попытался встать, но ноги не держали его.
— А Патриций? — прошептал он.
— Что Патриций?
— Я предлагаю его жизнь в обмен на свою.
Дон Луис скрестил на груди руки и в упор посмотрел на Симона.
— Неужели ты всех судишь по себе? — спросил он. — Как бы я мог бросить друга в несчастьи?
Он открыл дверь и крикнул:
— Вы здесь, капитан? Как вы себя чувствуете? Вы не особенно удивлены, что видите меня? Нет, пожалуйста, без благодарностей… Идите сюда, вас желает видеть Симон!
В комнату вошел Бельваль, очень бледный, с забинтованной головой. При виде Симона он сделал гневный жест и побледнел еще больше.
Все трое молчали. Потом дон Луис, потирая руки, сказал вполголоса:
— Какая превосходная сцена! Отец и сын! Преступник и его жертва! Внимание… Что они будут делать? Убьет ли сын отца или отец сына? Потрясающая минута… Какая тишина! Говорит только голос крови… Они бросятся сейчас один к другому, чтобы задушить!
Патриций сделал два шага и вытянул руки, готовясь схватить Симона за горло.
— Патриций! Патриций! — вскричал тот умоляюще.
Руки капитана опустились. Он взглянул на человека, с которым его связывали такие страшные узы, и сказал:
— Скажите мне, где Коралия, и я сохраню вам жизнь.
Симон вздрогнул. При упоминании имени Коралии к нему вернулась его всегдашняя энергия.
— Жизнь Коралии в обмен на мою? Нет, я предпочитаю умереть… Отказаться от золота? Нет, нет! Лучше смерть!
— Убейте его, капитан, раз он сам это предпочитает, — посоветовал дон Луис.
На лице Бельваля отразилась мучительная борьба.
— Нет, нет, я не могу, — наконец тихо сказал он.
— Почему же? — настаивал дон Луис. — Это так легко… Сверните ему шею, как цыпленку.
— Не могу…
— Что вас останавливает? Ведь если бы это был один из «бошей» на поле битвы…
— Да, но этот человек…
— Может быть, вам больше подойдет пистолет? Вот, возьмите мой…
Бельваль, все еще колеблясь, взял пистолет и прицелился в Симона. Тот сидел с закрытыми глазами. Напряжение выдавали выступившие на лбу капельки пота.
Рука Патриция опустилась.
— Нет, не могу, — повторил он.
— Вы все еще думаете, что он ваш отец, капитан? — спросил дон Луис.