Сочинения в 3 томах. Том 2: Хрустальная пробка. Золотой треугольник. Виктор из светской бригады. Зубы тигра
Шрифт:
Коралия слушала его с такой грустной, полной недоверия улыбкой, что он принужден был остановиться.
— Ты сам не веришь тому, что говоришь, мой друг! Нет, тебе хорошо известно, что раз я буду в руках нашего врага, он сумеет заставить меня молчать и спрячет так, что я не смогу сделать ничего, пока не наступит твоя смерть… Если этот человек спасет меня, то уж никак не из великодушия… Если я буду в его власти, ты сам знаешь, что последует, и чем я на это отвечу… Стало быть, мой Патриций, если мне суждено умереть через несколько часов, то не лучше ли будет умереть возле тебя, в твоих объятиях, и чувствовать в последний миг на своих губах твои губы… И разве это можно назвать смертью? Нет, это просто забытье, блаженство и сладкий переход в вечность…
Она протянула к нему руки, но Бельваль противился, зная, что при первом же прикосновении ее губ потеряет твердость духа.
— Это ужасно! — шептал он. — Ты хочешь, чтобы я принял твою жертву… Нужно жить, Коралия, я умоляю тебя об этом.
— Без тебя я не могу жить, Патриций! Ты мое счастье, моя единственная радость, и жить — это значит быть с тобой… Ты меня научил любить, и я люблю.
Те же слова слышали эти стены и двадцать лет назад. Та же беззаветная страсть, то же самоотречение во имя любви.
Коралия не чувствовала теперь страха смерти, и только любовь заставляла дрожать ее голос и застилала слезами глаза.
Капитан не сводил с нее глаз. Однако он прилагал все усилия, чтобы не поддаться ее обаянию и остаться твердым до конца.
— А если я прикажу тебе уйти, Коралия?
— Другими словами, прикажешь уйти к этому человеку? Да? Ты этого желаешь, Патриций?
Бельваль задрожал, точно ему нанесли удар.
— О, ужас! Ужас… — простонал он. — Этот человек и ты, моя Коралия…
До сих пор им трудно было поверить, что их врагом был Симон, тем таинственным существом, хитрым, лицемерным, преследующим Коралию со злобной страстью. Им все еще казалось, что Симон был только послушным орудием в руках этого человека.
Капитан тихо спросил:
— Ты никогда не замечала ничего со стороны Симона?
— Никогда… Скорее, он избегал меня… Но сейчас я подумала… Только не смейся… А вдруг Симон только притворялся сумасшедшим?
— Но зачем?
— Чтобы мстить…
— Немыслимо! Вспомни, он был поверенным моего отца. Он всю жизнь старался соединить нас… и теперь убивает!
— Ах, Патриций, я ничего не понимаю!
Они долго молчали. Первой нарушила тишину Коралия.
— Патриций, я хочу, чтобы ты разрешил мне остаться… Я умоляю тебя… У нас должна быть одна доля… Ты согласишься, не правда ли?
— Да.
— Дай мне свои руки, посмотри мне в глаза и улыбнись, мой Патриций!
На миг они забыли обо всем. Потом она с тревогой спросила:
— Что с тобой, мой Патриций?
— Смотри, смотри! — воскликнул он. — Лестница поднимается! Десять минут истекли.
Бельваль бросился к лестнице и ухватился за последнюю ступеньку. Ее движение тотчас же прекратилось. Он сам не знал, зачем это сделал. Он видел только, что исчезает последний шанс спасти Коралию.
— Патриций! Патриций! На что ты надеешься?
Капитан оглядывался вокруг, словно искал, что могло бы помочь ему, и пытался догадаться, что делал его отец в подобных обстоятельствах. Наконец он придумал. Влезть по лестнице, достигнуть отверстия наверху, овладеть врагом и таким образом спастись и спасти Коралию… Бельваль попытался подтянуться на руках и поставить ногу на перекладину. Безрассудная затея для калеки!
Все длилось не долее трех секунд. Видимо, лестницу сняли с крючка, на котором она висела, и она упала вместе с Патрицием. Наверху раздался злорадный хохот, и отверстие закрыли.
Капитан с трудом встал на ноги, до крайности взбешенный. Схватив пистолет, он выстрелил вверх, потом бросился на дверь, колотя по ней изо всех сил в припадке отчаяния и гнева.
В ответ на это невидимый враг закрыл наглухо отверстие вверху, и пленников поглотила темнота.
— Патриций! Патриций! — закричала в ужасе Коралия. — Где ты, Патриций! Я боюсь, боюсь…
Они искали друг друга наощупь, точно слепые, и самым ужасным теперь им казалось быть разделенными друг от друга…
— Патриций! Патриций, где ты?
Их руки встретились, похолодевшие от волнения руки Коралии и пылающие от лихорадки руки Патриция…
— Не уходи от меня, Патриций!
— Я здесь, не бойся ничего, нас не смогут разлучить! — поспешил он уверить ее.
— Да, нас не разлучат… — шептала она, — ты прав, и эта комната будет нашей могилой…
Последнее слово Коралия произнесла с таким волнением, что Бельваль содрогнулся.
— Нет! Нет! — вскричал он. — Что ты говоришь? Не надо отчаиваться. Спасение может придти в последнюю минуту…
Он высвободил руку и трижды выстрелил в потолок, туда, где еще были просветы. Точно в ответ на это послышались глухие удары, от которых у них кровь застыла в жилах. Отверстие наверху забивали, и при каждом ударе молотка Бельвалю и Коралии казалось, что это вбивают гвозди в крышку их гроба.
Надежд на помощь извне больше не оставалось.
— Патриций, я боюсь. Мне кажется, что эти гвозди вбивают мне прямо в голову…
Заливаясь слезами, Коралия упала на грудь Бельваля.
А наверху продолжалась ужасная работа. Капитан подумал, что, наверное, подобные чувства переживают осужденные на казнь. Из камеры они слышат глухой стук и знают, что это для них строится эшафот на площади и что его им не избежать… Но если осужденным судьба иногда посылала помилование в самый последний момент, то тут она была против них, точно их враг и ее подчинил своей власти. Смерть была с ним заодно, он сам олицетворял собой смерть, грозную и неумолимую…