Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
— Почему все ты стреляешь? — спросила она. — Дай и мне попробовать.
Он дал ей ружье. Показал, как нужно заряжать, — она несколько раз выстрелила в дерево.
«Ну-ка, пойдем, — сказал он, — покажешь, на что ты способна». Он пригнул ружейный ствол. «Вот так, — объяснил он, — ствол нужно всегда держать отверстием вниз, к земле, а не вверх». Около озера он увидел на самой дорожке белку. Она хотела тотчас же выстрелить, но он заставил ее подойти ближе:
— Вот так. Ну, а теперь — стреляй.
Она выстрелила — белка удивленно оглянулась, быстро вскочила на дерево и исчезла в густой листве.
Во второй раз было не лучше — она стреляла с очень большого расстояния. Когда же пробовала подойти ближе, зверьки убегали, и она не успевала даже выстрелить.
— Глупые создания, — сердилась она. — Почему они не бегут от тебя?
Его восхищала эта ребяческая досада.
— Вероятно потому, что они хотят доставить мне особое удовольствие, — засмеялся он. — Ты слишком шумишь своими ботфортами — вот почему. Но подожди, мы сейчас подойдем поближе,
Возле самой дороги, где орешник переплетался с акациями, он заметил белку. — Постой-ка здесь, — шепнул он, — я пригоню ее к тебе. Смотри туда в кусты и, как только увидишь, тотчас же свистни, чтобы я знал. Она обернется на твой свист — тогда скорее стреляй.
Он обогнул куст и зашел сзади. Разглядел наконец белку на низкой акации и согнал вниз прямо в орешник. Увидел, что она поскакала в сторону Альрауне, отошел немного и стал ждать свиста. Но не услышав его, вернулся тем же путем и подошел к Альрауне со спины. Она стояла с ружьем в руках и напряженно всматривалась в куст. А немного левее, в нескольких ''шагах от нее, в ветвях орешника, играла белка.
«Смотри, смотри, — зашептала он. — Вот там, наверху, немного левее». Она услыхала его голос и быстро повернулась к нему. Он увидел, как губы ее зашевелились, словно она собиралась что-то сказать.
Услышал вдруг выстрел и почувствовал легкую боль в боку.
Потом услышал ее страшный, отчаянный вопль, увидел, как она бросила ружье и кинулась к нему. Сорвала с него кимоно и дотронулась до раны.
Он повернул голову и посмотрел. На боку виднелась длинная, но легкая царапина-кровь почти не шла. Задета была только кожа.
— Черт побери, — засмеялся он, — чуть-чуть не попала. И как раз над самым сердцем.
Она стояла перед ним, дрожа всем телом, — еле могла говорить. Он обнял ее и начал успокаивать; «Ведь ничего же нет, дитя мое, ровным счетом ничего. Надо промыть рану и положить компресс. Посмотри же, ведь ничего нет». Он еще больше распахнул кимоно и показал голую грудь. Она стала ощупывать рану.
«Как раз над сердцем, — бормотала она, — как раз над сердцем». Обеими руками она обняла вдруг его голову. Внезапно ею овладел страх: она посмотрела испуганным взглядом, вырвалась из его рук, побежала к дому, вскочила на крыльцо…
Глава шестнадцатая,
которая рассказывает, как погибла Альрауне
Медленно он поднялся наверх в свою комнату. Промыл рану, перевязал ее. И рассмеялся над неловкостью девушки.
«Еще научится, — подумал он. — Надо немного поупражняться в стрельбе».
Он вспомнил ее взгляд, когда она убежала. Растерянный, полный безумного отчаяния, будто она совершила преступление. А ведь это было печальной случайностью — к тому же и кончилось довольно благополучно…
Он задумался. «Случайностью? В том-то и дело: она не признает тут случайности. Ей это кажется — роком».
Он думал… Конечно, это так, потому-то она испугалась, потому-то и убежала, когда взглянула ему в глаза — и увидела там свое отражение. Она содрогнулась — при виде смерти, которая рассыпает свои цветы повсюду, где ступает ее нога…
Маленький адвокат предостерегал его: «Теперь ваша очередь». Разве Альрауне и сама не говорила того же, когда просила его уехать? И разве не те же чары овладевают им, как и другими? Дядя завещал ему бумаги, не стоившие ни гроша, — а теперь вдруг в земле нашли золото. Альрауне приносит богатство — но приносит и смерть…
Он вдруг испугался — только теперь — впервые. Снова осмотрел свою рану… Да, да, и как раз под ней бьется сердце. Малейшее движение, поворот тела, когда он хотел показать, где белка, — спасло его. Иначе — иначе…
Но нет, умереть он не хотел. Хотя бы ради матери, подумал он. Да, ради нее — но даже и в том случае, если бы ее не было.
Ради себя самого. Столько лет учился он жить и овладел наконец великим искусством, дававшим ему больше, чем тысячам других. Он жил полно и разнообразно, стоял на вершине и наслаждался всем миром.
«Судьба покровительствует мне, — думал он. — Она издали грозит мне пальцем, это яснее всяких слов адвоката. Пока еще не поздно». Он достал чемодан, открыл, начал упаковываться. «Как пишет дядюшка Якоб в конце кожаной книги? «Испытай свое счастье. Жаль, что меня уже не будет, когда придет твой черед: мне бы так хотелось на тебя посмотреть!»
Он покачал головою. «Нет, дядюшка Якоб, — пробормотал он — на этот раз я не доставлю тебе удовольствия».
Он собрал ботинки, принялся за белье. Отложил сорочку и костюм, которые решил надеть в дорогу. Взгляд упал на синее кимоно, висевшее на спинке стула. Он взял его и осмотрел опаленную дырку от пули.
«Надо оставить, — подумал он. — На память Альрауне. Пусть она присоединит его к другим сувенирам».
Громкий вздох послышался за спиной. Он обернулся — посреди комнаты стояла она в легком шелковом плаще и смотрела широко раскрытыми глазами.
— Укладываешься? — прошептала она. — Ты уезжаешь. Я так и думала.
Клубок стеснил ему горло. Но он с усилием овладел собою. «Да, Альрауне, я уезжаю», — сказал он.
Ничего не сказав, она бросилась в кресло и молча смотрела. Он подошел к умывальнику и стал собирать вещи: гребни, щетки, мыло, губки. Закрыл наконец крышку и запер чемодан.