Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
— При чем же тут я? — спросила она поспешно. Ее ноздри раздулись: в ней пробудился уже интерес к этому чудесному князю.
— Да — видишь ли, — продолжал он, — ты должна помочь исполнить его последнюю волю…
— Да, да, — быстро закричала она, — я понимаю! Он хочет еще раз побыть с женщиной, не так ли? Я сделаю это, сделаю с удовольствием.
— Браво, Альма, — похвалил Франк Браун, — ты добрая девушка. Но дело не так просто. Послушай, что я тебе расскажу. Итак, когда он заколол своего друг — то есть застрелил, хотел я сказать, — он бросился к своим близким, он думал найти у них защиту, думал, что они помогут бежать. Но они не сделали этого. Они знали, что он страшно богат, и поняли, что им представился удобный случай завладеть его состоянием. Они позвали полицию.
— Черт бы их побрал! — с негодованием вставила Альма.
— Да, не правда ли, — продолжал он, — это была страшная подлость?! Ну, так вот, его посадили в тюрьму — и что же, ты думаешь, хочет сделать теперь этот князь?
— Отомстить? — ответила она быстро.
— Правильно, Альма, ты недаром начиталась романов. Он решил отомстить, только лишив их наследства. Ты понимаешь?
— Конечно, понимаю, — сказала она. — Эти негодяи не должны получить ничего. И будет вполне справедливо.
— Но как это сделать, — продолжал он, — вот в чем вопрос! После долгого размышления он нашел единственное средство: он только тогда может лишить родственников своих миллионов, если у него самого будет ребенок!
— Разве у князя есть уже ребенок? — спросила она.
— Нет, — ответил он, — пока нет. Но ведь он еще жив. Он может еще…
Она задумалась, ее грудь порывисто подымалась и опускалась. «Я понимаю, — сказала она, — я должна иметь ребенка от князя».
— Именно! — подтвердил он. — Ты согласна?
Она закричала: «Да, да!» Она откинулась в кресле, вытянула ноги и широко раскрыла объятия: из прически ее выбился тяжелый красный локон и упал на затылок. Она вскочила с места и снова опорожнила бокал. «Как здесь жарко, — сказала она. — Страшно жарко!» Она расстегнула блузку и стала обмахиваться носовым платком. Потом протянула свой стакан. «У тебя еще есть? Выпьем же за здоровье князя!»
Он чокнулся.
— Недурную историю наболтал ты ей тут, — шепнул профессор племяннику, — мне хотелось бы знать, как ты выпутаешься.
«Не бойся, дядюшка, — ответил тот, — впереди еще целая глава». Он снова обратился к девушке: «Так, значит, по рукам, Альма, — ты нам поможешь? Но есть одна маленькая загвоздка. Дело в том, что, как ты знаешь, барон в тюрьме…»
Она перебила: «Барон — я думала, он князь».
— Князь, — поправился Франк Браун. — Но когда он инкогнито, он именует себя только бароном: такова уж мода у князей. Итак, его высочество…
Она прошептала: «Он даже высочество?»
— Ну да, — ответил он, — императорское и королевское высочество! Но ты должна дать клятву, что никому не скажешь ни слова — ни одному человеку. Так вот, значит, князь сидит в тюрьме, его сторожат очень строго. К нему никого не пускают — только его адвокат. Совершенно немыслимо ввести к нему женщину…
— Ах! — вздохнула она. Ее интерес к несчастному князю, видимо, упал.
Но Франк Браун не обратил внимания. «Но, — продолжал он, не смущаясь, декламировать с повышенным пафосом, — в страшном горе, в бесконечном отчаянии и в своей неутолимой жажде мести он вспомнил вдруг о чудесных опытах его превосходительства действительного тайного советника, профессора доктора тен-Бринкена, этого светила науки. Молодой, красивый князь, который в расцвете лет должен сказать «прости» всему миру, помнил еще с детства доброго старого господина, тот ухаживал за ним, когда у него был коклюш, и приносил тогда много раз конфеты. Вот он сидит, Альма. Взгляните на него: он — орудие мести несчастного князя!» И великолепным жестом он указал на своего дядю.
— Этот достопочтенный господин, — продолжал он, — опередил на много миль свое время. Как появляются дети на свет, ты, Альма, знаешь, конечно. Но ты не знаешь тайны, которую открыл этот благодетель рода человеческого. Тайны рождать детей без того, чтобы мать и отец даже виделись друг с другом. Благородный князь будет спокойно сидеть в тюрьме — или покоиться в холодном гробу, а между тем при благосклонном содействии этого почтенного господина и при участии уважаемого доктора Петерсена ты станешь матерью его ребенка.
Альма взглянула на тайного советника — внезапная перемена фронта, неприятная смена красивого, благородного, обреченного на смерть, юного князя на старого и безобразного профессора ей не понравилась.
Франк Браун заметил это, но постарался тотчас же рассеять ее сомнения. «Ребенок князя, Альма, и твой ребенок — должен будет появиться на свет в полнейшей тайне. Его необходимо строго спрятать, пока он не вырастет, чтобы защитить его от интриг и нападок злых родственников. Он будет, конечно, тоже князь — как и его отец».
— Мой ребенок — князь? — прошептала она.
— Да, разумеется, — подтвердил он. — Или, быть может, княжна. Предсказать очень трудно. У него будут дворцы и огромные земли и много миллионов. Но ты не должна становиться потом у него на пути, не должна навязывать своего материнства, не должна его компрометировать.
Это подействовало: по щекам девушки катились крупные слезы. Она вошла уже в новую роль, и теперь испытывала мучительную тихую скорбь по любимому ребенку. Она была проституткой — но ее ребенок будет князем! Разве посмеет она приблизиться к нему? Она будет молча терпеть — она будет только молиться за ребенка. Он никогда не узнает, кто его мать…
Она громко зарыдала; все тело ее сотрясалось. Она бросилась на стол, закрыла лицо руками и горько заплакала. Ласково, почти нежно, отвел он от лица ее руки и погладил дикие, растрепавшиеся локоны. Он сам почувствовал вкус того сентиментального лимонада, который тут развел. На минуту все показалось ему совершенно реальным. «Магдалина, — прошептал он, — Магдалина…»
Она выпрямилась и протянула ему руку: «Я обещаю вам — что не буду ему навязываться, никогда не подам признака жизни. Но-но…»