Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре
Шрифт:
Подчеркнем еще раз, что речь тут идет не о самом по себе эффективном «владении чувствами» [opanowanie uczu'c], которое находится в компетенции воли (а также и не о соответствующих добродетелях, которые отвечают, согласно аристотелевской концепции (23), нравственным ценностям), но о своеобразном «овладении ощущениями» [zapanowanie nad czuciami] – именно таком, которое входит в задачу самосознания и сознания (связь ощущений с чувствами мы постараемся рассмотреть позже – в специальном разделе, посвященном эмотивной проблематике).
Здесь основополагающую роль играет самосознание, и потому столь важно, какими способностями оно обладает. Представляется, что само по себе
В субъекте, каким является человек, ощущения подвержены колебаниям. Иногда они оказываются на подъеме – то есть множатся, но прежде всего выигрывают в силе. Между тем в каждом человеке имеется специфически эмотивная динамика, существующая как объективный факт психики. Она характеризуется степенью усиления отдельных ощущений или же целого их набора, их «результирующей» (представляется, что можно говорить и об определенной «результирующей» эмоциональных переживаний в человеке).
Если эмоции в определенной степени этого усиления обусловливают нормальное или даже однозначно правильное функционирование сознания, то, преодолев эту степень (переступив порог), сознание подвергается эмоционализации. Вследствие либо излишнего числа или силы чувств (излишнего по сравнению с пороговой степенью), либо недостаточного достоинства самосознания это последнее лишается способности объективировать эмоции и с ними интеллектуально отождествляться. То есть утрачивается смысловая сторона эмотивных по своему характеру фактов. Сначала сознание еще отражает эти факты как «нечто такое, что делается во мне». При большем же усилении или при таком же ослаблении их актуального самосознания сознание продолжает еще их отражать, но только как «нечто такое, что делается», словно бы упраздняя их личную связь с собственным «я».
Главный смысл сознания – собственное «я» – оказывается отодвинутым на задний план, и усилившиеся чувства начинают проявлять себя так, словно их отторгли от той почвы, которая дала начало как их единству, так и множественности и смысловому своеобразию. Самосознание же одинаково объективирует в собственном «я» как то единство, так и ту множественность и смысловое своеобразие отдельных эмоций при нормальном развитии явлений. В моменты же эмоционализации (в особенности, крайней эмоционализации) они падают прямо на сознание, которое, правда, не перестает их отражать, но отражение лишено зачатков какой-либо объективации и понимания, ибо самосознание еще этого не достигло. Человек осознает тогда свои эмоции, но уже не владеет ими с помощью сознания.
Вместе с эмоционализацией в сфере сознательностного отражения происходит эмоционализация переживания. Сознание, как было сказано, не перестает отражать (даже при самом значительном усилении эмоций и чувств мы все еще продолжаем открывать это сознательностное отражение), но оно уже не имеет самостоятельного значения для формирования переживаний в эмоциональной сфере всей внутренней жизни.
Рефлективная функция сознания (которая формирует переживание) сразу же утрачивает свое решающее влияние. Характерно, что при значительном усилении ощущений или при эмоциональном напряжении человек их вообще перестает переживать, он только «живет» ими или, скорее, даже позволяет им жить в себе и собой каким-то первоначально им свойственным и вроде бы безличностным образом. Личностным же является то переживание, в котором тотчас обозначается переживание субъектности собственного «я».
Между тем эмотивные факты типа напряжения – passiones [29] , хотя и обладают своей собственной первоначальной субъектностью, сами по себе не служат тому переживанию субъектности, в котором личное «я» являет себя как источник переживаний и как центр, господствующий над эмоцией. Все это соединяется с рефлективным воздействием сознания. Иногда этому воздействию мешает само волнение и вторжение ощущений, перед лицом которого рефлективная функция сознания замирает. И тогда человек всего лишь живет своими ощущениями, позволяет им жить в себе в меру их собственной первоначальной субъектности, но он не переживает их субъектно так, чтобы в этом переживании личное «я» выявляло себя в качестве подлинного центра переживания.
29
Страсти, аффекты (лат.).
Проблема эмоционализации сознания, как видно, – очень сложная и всякий раз чрезвычайно индивидуальная и неповторимая. Бывает, что даже при максимальном усилении эмоций сознание не подвергается эмоционализации в том смысле, о котором тут идет речь, и не перестает господствовать над эмоцией. Но бывает и наоборот, когда эмоционализация сознания наступает при слабом (объективно) движении эмоции. Этих случаев мы тут рассматривать не собираемся. Нас интересует суть проблемы – именно с точки зрения сознания, как и того совместного утверждения личностной субъектности человеческого «я», в котором сознание принимает свое участие, что мы и попытались показать в предыдущем параграфе.
Подлинно человеческими (личностными) являются переживания чувств, и в этом смысле само эмоциональное переживание призвано стремиться к тому порогу сознания, о котором мы говорили выше. При определенной степени усиления ощущений сознание функционирует нормально – как в отношении отражения, так и в отношении рефлективности. Тогда могут создаваться и подлинно эмоциональные переживания во всей их субъектной завершенности, а не только первичные эмотивные факты, которые, конечно, в субъекте существуют, но которым сознание не может предоставить субъекного профиля, свойственного личностному «я». Ибо эмоционализация сознания затрудняет (делает прямо-таки невозможной) свойственную ему самому актуализацию.
Говоря обо всем этом, мы ни в коей мере не собираемся считать уже предрешенным значение ощущений и эмоций для внутренней жизни человека и его нравственности. Этому мы посвятим специальную главу.
6. Субъектность и субъективизм
Вышепроведенный анализ усиливает необходимость постановки этой проблемы, а опосредованно даже и требует этого. Речь идет о четком разграничении между субъектностью человека (ее мы тут изучали одновременно с сознанием) и субъективизмом как определенной интеллектуальной позицией, которой мы категорически хотели бы избежать.