Сочинения

Захер-Мазох Леопольд фон

— В таком случае тебе должна была понравиться Катенька Калашникова, — заметил Сесавин. — Она бойка и развязна, не хуже любой замужней женщины.

— Да… но слишком худощава…

— Ну, так Ливия, у нее роскошные формы.

— Я не скульптор, — пожимая плечами, возразил Беляров.

— Кстати, господа, — сказал Сесавин, — нам надобно условиться, кто за кем будет ухаживать, чтобы не пришлось впоследствии вызывать друг друга на дуэль. Ядевский, признавайтесь, в которую из этих барышень вы намерены влюбиться?

Казимир

улыбнулся.

— Я предоставляю вам право выбора, — отвечал он.

— Беляров избирает Ливию, — это уже решено.

— Нет, господа, мне больше нравится Генриетта.

— Как! Эта кроткая лилия?

— На мой взгляд, она очаровательна… Глубокий, задумчивый взгляд ее глаз изобличает мечтательную натуру. Мне кажется, что она будет несчастлива; именно это меня и заинтересовало.

— Хорошо, я уступаю тебе Генриетту, а сам буду ухаживать за Ливией, хотя, откровенно говоря, мне нравится другая девушка…

— Анюта?

— Нет… Молодая особа, живущая со своей теткой вдали от шумного света.

Казимир начал прислушиваться.

— Не знаком ли я с ней? — спросил Беляров.

— Нет… Это мадемуазель Малютина. Да вот беда, некому меня ей представить!

— Вы желаете с нею познакомиться? — спросил Ядевский.

— Разве вы ее знаете?

— Это подруга моего детства.

— Быть может, она уже помолвлена?

— Нет.

— Не ухаживаете ли вы сами за ней?

— О, нет! Иначе я не предложил бы вам своих услуг.

— Какое счастье! Благодарю вас, Ядевский!

— Не спешите благодарить… Эмма Малютина загадочное, скажу даже более, опасное существо.

— Эта опасность для меня чрезвычайно привлекательна.

На этом прервался разговор молодых людей.

— Анюта Огинская замечательно развилась и похорошела, — зевая и потягиваясь, заметил Беляров.

— Это правда, — подтвердил Сесавин, — но ее и сравнивать нельзя с Эммой Малютиной, точно так же, как женскую голову работы плохого маляра с тициановской богиней.

XI. Ангел или демон?

Поручение, возложенное на Эмму, не подвигалось ни на шаг!

Бездействие надоело ей, она скучала. Однажды вечером сидела она в гостиной у камина и мечтала, как вдруг кто-то позвонил у подъезда.

— Молодой человек просит позволения переговорить с вами, барышня, — доложила ей Елена.

— Кто он такой?

— Не знаю, но это один из наших, его прислал к вам апостол.

— Попроси его войти.

Мужчина высокого роста остановился на пороге и устремил на Эмму долгий, проницательный взгляд, в немом восторге любуясь ее красотою. Девушка указала ему кресло по другую сторону камина, но он не сел, а вежливо поклонившись, подал ей письмо.

«Посылаю к тебе Карова, — писал апостол, — он оказал нашему обществу значительные услуги и вполне оправдывает мое доверие. Ты

можешь распоряжаться им по своему усмотрению».

Эмма быстрым взглядом измерила молодого человека с головы до ног. Он был замечательно хорош собой: стройный стан, горделивая осанка, правильные черты слегка загорелого лица, большие синие, глаза, в которых светилось что-то демоническое, не произвели на нашу героиню особого впечатления. Другая на ее месте, наверно, затрепетала бы, чувствуя на себе этот пронизывающий взгляд, а она только подумала: «Наконец-то я дождалась подходящего сообщника!».

— Вы живете в Киеве? — спросила она.

— Да, сударыня, и вполне отдаю себя в ваше распоряжение.

— Благодарю вас… Вы?..

— Я укротитель диких зверей, в зверинце у Грокова.

— Каких же зверей вы укрощаете?

— Я сумею справиться с самым лютым из них! — самоуверенно усмехнулся молодой человек. — Здесь у меня лев, две львицы, тигр, леопард, две пантеры и медведь.

— Можно ли мне будет посмотреть на этих зверей?

— Разумеется, когда вам угодно.

— Я желала бы побывать в зверинце, когда там не будет посторонней публики.

— В таком случае, лучше всего вечером, после представления.

— Я извещу вас заранее, когда соберусь приехать.

Каров молча поклонился и вышел.

Между тем Сесавин уже познакомился с Эммой и зашел к ней именно в тот вечер, когда она запланировала ехать в зверинец.

— Извините, я отлучусь на несколько минут, — сказала она своему гостю, — мне нужно написать записку к укротителю зверей, Карову… он ждет меня… мне хотелось взглянуть на его питомцев.

— Я вовсе не лишаю вас этого удовольствия и буду очень рад, если вы возьмете меня с собой, — сказал вежливый кавалер.

— С удовольствием, но прежде мы напьемся чаю.

Борис подал самовар. Елена стала разливать чай: в черном шелковом платье, бархатной кофточке и кружевном чепчике она выглядела очень приличной старушкой.

Рассказывая молодой хозяйке городские новости, Сесавин выразил сожаление, что она не посещает киевского общества.

— Ваш большой свет не интересует меня, — сказала она. — Я придерживаюсь о нем другого мнения, чем девушки моего возраста.

— Я уже слышал об этом от Ядевского, он называет вас философкой.

Эмма улыбнулась.

— Он ошибается, я, в простоте сердца, стараюсь исполнять заповеди Божии и избегать греха.

— Какие мрачные воззрения в ваши годы! Вы созданы для того, чтобы наслаждаться жизнью и делать счастливыми других!

— Мы по-разному смотрим на жизнь… Меня, например, ничто в ней не радует.

— Именно потому вы и должны почаще выезжать в свет и развлекаться.

— Я ничего против этого не имею, но мне не с кем выезжать; тетушка моя слаба здоровьем и ведет уединенный образ жизни.