Сочинения великих итальянцев XVI века
Шрифт:
Душа. Как же ты ее понимаешь?
Джусто. А почему бы мне ее не понять? Ты что, не знаешь, что она на вольгаре?
Душа. Да, знаю.
Джусто. Так что же ты меня спрашиваешь?
Душа. Чтобы заставить тебя признать то, что ты сейчас сказал. Ну так вот, следовательно, если бы ученые труды, как и Священное Писание, были на вольгаре, ты бы их понял.
Джусто. Да, что касается слов. Но чтобы затем проникнуть в смысл, необходимо другое.
Душа. Достаточно того, что ты испытываешь затруднения не в понимании слов, а в разумении смысла; ведь с теми же трудностями сталкиваются и те, кто читает на греческом или латыни. И не думай, что знание языка означает также понимание всех авторов и всех ученых трудов, написанных на
Джусто. И все-таки невозможно стать ученым, не зная латыни, на которой описаны все науки. Что ты изучишь на нашем языке?
Душа. Если латынь и богата, так это благодаря римлянам, которые на нее очень многое перевели; а тосканцы виноваты в том, что всегда пренебрегали своим языком, потому он у них и беден.
Джусто. Но может быть, сам язык виноват в том, что он не богат словами и на нем невозможно описать науки?
Душа. Можно придумать новые слова, и постепенно, по мере необходимости, они войдут в употребление.
Джусто. Но разве разрешено создавать в языке новые слова?
Душа. Да, если язык не мертвый; но это могут делать лишь те, для кого этот язык родной.
Джусто. А какие языки ты называешь мертвыми?
Душа. Те, на которых нигде свободно не говорят, как теперь на греческом и латыни. А пишущим на латыни не подобает создавать новые слова, поскольку это не их родной язык.
Джусто. Ну а почему не позволено выдумывать новые слова также чужеземцам, которые знают наш язык?
Душа. Ведь он им не родной, и они не могут придумать изящные слова. Посмотри, какие слова выдумали на нашем языке некоторые современники: medesimita, giovevolezza, marcigione[494] и другие.
Джусто. Так ты не считаешь ошибкой придумывать новые слова для нашего языка?
Душа. Для тех, кому язык родной, это даже похвально. Скажи-ка, как ты думаешь, греческий язык и латынь были с самого начала такими же совершенными и содержали такое же обилие слов, как в пору расцвета, когда на них писали многие замечательные писатели?
Джусто. Нет, я бы не сказал.
Душа. Поверь, ведь из того, чем мы пользуемся, нет ничего, что было бы с самого начала совершенным от природы или благодаря искусству. А будь такое возможно, одно или другое оказалось бы излишним: если бы природа создавала все совершенным, то не было бы нужды в искусстве; а если бы искусство само могло создавать прекрасное, не было бы нужды в природе. Ну, что еще? Разве Цицерон и Боэций[495] не придумали новые слова, когда захотели выразить на латинском языке понятия философии и логики?
Джусто. Они что, заимствовали их у других народов?
Душа. Ты прекрасно знаешь, что именно так.
Джусто. А у кого?
Душа. У греков. Греки же взяли их у евреев, а евреи — у египтян. Неужели ты не слышал, что невозможно сказать ничего такого, что бы раньше уже не было сказано? Но римляне были совсем не такие люди, как теперешние тосканцы, и рассуждали иначе. Испытывая больше любви к своему, чем к чужому, — что не только вполне разумно, но и справедливо, — они изучали чужие языки ради того, чтобы извлечь из них все хорошее и тем самым обогатить свой язык.
Джусто. Мне кажется, они в этом поистине достойны всяческой похвалы.
Душа. Посмотри внимательнее на древних и ты увидишь, что найдется очень мало римлян, которые писали на греческом, однако теперь многие тосканцы пишут на латыни, а ведь это не их язык. Ну, хорошо, пусть пишут, как умеют, в их сочинениях сроду не найдешь того блестящего стиля, какой был у настоящих римлян.
Джусто. За это их можно отчасти
Душа. Напротив, их следует вдвойне порицать. Ты не помнишь, что рассказывают о Марке Катоне? Когда он читал какое-то сочинение, написанное Альбином Римлянином на греческом языке, где тот в начале извиняется, что пишет без должного изящества, и оправдывается тем, что он римский гражданин и родился в Италии, а потому весьма далек от греческого языка, Марк Катон не только его не извинил, но даже посмеялся над ним, говоря: «Увы, Альбин, ты предпочел просить прощения за сделанную ошибку, а лучше вовсе ее не делать».[496]
Джусто. И правда, эти доводы столь справедливы, что сам я не мог бы их опровергнуть.
Душа. Видишь ли, римляне старались облагородить свой язык и не меньше стремились перевести на латынь какое-нибудь прекрасное сочинение, чем подчинить своей власти новый город или государство. А чтобы в этом убедиться, прочитай предисловие Боэция к его переводу «Категорий» Аристотеля, где он говорит, что, будучи деятелем политическим (консуляром)[497] и далеким от участия в военных действиях, постарается просветить своих сограждан с помощью науки и считает, что, обучая их теперь премудростям греческой учености, полезен не менее, чем те, кто покорил какой-нибудь город или провинцию Римской империи.
Джусто. Какие великие души, какие святые мысли, вот слова, достойные римского гражданина! Ибо истинная обязанность граждан — всегда любым способом быть полезными родине, которой мы обязаны не меньше, чем нашим собственным отцам и матерям!
Душа. Поэтому их язык ныне столь высоко ценится, что тому, кто вступил в прекрасную область наук и хочет их познать, необходимо сначала изучить латынь. А если бы наши тосканцы таким же образом перевели науки на наш язык, тогда тому, кто желает учиться, не пришлось бы тратить четыре или шесть первых и лучших лет на изучение языка, чтобы затем с его помощью перейти к наукам; кроме того, изучение наук пошло бы куда легче, и мы чувствовали бы себя в них увереннее. Ведь тебе следует знать, что чужой язык невозможно выучить так, чтобы владеть им как своим родным, и кроме того, на нем никогда не говорят столь же уверенно и с такой же легкостью. А если ты мне не веришь, вспомни о знакомых тебе людях, изучающих латынь: когда они говорят на ней, создается впечатление, что им приходится выучивать каждое слово, и говорят они с большим трудом и очень медленно.
Джусто. Ты права. Римляне, несомненно, прекрасно переводили на свой язык множество замечательных произведений, так что желающий их понять вынужден был изучить латынь, и таким образом она распространялась по всему свету.
Душа. И они делали не только это; в пору своего владычества над миром они также чуть ли не насильно заставляли выучивать латынь большую часть покоренных народов.
Джусто. А как они этого добивались?
Душа. Они приняли закон, по которому ни один посол не мог быть выслушан в Риме, если не говорил на латыни, а также все судебные процессы в разных странах, находившихся под их властью, велись на латыни, и судебные документы должны были составляться на языке Рима. Поэтому вся провинциальная знать, все адвокаты и поверенные вынуждены были изучать латынь.
Джусто. Ну, меня больше не удивляет, что Рим достиг такого величия, если он и в другом действовал так же.
Душа. Это я обсуждать с тобой не буду, — ведь все прекрасное, заимствованное ими отовсюду, свидетельствует о том же.
Джусто. Какой похвальный обычай, вот граждане, истинно любящие свою родину!
Душа. Этот обычай, Джусто, был не только у римлян, но и у всех других народов. Сколько бы ты ни искал, ты вряд ли найдешь хоть одного еврея, который писал бы на египетском, грека, который писал бы по-еврейски, латинянина, который, как я тебе говорила, писал бы по-гречески. А если такие были, то их очень мало.