Сочинения
Шрифт:
Глава 3. О том, что прежде он скрывал свое нечестие и обнаружил его уже вспоследствии
Когда Констанций, увлекаемый войною против Магненция, должен был переехать на Запад, тогда кесарем Востока объявил он Галла [ [162] ], который и в то время соблюдал благочестие, и после, до конца жизни был благочестив. Этот случай расположил Юлиана рассеять спасительный страх души, и он с предосудительною самонадеянностию начал домогаться царского скипетра: обходя Элладу, выискивал провещателей и гадателей — с намерением узнать, сбудется ли его желание. Наконец он напал на человека, который обещал ему предсказать это. Приведши Юлиана в одно идольское капище, тот человек указал ему место внутри самого святилища и начал вызывать лукавых демонов. Когда же демоны явились в обыкновенном своем виде, ужас невольно сообщился Юлиану и заставил его положить на челе крестное знамение [ [163] ]. Увидев это знамение Христовой победы и собственного поражения, они мгновенно исчезли. Волшебник узнал о причине их бегства и стал укорять Юлиана, но Юлиан признался ему в своем испуге и при этом выразил изумление, как велика сила креста, если демоны не устояли перед его изображением и разбежались. Не думай так, добрый человек, отвечал обманщик, они ушли не по боязни, как ты говоришь, а по отвращению к тому, что сделано тобою. Обольстив таким образом этого бедняка, он ввел его в таинства и исполнил беззакониями. Страсть сделаться царем совлекла с несчастного ризу благочестия. Впрочем, Юлиан, даже и приняв правление, долго еще скрывал свое нечестие, потому что боялся особенно проникнутого благочестием войска. Оно сперва освобождено было от древних заблуждений всехвальным Константином и от него же получило урок истинного учения, а потом посеянные в нем родителем семена веры еще более утвердили его дети. Если Констанций, обманываемый управлявшими
162
Сводный брат Юлиана, Галл, сделался цезарем в 354 г. Почтительная характеристика этой личности дана Феодоритом, скорее всего, потому, что Галл был убит по приказу Констанция, подозревавшего его в организации заговора.
163
Находясь в Греции, Юлиан был посвящен в Элевсинские мистерии, о чем, вероятно, в такой гротескной форме сообщает Феодорит, забывая, однако, сказать, что там же Юлиан встречался и с Василием Великим и Григорием Назианзином.
Глава 4. О возвращении епископов из ссылки
Понимая все это очень ясно, Юлиан отнюдь не открывал душевного своего нечестия — даже чтобы приобресть общее благорасположение, повелел сосланных Констанцием и рассеянных по пределам государства епископов возвратить, каждого в свою церковь. В силу этого–то повеления святой Мелетий возвратился в Антиохию, а всехвальный Афанасий — в Александрию. В то время Иларий, Евсевий Италийский, и Люцифер — пастырь острова Сардинии, находились в египетской провинции Фиваиде, куда заточил их Констанций. Собравшись с другими, единомышленными себе (епископами), они признали нужным позаботиться о водворении в церквах единства и согласия, потому что, кроме внешних нападений на церкви со стороны противников по учению, происходила борьба и в недрах самых церквей. Так, в Антиохии православный народ распался на две партии: приверженцы всехвального Евстафия, отделившиеся еще прежде, собирались на богослужение особо, а отступившие от арианского общества вместе с дивным Мелетием совершали богослужение опять особо в так называемой старой церкви. Между тем обе эти партии одинаково исповедовали веру, ибо та и другая с равным усердием стояла за символ изложенного в Никее учения. Разделяла их только взаимная вражда и привязанность каждой к своему предстоятелю, и раздор не окончился даже смертию одного из тех епископов. Евстафий умер еще прежде, чем рукоположен был Мелетий, но когда православные, по изгнании Мелетия и рукоположении Евзоя, отделились от общения с неправомыслящими, евстафиане не согласились соединиться с ними. Поэтому собравшиеся с Евсевием и Люцифером хотели найти средство соединить упомянутые партии, и Евсевий просил Люцифера отправиться в Александрию, чтобы там касательно сего дела посоветоваться с Афанасием Великим, а сам брал на себя труд — примирить враждовавших антиохийцев.
Глава 5. Рукоположение Павлина
Однако ж, Люцифер не поехал в Александрию, а отправился в Антиохию. Много речей о примирении говорил он той и другой партии, но, видя, что евстафиане, руководимые пресвитером Павлином, не соглашаются ни на что, наконец, рукоположил им этого самого Павлина в епископы, и поступил нехорошо, потому что своим поступком продлил существовавший раздор на восемьдесят пять лет [ [164] ], до времени достойного всякой хвалы Александра, который, приняв кормило правления антиохийской церковью, употреблял все средства, прилагал все старание и усердие к восстановлению единосущия и наконец успел присоединить к телу церкви отделившийся член ее. Увеличив таким образом распрю, Люцифер оставался в Антиохии еще довольно долго. Между тем туда же прибыл и Евсевий и, заметив, что от нехорошего врачевания болезнь сделалась неисцелимою, отплыл на запад. А Люцифер возвратился в Сардинию и к церковным догматам присоединил нечто чуждое, так что последователи его стали называться по его имени и долгое время известны были под именем люцифериан. Впрочем, и это учение впоследствии уничтожилось и предано забвению. Такие–то дела происходили по возвращении епископов из ссылки.
164
Феодорит имеет в виду общую продолжительность раскола в Антиохии, закончившегося в 415 г.
Глава 6. О том, что Юлиан не по человеколюбию, а по ненависти не убивал, христиан открыто
Как скоро нечестие Юлиана сделалось явным, города наполнились смятениями [ [165] ]. Преданные заблуждению идолопоклонства снова ободрились, растворили идольские капища и начали совершать свои нечистые и достойные забвения таинства, зажгли жертвенный огонь и заразили воздух курением и дымом, а землю оскверняли кровию жертв. Быв приводимы в исступление демонами, которым служили, они неистовствовали, бегали по площадям, как помешанные, преследовали христиан проклятиями и насмешками, направляли против них все роды ругательств и наглостей. А чтители благочестия, не имея силы сносить их богохульство, сами отвечали им поруганиями и обличали их заблуждение. Негодуя на то и ограждая свою дерзость благоволением державного, деятели нечестия наносили христианам нестерпимые побои. А безбожный царь вместо того, чтобы заботиться о спокойствии подданных, еще более разжигал борьбу в народе и как бы не замечал обид, наносимых людьми дерзкими людям кротким. Все гражданские и военные должности вверил он самым жестоким и самым нечестивым из граждан, которые, хотя явно не принуждали ревнителей благочестия к отступничеству, тем не менее, однако ж, всячески бесчестили их. Он отнял также и преимущества, какие великим Константином дарованы были духовенству.
165
11 декабря 361 г. Юлиан прибыл в Константинополь, где открыто объявил себя язычником.
Глава 7. О том, сколько и какие обиды наносили христианам покровительствуемые им язычники
Преданные заблуждению идолопоклонства наносили в то время христианам такое множество обид, что для описания их нужно было особое сочинение; но из многого я расскажу немногое. В Аскалоне и Газе, городах палестинских, они схватили удостоенных священства мужей и давших обет девственной жизни жен, разорвали им утробы и, наполнив их ячменем, бросили страдальцев в пищу свиньям. В Севастии, главном городе провинции того же имени, они открыли гробницу Иоанна Крестителя, предали огню кости его и развеяли прах их. А кто может рассказать без слез злодейство, совершенное ими в Финикии! В Илиополисе, близ Ливана, жил один диакон, Кирилл. Пламенея божественною ревностию, он в царствование Константина разрушил множество идолов, которым там поклонялись. Вспомнив его деяния, эти ненавистники не только умертвили его, но еще, разрезав ему чрево, съели его печень. Однако ж, такое неистовство не утаилось от Всевидящего ока, за свое злодейство они были праведно наказаны. Участники этого злодеяния лишились, во–первых, зубов, которые у них все выпали, лишились потом и языков, которые истлели, быв поражены гниением, лишились, наконец, и зрения и своими мучениями показали, как велика сила благочестия. В недалеко отстоящем оттуда городе Эмесе язычники посвятили Дионису Гиниду новопостроенную церковь и поставили в ней достойный смеха мужеско–женский кумир. В знатном фракийском городе Доро–столе начальник всей Фракии Капитолии сжег на костре победоносного воина Христова Эмилиана. А история аретузского епископа Марка? Нужно бы возвышенное красноречие Эсхила или Софокла, чтобы достойно представить страдания этого святителя. Во времена Констанция, разрушив одно идольское капище, он построил в Аретузе церковь. Аретузцы, узнав теперь о намерении Юлиана, обнаружили за это свою злобу против Марка. По заповеди евангельской, Марк сперва старался было спастись бегством, но потом, узнав, что вместо него схвачены некоторые из его пасомых, возвратился и добровольно предал себя злодеям, а они, взяв его, не пощадили его старости и не постыдились его добродетелей. Обнажив этого и по жизни и по учению знаменитого мужа, они сначала секли его и покрыли ранами все члены его тела, потом бросили в зловонный погреб, вытащив же оттуда, отдали его на поругание толпе мальчишек, приказав им нещадно колоть его стилями, затем посадили его в корзину, намазали рыбьим жиром и медом и в самое знойное время высоко подняли на воздух, чтобы таким образом предоставить его в пищу осам и пчелам. Делая это, мучители принуждали его к чему–нибудь одному из двух, то есть либо восстановить разрушенное капище, либо внести требующиеся для того деньги. Но, терпя столь тяжкие страдания,
Глава 8. Законы Юлиана против христиан
В то время повсюду, на суше и на море, люди нечестивые наносили множество и других обид людям благочестивым, потому что богоненавистный отступник начал явно уже издавать законы против благочестия. Во–первых, он запретил детям Галилеян, называя этим именем верующих в Спасителя нашего, учиться поэзии, риторике и философии: нас колют, говорил он, по пословице, нашими же стилями, то есть ведут против нас войну, вооружившись произведениями наших же писателей. Потом издал и другой закон, повелевавший изгонять всех Галилеян из военной службы [ [166] ].
166
Описанные выше «зверства» язычников из среды местного населения, с одной стороны, во многом вымышленные, а с другой — действительно происходившие. Однако даже Феодорит не пишет напрямую, что все это — результат действий Юлиана и его религиозной политики. Такая антихристианская реакция со стороны обычного населения была вполне понятна, если учесть судьбу всех языческих святилищ, необычайно активно разрушавшихся в 40–50–е гг. по приказу императора Констанция. Юлиан понимал, что гонение на христиан невозможно. Более того, реформированное язычество очень сильно напоминало своей внешней стороной христианство: жрецам был обозначен круг социальных обязанностей, им предписывалось вести непорочную жизнь, они должны были подавать нищим милостыню, устраивать богадельни. В храмах хоры мальчиков пели в определенные часы гимны, в них появились кафедры для проповедника и т. д. Справедливы лишь последние, слова Феодорита — церковь вновь становилась только терпимой, как по указу Галерия 311 г. Имущество, переданное христианам, возвращалось назад.
Глава 9. Об изгнании и бегстве святого Афанасия
В то время Афанасий, подвижник непобедимый во всех родах борьбы за истину, подвергся еще новой опасности. Не вынося силы слова и молитв его, демоны противопоставили ему злословие своих служителей. Подручники их, обращаясь к покровителю нечестия, представляли ему много и других причин изгнать Афанасия, да присоединяли к ним и следующую: если Афанасий останется, говорили они, то не останется ни одного язычника, он всех их привлечет в свое общество. Вняв такой просьбе, Юлиан повелел не изгнать его только, но умертвить. Между тем как христиане были в страхе, Афанасий, говорят, предсказал, что эта буря скоро утихнет, и называл ее быстро разрешающеюся тучею. Впрочем, узнав, что посланные прибыли, он оставил город и, нашедши судно на берегу реки, отплыл в Фиваиду. А тот, кому повелено было умертвить его, слыша, что он убежал, быстро погнался за ним. Между тем, однако ж, один из друзей афанасиевых перегнал преследователя и успел уведомить Афанасия о поспешной за ним погоне. Туг некоторые из спутников просили его уклониться в пустыню, но он приказал кормчему поворотить судно назад в Александрию. Когда они таким образом плыли навстречу преследователю, этот носитель смертного приговора приблизился к ним и спросил: «Далеко ли плывет Афанасий?» «Недалеко», — отвечал Святитель и, расставшись с ним, отправился в Александрию, где потом скрывался во все остальное время Юлиановой жизни [ [167] ].
167
Четвертая ссылка Афанасия продолжалась с 362 по 364 г.
Глава 10. О статуе Аполлона в Дафнии и о святом Вавиле
Намереваясь вступить в войну с персами, Юлиан разослал более доверенных своих слуг ко всем бывшим в римской империи прорицалищам, а сам об открытии будущего просил дафнийского оракула. Оракул отвечал, что прорицать препятствует ему соседство мертвецов, что тела их сперва надобно перенести в другое место; тогда–то уже предскажет он: «не могу прорекать, пока не будет очищена моя роща». А в это время лежали там останки победоносного мученика Вавилы [ [168] ] и вместе с ним подвизавшихся отроков: явно, что благодатная его сила возбраняла лжепрорицателю давать обыкновенно–лживые предречения. Так понял это и Юлиан. Во времена прежнего своего благочестия он знал могущество мучеников и потому не вынес оттуда никакого мертвого тела, а приказал исповедникам Христа перенести только останки победоносных мучеников. Согласно с этим повелением, верные радостно собрались в рощу [ [169] ] и, возложив гроб на колесницу, всенародно сопровождали его и, воспевая песнь Давидову, каждый стих псалма заключали словами: «да постыдятся вси кланяющийся истуканым» (Пс.96,7), ибо перенесение мученика почитали свидетельством победы его над диаволом.
168
Вавила, еп. антиохийский (238–251 гг.) погиб во время преследований христиан при Деции.
169
Эта роща находится примерно в 6 км от города.
Глава 11. Об исповеднике Феодоре
Юлиан не стерпел посрамления, причиненного ему этим торжеством, и на другой день приказал схватить главных виновников его. Тогдашний префект Саллюстий, хотя был раб нечестия, однако ж, старался упросить тирана, чтобы он не содействовал желанию христиан, гонение вменявших себе во славу, но, видя, что царь не может умерить своего гнева, схватил одного, случайно проходившего по площади юношу, украшенного святою ревностию, и, приказав публично привязать его к столбу, сек ремнями, рвал ему крючьями бока и таким образом мучил его с самого утра до конца дня, а потом велел надеть на него железные оковы и заключить в темницу. Поутру, донося об этом Юлиану и говоря ему о твердости юноши, префект прибавил, что такое дело нас только посрамляет, а христиан украшает славою. Убедившись его представлениями, богоненавистник запретил мучить других подобным образом и приказал выпустить из темницы самого Феодора, ибо так назывался этот юный и мужественный поборник истины. После того спрашивали Феодора [ [170] ], чувствовал ли он боль, вынося столь жестокие и бесчеловечные муки? Сначала я немного чувствовал, отвечал он, потом явился мне кто–то и, постоянно отирая пот с моего лица мягким и холодным полотенцем, повелевал мне мужаться, так что, когда палачи прекращали свое дело, я не радовался, а начинал чувствовать боль, ибо вместе с тем отступал от меня и воодушевитель. Между тем лжепрорицатель демон еще больше увеличил славу мученика и обнаружил собственную лживость, потому что спадшая с неба молния сожгла все капище и самую статую Аполлона, деревянную и только позолоченную снаружи, обратила в мельчайший прах. Узнав об этом пожаре ночью, Юлиан, по матери дядя Юлиана царя, префект Востока, со всею скоростию поехал в Дафну, чтобы подать помощь чтимому ими божеству, и, нашедши так называемого бога уже превратившимся в прах, подверг пытке прислужников храма в том предположении, что пожар произведен каким–нибудь христианином, однако ж, и под пытками они не решились сделать ложного показания и говорили, что пламя сперва показалось не внизу, а вверху. То же подтверждали и собравшиеся из соседних деревень поселяне, свидетельствуя, что они сами видели, как молния спала с неба.
170
Английский историк Э. Гиббон отождествлял этого юношу с пресвитером Феодоритом, замученным примерно в это же время в Антиохии Юлианом, дядей императора.
Глава 12. Об отобрании в казну церковных сосудов и об отнятии хлебных запасов
Уверившись, что все произошло действительно так, нечестивцы вооружились против Бога всяческих. Тиран повелел церковные сосуды предать в царские казнохранилища, заколотить двери построенной Константином великой церкви и сделать ее недоступною для христиан, собиравшихся в ней на молитву. Этою Церковью владели тогда ариане. Вместе с префектом востока Юлианом в сей Божий храм вошли блюститель государственной казны, Феликс, и хранитель сокровищ и стяжаний, принадлежащих лично самому царю, Элпидий, или Comes privatus, как называют эту должность римляне [ [171] ]. Феликс и Элшидий прежде были, говорят, христианами, но в угодность нечестивому царю отступили от благочестия. Юлиан осквернил святой престол и дал пощечину Евзою, когда он покусился было воспретить это. Говорят, что при этом случае Юлиан прибавил: «Теперь Божественное провидение уже не печется о делах христианских», а Феликс, обратив внимание на драгоценность священых сосудов, которые сделаны были Константином и Констанцием со всею щедростью, сказал: «Вот на каких сосудах служат Сыну Марии!»
171
Эти две должности были учреждены императором Константином Великим. Comes rei Privatae хранил еще и так называемую книгу пожалований, описание привилегий, данных императором.