Сочинения в двенадцати томах. Том 1
Шрифт:
Но движение в Ирландии не прекращалось, хотя Парнель сидел в тюрьме. До его осеннего путешествия страна была сравнительно спокойна, но теперь движение не хотело останавливаться и внушало Форстеру самые серьезные опасения. Он сам и его помощник Борк были заняты разысканием непосредственных причин брожения и применяли билль об усмирении в самых широких размерах. Под председательством сестры Парнеля, мисс Анны Парнель, образовалась [91] «женская земельная лига», которая резко нападала на премьера и наместника. Аграрные преступления шли своим чередом. В самом Лондоне собралась 23 октября громадная толпа ирландцев с целью протестовать публично против ареста Парнеля [92] . С наступлением весны 1882 г. положение дел нисколько не улучшилось; избиения лендлордов и поджоги все увеличивались в числе. Все политические круги Лондона сходились на том [93] , что билль об усмирении не послужил ни к чему, что Форстер и его секретарь Борк не могут достигнуть цели, несмотря на всю свою энергию. В это время капитан О’Ши, один из парнелитов, написал Гладстону и Чемберлену письмо, в котором говорил, что Ирландия волнуется единственно из-за бедственного положения фермеров и из-за последствий билля об усмирении. Он просил, чтобы правительство обратило внимание на его письмо. Гладстон и Чемберлен понимали, конечно, что это предложение, этот первый шаг, исходит от самого Парнеля. У них было два выхода: отвечать молчанием или предложить свои условия Парнелю. Ответить молчанием для Гладстона значило быть поставленным в необходимость продолжать железный режим в Ирландии и компрометировать этим окончательно всю либеральную партию и ее традиции, притом без всякой реальной пользы.
91
Annual register 1881, p. 1, стр. 205.
92
Chronicle, oct. 1881, стр. 3.
93
О политических кругах см. Dictionary of national biography, vol. 43r стр. 330.
7
Итак, оставалось начать мирные прелиминарии, делать уступки; первый министр Великобританской империи вошел в переговоры как равный с равным с человеком, сидевшим в одиночном заключении в Кильмангемской тюрьме. Парнель мог поздравить себя с победой. То, о чем и не мечтал Исаак Бьют, всю жизнь старавшийся заслужить для Ирландии сочувствие англичан, досталось Парнелю после четырехлетней ожесточенной борьбы с ними. 10 апреля 1882 г., после полугодового заключения, Парнель был выпущен из тюрьмы на честное слово: ему нужно было присутствовать при похоронах племянника. Он виделся на свободе с очень многими своими политическими друзьями, но, исполняя условие, не говорил с ними о делах. Затем 26 апреля один из парнелитов внес в палату предложение, касавшееся облегчения участи фермеров, которые связали себя арендным договором до издания земельного билля. Гладстон с живым сочувствием отнесся к этому проекту, и проект прошел [94] .
94
Annual register 1882, p. 1, стр. 12 и 113.
Поведение премьера во время обсуждения этого билля могло бы многое сказать и не такой чуткой публике, как английская. Поднялись толки о союзе между Парнелем и Гладстоном; консерваторы забили тревогу; наместник Ирландии Форстер, Борк и многие члены либеральной партии также не были довольны поворотом министерской политики. Парнель, видя свою победу, делал все, от него зависевшее, чтобы не оскорбить самолюбия Гладстона. Исполняя слово, он вернулся в тюрьму и оттуда написал капитану О’Ши письмо [95] , в котором говорил в неопределенных по форме, но вполне ясных по внутреннему смыслу выражениях об умиротворении Ирландии как необходимом последствии благоприятных для ирландцев реформ. Затем Парнель передал Гладстону еще следующее дополнительное условие: Девитт должен быть выпущен на свободу; Шеридан, бежавший агитатор, должен получить позволение вернуться, так же как Бойтон. Форстер возражал, что ведь эти люди, собственно, и употребляли все силы, чтобы взволновать Ирландию, но Парнель оставался непоколебим. «Если они влиятельны, — говорил он, — то пусть только министерство проведет нужные реформы, и они употребят свое влияние на дело мира». Наконец, Парнель желал удаления Форстера и прекращения усмирительного режима. Премьер согласился.
95
The treaty of Kilmaingham (там же, стр. 82).
2 мая (1882 г.) Парнель и с ним некоторые другие политические заключенные были выпущены из Кильмангемской тюрьмы. Они вышли оттуда победителями; министерство было покорно Парнелю; проекты гомруля, аграрных реформ казались в эти первые дни мая делом ближайших месяцев. В тот же день, как Парнель вышел из тюрьмы, Гладстон заявил в палате общин, что Форстер выходит в отставку. Его секретарь Борк удержал свой пост; новым же наместником был назначен лорд Кавендиш. Только и было речи, что о «кильмангемском договоре» между премьером и агитатором; но на первых же порах этому договору пришлось выдержать одно из тех испытаний, после которых от самых торжественных трактатов остаются иногда одни клочки.
Если Ирландия и Англия уже прекрасно знали в общих чертах, что Парнель и Гладстон вошли в соглашение, если освобождение ирландских арестантов и отставка Форстера сами по себе были фактами в достаточной мере яркими, то назначение лорда Кавендиша, человека, известного своими симпатиями к Ирландии, прямо указывало на наступление новой эры. Кавендиш тотчас же отправился на место назначения [96] и, прибыв в Дублин 6 мая, принес утром обычную присягу должностных лиц, а после обеда поехал по направлению к Феникс-парку, где была приготовлена для него квартира. Увидев на улице Борка (секретаря Форстера), Кавендиш вышел из кареты и пошел вместе с Борком в Феникс-парк пешком. Бульвар был полон народа; когда Кавендиш и Борк проходили по главной аллее, из-за кустов выбежали вооруженные люди, бросились на сановников и начали наносить им удары кинжалами [97] . Раньше, чем кто-нибудь мог опомниться, нападавшие скрылись, а Кавендиш и Борк лежали на аллее мертвые.
96
Lord Frederick Cavendish (Dictionary of national biography, vol. 9, стр. 345).
97
Annual register 1882, p. 1, стр. 190–191.
Трудно передать впечатление, произведенное этим кровавым делом в Англии. Самое бурное негодование охватило и консерваторов и либералов. Приверженцы Форстера могли торжествовать: всего 4 дня прошло после его отставки, всего 3 недели миновало со времени перемены режима, и вот плоды этих изменений. «Times» и другие влиятельные органы (нет надобности напоминать, что «Times» 1882 г. был еще гораздо влиятельнее, чем теперь) указывали на отставку Форстера и примирение с Парнелем как на грубейшие ошибки премьера; консервативная пресса требовала немедленной отставки либерального кабинета. Общественное мнение было в особенности возмущено тем, что убийцы Кавендиша и Борка оставались не разысканы. Самые фантастические слухи ходили насчет участия Парнеля в преступлении 6 мая; но хотя этим слухам вряд ли верили даже лица, распускавшие их, однако для всех политических партий в Великобритании, для общественного мнения Европы, для членов английского кабинета было ясно, что осуществить теперь хоть какие-нибудь условия «кильмангемского договора» будет страшно трудно.
Что касается до настроения парнелитов, то предоставим слово человеку, близко к ним стоявшему и с ними переживавшему эти дни [98] : «Те, которые могут вспомнить роковое воскресенье, когда весть об убийстве пришла в Лондон, которые видели ирландского вождя и его товарищей в этот день, могут найти утешение в сознании, что никогда более они не переживали такого мрачного и тяжелого момента». Другие очевидцы говорят, что ирландцы-депутаты растерялись совершенно и не знали, что делать.
98
O’Connor. Цит. соч., стр. 249: Those, who remember etc.
Только Парнель сохранял спокойствие и самообладание. Убийство в Феникс-парке разом уничтожило все его усилия за последние месяцы. Либеральный кабинет, если он не хотел быть уничтожен поднявшейся бурей, не мог и думать о реформах для Ирландии. Понимая это очень хорошо, Парнель тем не менее решил сделать все от него зависящее, чтобы затруднить для Гладстона отступление. 7 мая 1882 г., на другой день после происшествия в Феникс-парке, он обнародовал манифест, в котором называл убийство Кавендиша ничем не вызванным и возмутительным делом. Это заявление было подписано (кроме Парнеля) Диллоном, Девиттом и перепечатано всеми газетами Великобритании. Через день, 8 мая, Гладстон в парламенте предложил [99] закрыть заседание и этим почтить память усопших. Вслед за ним поднялся Парнель и произнес маленькую, но очень выразительную речь, в которой подчеркивал, что всякий ирландец почувствует, наверное, отвращение к делу, совершенному в Феникс-парке [100] . Затем Парнель позволял себе надеяться, что убийцы Кавендиша не заставят министерство свернуть с того нового пути, на который оно только что вступило [101] .
99
Parliamentary debates, vol. 269, 45-я парл. сессия Виктории, стр. 322.
100
Там же, стр. 323; I wish to express on the part of my hon. friends and on my own part, and I believe on the part of every Irishman… my most unqualified detestation etc.
101
Там же.
Формальность была выполнена, но ирландский лидер был слишком опытным политиком (несмотря на свою молодость), чтобы ожидать от своих заявлений какой-нибудь реальной пользы. Кабинет пал бы в одни сутки, если бы позволил себе действовать несогласно с настроением парламента, а это настроение требовало не примирения с Ирландией, но репрессалий. Через 3 дня после отсроченного в честь убитых заседания, 11 мая, член кабинета Гаркур внес билль «о предупреждении преступлений в Ирландии» [102] . Тогда Парнель, всегда любивший определенность в отношениях, сразу стал прежним Парнелем, врагом Гладстона и Англии. Он нападал на билль Гаркура с большой силой. «С этим биллем, — сказал он, — вы провалитесь в десять раз, во сто раз хуже, чем вы провалились с биллем об усмирении. Эти проекты показывают только, что Англия не открыла еще секрета разрушения неразрешимой задачи: как одна нация должна управлять другой» [103] .
102
Prevention of crime Ireland bill (там же, стр. 462).
103
Там же, стр. 483.
Началась обструкция; 2 месяца Парнель путем запросов, речей и придирок к формальной стороне дела задерживал проведение проекта Гаркура; 2 месяца продолжалась эта изнурительная для обеих сторон кампания. Наконец, Парнель истощил все средства обструкции, возможной при тех правах, которые, как было сказано, получил спикер. Билль прошел во всех чтениях и был утвержден. В Ирландии учреждались особые суды для политических преступлений и полиции давалось неограниченное право арестовывать подозрительных лиц. Вся весенняя сессия почти всецело пропала из-за Парнеля, так что палата решила укоротить свои осенние каникулы, чтобы поздней осенью еще успеть кое-что сделать из наиболее важных и спешных дел [104] .
104
Annual register 1882, p. 1.