Сочинения в двенадцати томах. Том 1
Шрифт:
Этот билль давал, таким образом, широкое самоуправление Ирландии и если не удовлетворил всех желаний Парнеля, если верхняя палата и ежегодный взнос 3 миллионов являлись такими нововведениями, без которых ирландцы охотно обошлись бы, то во всяком случае гомруль Гладстона был огромным приобретением, первым и резким шагом к разделению враждебных национальностей. Поэтому при первом чтении парнелиты в полном составе поддерживали премьера. Они и либералы-гладстоновцы встретили старика шумной овацией, когда он вошел; враждебность же либералов-унионистов сразу обозначилась так ярко, что консерваторы могли смело надеяться на свое близкое торжество. Второе чтение билля произошло 7 июня. Совершенно лишнее было бы передавать в подробностях речи защитников и противников билля; эти люди стояли на разных точках зрения и обсуждали вопрос и спорили, имея под собой далеко не однородную почву. Гладстоновцы утверждали, что для империи даже выгодно дать Ирландии гомруль [167] ; парнелиты говорили о том, что гомруль — единственное спасение Ирландии [168] ; консерваторы клялись, что кровные интересы англичан требуют сохранения унии [169] ; либералы-унионисты кричали, что они не позволят, чтобы Парнель был диктатором и предписывал свою волю великобританскому парламенту [170] . Прения недолго и длились; примирения между противниками и защитниками проекта быть не могло. Когда поздно ночью вопрос был поставлен на баллотировку, 93 либерала-униониста с Гартингтоном во главе голосовали вместе с 250 консерваторами против министерского билля; 85 парнелитов примкнуло к гладстоновцам, которых оказалось всего 228. В общей сложности баллотировка дала такие результаты:
167
Речь Гладстона. Parliamentary debates, vol. 306,
168
речь Парнеля. Там же, стр. 1170–1172.
169
речь Гикс-Бича. Там же, стр. 1205–1206.
170
Речь Гошена: It has been shown that the parliament of Great Britain is not inclined to consider Mr. Parnell as our dictator etc. (там же, стр. 1148).
За билль
228 либералов-гладстоновцев
85 парнелитов
всего 313 голосов.
Против билля:
250 консерваторов
93 либерала-униониста
всего 343 голоса.
Итак, законопроект о гомруле был отвергнут большинством 30 голосов. В прессе было высказано мнение, что премьер подает сейчас в отставку, но он решил апеллировать к стране. Через две с половиной недели после провала законопроекта Гладстон распустил парламент.
Новые выборы (которые, таким образом, последовали всего через полгода после выборов 1885 г.) резко изменили положение дел. В первый раз появилась на избирательной платформе новая партия либералов-унионистов, и сразу стали говорить о ее победе над гладстоновцами [171] . Общественное мнение Англии раскололось самым решительным образом; обычные предвыборные колкости между либералами и ториями заменились взаимными обвинениями гомрулеров и унионистов Парнелиты всюду, где могли, поддерживали гладстоновцев, т. е. делали как раз противоположное тому, что во время выборов 1885 г.
171
The liberal wreak. Fortnightly review, 1886, july, стр. 8.
Либералы-унионисты начали предвыборную кампанию еще раньше распущения парламента. Уже 12 июня Чемберлен произнес речь в Бирмингеме, излюбленном месте его ораторских откровений [172] . В этой речи он с горечью нападал на Гладстона, обвинял его в перемене фронта, в страхе перед Парнелем, в том, что он стал пешкой в руках «ирландского короля». Гладстон отвечал ему указанием на то, что если Ирландии дать гомруль, то между ней и Англией образуется не бумажная уния, а настоящая, сердечная [173] . Гартингтон резко протестовал против этого мнения, говоря, что Гладстон вообще принимает в расчет только ирландцев, а об англичанах, живущих в Ирландии, не подумал и хочет отдать их под иго дублинского парламента [174] . Старый либерал Джон Брайт решительно примкнул к унионистам, и весьма сильное впечатление произвело его открытое письмо к Гладстону, где также подчеркивалось слишком быстрое превращение премьера из врага в друга Парнеля [175] . Что касается до ирландцев, то они относились к Гладстону, по-видимому, с искренней сердечностью. В их глазах обращение Гладстона было блестящей победой Парнеля, и они так же решительно изменили свои отношения к первому министру, как он изменил свое отношение к их вождю. Но национальные страсти были возбуждены не только в одной Ирландии, и выборы лишний раз иллюстрировали ту аксиому, что при наличности одинакового взаимного раздражения двух борющихся социальных групп побеждает та, которая сильнее количественно.
172
Annual register 1886, стр. 225.
173
Pall-Mall gazette, 1886, 15 june.
174
Times, 1886, 18–19 june.
175
Daily News, 1886, 10 july.
Выборы начались 1 июля, и с первых же подсчетов уже нельзя было обманываться в истинном характере их. Парнелитов было избрано 84, гладстоновцев — 191, консерваторов — 317 и либералов-унионистов — 74. Против 275 соединенных парнелитов и гладстоновцев в парламент пришла соединенная партия консерваторов и унионистов, располагавшая 391 голосом [176] . В конце июля Гладстон подал в отставку, и Салисбюри занял его место.
10
176
The new parliament, p. 1, стр. 255.
До сих пор, т. е. до середины 1886 г., тактика Парнеля состояла сначала в ожесточенной борьбе против консерваторов и либералов без различия. Всякое английское правительство было недругом, и всякая английская партия — враждебной ассоциацией. В те редкие моменты, когда ему приходилось сблизиться с вигами, как это было в эпоху «кильмангемского договора», за несколько дней до убийства в Феникс-парке, или с ториями, как имело место при низвержении Гладстона в 1885 г., Парнель делал это с какими-нибудь непосредственными практическими целями, и проекты союзов дальше таких временных комбинаций не шли. Теперь, после выборов 1886 г., дело было иное: либеральная партия Гладстона, ставя на карту свою политическую будущность, порывая все национальные английские традиции и, внося опаснейший для себя раскол в свою среду, подняла вопрос о гомруле. Этим она превращалась в партию ирландского самоуправления по преимуществу, и Парнель мог смело протянуть ей руку, тем более что она уже сожгла свои корабли и нуждалась в нем всецело, а это для подозрительного ирландского лидера являлось большой гарантией верности. Что касается до Салисбюри, то теперь уже Парнель его весьма удовлетворительно понял и пришел также к твердому заключению, что консервативная партия ни за что гомруля Ирландии не даст. Единственным рациональным поведением с точки зрения парнелизма являлась упорная оппозиция консервативному министерству, а единственным возможным и полезным союзом — союз с Гладстоном.
Итак, прежние враги стали уже не временными союзниками, но политическими друзьями; после долгих колебаний партии расслоились вполне естественно согласно с общими положениями своих программ: либералы отстаивали принцип национального самоуправления, консерваторы стояли за неприкосновенность империалистских начал. С 1886 г. вплоть до 1891 г. парнелиты голосовали всегда с либералами, и не было случая, когда они отказали бы Гладстону в поддержке против кабинета. Как только началась осенняя сессия 1886 г., Парнель внес на рассмотрение парламента [177] билль об улучшении положения арендаторов в Ирландии; по этому биллю, между прочим, лица, арендовавшие не земельные участки, а только дома, должны были получить все права, предоставленные земельным арендаторам. Кроме того, всем вообще арендаторам предполагалось доставить льготный кредит из государственного казначейства для выкупа в собственность арендуемых участков. Этот проект был враждебно встречен министерством; Гикс-Бич с своей обычной ядовитостью сказал Парнелю во время прений [178] : «Мне прекрасно известно, насколько важно для правительства быть в мире и согласии с ирландской партией, но мы не вправе покупать мир ценой несправедливости (по отношению к лендлордам. — E. Т.)». Законопроект Парнеля был отвергнут [179] ; консерваторы и унионисты оказывались гораздо сильнее гладстоновцев и парнелитов. Намек сэра Гикс-Бича был далеко не единственной шпилькой, направленной против превращения Гладстона «из английского Савла в ирландского Павла». Либералам, оставшимся верными своему старому лидеру, приходилось выслушивать упреки в пресмыкательстве перед Парнелем, в отступничестве от своей национальности и пр. Один из выдающихся гладстоновцев, знаменитый автор «Священной Римской империи», Джемс Брайс, отвечал на эти нападения статьей [180] , являющейся партийным объяснением с обществом. Он заявил прямо, что прежняя политика либералов, политика усмирительных законов была ошибкой [181] , что опыт показал всю тщету сурового обращения с Ирландией, и, наконец, что выбор 86 парнелитов в первый раз открыл либералам глаза на истинные желания и нужды ирландцев, на их стремление получить гомруль [182] .
177
Parliamentary debates, vol. 309, 1886, заседание 20 сентября. «Irish tenants relief bill».
178
Там же, vol. 309, стр. 1206: I am very well aware, what the value of peace and harmony with the Irish party might be to the government etc.
179
Там же, стр. 1247.
180
How we became homerulers? The Contemporary review, vol. 51, 1887,
181
Enormous mischief. Там же, стр. 754.
182
Если когда-либо народ высказывал ясно свою волю, то это ирландский народ на выборах 1885 года (там же, стр. 753–754).
После таких деклараций Парнель мог с полной справедливостью считать гладстоновцев такими же своими орудиями, как О’Келли, О’Коннора или Мак-Карти. Интересно еще и то, что в прессе Гладстона обвиняли в желании отдать Ирландию под диктатуру Парнеля, так как дублинский парламент будет пешкой в его руках. Гладстон сам печатано ответил на это [183] , что действительно Парнель будет играть огромную роль в ирландской палате, и что он, Гладстон, это знает…
Лондонской прессе и министерству скоро пришлось говорить об ирландских делах не только по поводу дружбы Гладстона и Парнеля: с зимы 1886 г. и в особенности весной 1887 г. аграрные преступления после временного затишья опять начали тревожить страну. Когда в феврале 1887 г. в парламенте стали обсуждаться меры, необходимые для прекращения аграрных разбоев, Парнель произнес длинную речь, в которой между прочим, говорил следующее: «Если вы создадите новый закон об усмирении, то поверьте, что этим вы возбудите Ирландию гораздо сильнее, нежели всевозможные агитаторы из Америки, начиная от Нью-Йорка и кончая Сан-Франциско. Гомруль и земельная реформа — единственные противоядия». 28 марта член кабинета Бальфур предложил палате проект билля о преступлениях. Между прочим он мотивировал необходимость этого закона тем, что правительство должно защищать с помощью специальных агентов особы 770 лендлордов [184] ; каждому агенту нужно платить в год 70 фунтов (700 рублей); в общем значит правительство принуждено покупать безопасность лендлордов ценой 55 тысяч фунтов [185] в год, а это, по мнению Бальфура, дорого. Далее, воскрес бойкот, общественная опала против тех фермеров, которые занимают места прогнанных арендаторов. В 1887 г. бойкотировалось 836 человек, цифра давно уже небывалая. Парнель отвечал, что лендлорды, почувствовав опору в министерстве Салисбюри, стали развязнее прогонять своих арендаторов и противозаконно возвышать арендные цены, так что они являются зачинщиками аграрных преступлений и бойкота, а не ирландцы. Билль прошел в первом чтении, но дебаты во время второго чтения были еще более страстны [186] . «Вы намерены, — сказал Парнель, обращаясь к Салисбюри, — посылать на эшафот и в тюремные камеры людей заведомо невинных, непричастность которых к преступлениям известна и их соседям, и даже властям». В самых резких выражениях он обвинял премьера и Бальфура в желании внести террор в Ирландию. Гладстон, не обращая внимания на враждебные крики консерваторов, поддерживал Парнеля. Ему напоминали его собственные билли об усмирении, но он твердо стоял на высказанном раньше: явственно признавая ошибочной всю прежнюю свою ирландскую политику, он протестовал против желания Салисбюри продолжать ее.
183
Gladstone W. L. Notes and queries on the Irish demand. Nineteenth century, 1887, february, стр. 176.
184
Annual register 1887, p. 1, стр. 88.
185
Около 550 тысяч рублей.
186
Parliamentary debates, vol. 311–312, 1887, 1 — 25 march.
Обсуждение законопроекта было отложено. Ненависть против Парнеля вспыхнула у его врагов с особенной силой; говорили, что гипноз, который положил к его ногам Ирландию, теперь распространился на Гладстона и либералов, и старый Вильям не видит, что он протягивает руку покровителям убийц. Живя среди такой атмосферы озлобления и вражды к ирландскому лидеру, английская публика прочла 18 апреля в газете «Times» следующие строки [187] : «15—5—82. Дорогой сэр, я не удивлен тем, что Ваш друг сердится на меня, но и Вы, и он должны знать, что порицать убийство было единственным выходом для нас. Ясно, что сделать это поскорее было нашей лучшей политикой. Но Вы можете передать ему и всем другим, кого это касается, что, хотя я сожалею о смерти лорда Кавендиша, я должен признать, что Борк не стоил больше, чем его труп. Вы можете показать это письмо вашему другу и тем, кому Вы доверяете. Но не говорите никому моего адреса. Пусть он мне напишет в палату общин. Ваш Чарльз Парнель». Письмо это было помечено 15 мая 1882 г., т. е. написано через несколько дней после убийства в Феникс-парке и публичного порицания Парнелем этого факта. Письмо было напечатано в виде факсимиле, почерком Парнеля. Редакция «Times», печатая это письмо в заключение статьи о «парнелизме и преступлении», выражала полную уверенность, что оно писано действительно рукой Парнеля [188] . Впечатление, произведенное письмом от 15 мая, было потрясающим.
187
Cm. Times, 1887, 18 april, стр. 8, письмо в черном ободке: Dear Sir, etc.
188
Parnellism and crime. Mr. Parnell and the Phoenix-Park murders. Times, 1887, 18 april, стр. 8.
Положение Гладстона сделалось таким шатким и неверным, как ни разу не было за всю его долгую жизнь политического борца. Но главным образом Парнель должен был немедленно высказаться. Придя в палату общин в тот же день, как появилось письмо он заявил, что редакция «Times» учинила грубый подлог. «Я готов был бы, — сказал он, — собственное тело подставить под нож, лишь бы спасти лорда Кавендиша». В зале поднялся ропот. Тогда Парнель, помолчав немного, прибавил: «И Борка тоже».
На другой день Гладстон выразил убеждение [189] , что Парнель никогда не был в связи с преступниками, но Салисбюри заметил на это в речи на консервативном митинге [190] , что если Парнель хочет избавиться от обвинений, то пусть притянет редакцию к суду, а иначе дело не выяснится. Почерк подписи на факсимиле «Times» действительно имеет поражающее сходство с почерком Парнеля; пишущий эти строки имел случай сравнивать несколько его подписей и пришел к заключению, что во всяком случае Парнель был несправедлив, назвав подлог грубым. Как уже было сказано, газета не выражала и сомнений, что письмо принадлежит Парнелю и адресовано убийцам Борка и Кавендиша. Парнель в печати заявил, что, вероятно, он как-нибудь расписался на пустом листке бумаги, а редакция «Times» присочинила от себя письмо. Но затем он отказался и от подписи и высказал мнение, что подпись также сфабрикована его врагами. Привлекать редакцию к суду он медлил. Вскоре после письма в «Times» билль Бальфура (об усмирении) стал законом: правила, бывшие в силе от 1882 до 1885 г., теперь восстановлялись. Но в 1887 г., несмотря на эти меры, аграрные преступления стали переходить уже в попытки открытых бунтов; в Митчельстоуне и других местах приходилось разгонять толпу военной силой. Можно себе представить, насколько эти происшествия в связи с упорным нежеланием привлечь редакцию к суду, волновали общественное мнение [191] . Парнель в глазах менее культурных слоев общества являлся уже признанным главой революционной армии, предводителем фениев. Между тем «Times» и не думала ограничиться одним письмом; газета напечатала еще два письма, также подписанные именем Парнеля и касающиеся того же предмета — порицания убийства в Феникс-парке; в этих письмах Парнель снова объясняет и извиняет свое поведение в парламенте в мае 1882 г. После напечатания этих писем к Парнелю уже приступили с самыми серьезными требованиями и члены его партии, и либералы-гладстоновцы, чтобы он предпринял какие-нибудь решительные меры. Тогда Парнель заявил в палате общин требование, чтобы было назначено парламентское следствие по этому делу. Во время обсуждения этого предложения член кабинета Чемберлен, один из отпавших от Гладстона либералов, сильно нападал на Парнеля. Парнель ответил, что Чемберлен не прочь был раньше заискивать перед ирландцами, когда они были ему нужны, а теперь, став министром, ведет игру на два фронта: вслух нападает на ирландскую партию, а втихомолку ведет с ней сношения, обманывая Салисбюри. Речь Парнеля была покрыта аплодисментами ирландцев и гладстоновцев, и среди шума раздались крики: «Иуда Чемберлен! Иуда Чемберлен!» Кричали это ирландцы [192] . Этот поворот дела был совсем неожидан: из обвиняемого Парнель превратился в обвинителя, министерство не скрывало своего смущения, Чемберлен взволнованно оправдывался (ни на кого, впрочем, в частности не глядя), палата раздражена страшно. Парнелю в его требовании о парламентской комиссии было отказано; решили только составить комитет из членов суда Королевской скамьи, и эта комиссия должна была решить, кто прав: Парнель или редакция «Times».
189
Daily News, 1887, 21 april.
190
Primpose league meeting, speech of Mark. Salisbury, 1887, 20 april.
191
The forged letters. The Parnell-commission. 3 ed. London, Macmillan, 1889, стр. 329.
192
См. Lucy II. A diary of Salisbury parliament 1886–1892. London, 1892, стр. 97–98.