Социологический ежегодник 2011
Шрифт:
История понятия социальной солидарности началась одновременно с историей самой социологии. В трудах О. Конта это понятие встречается постоянно, когда он пишет о социальном порядке, рассуждая об иерархической структуре общества и определяя структуру социологической науки, о социальной статике и социальной динамике. Социальная статика, в сущности, сводится к изучению того, что Конт называет «общественным консенсусом» 92 . Социальная статика представляет собой анатомический анализ структуры общества в конкретный момент, а также анализ элементов, которые определяют консенсус, т.е. превращают совокупность индивидов или семей в коллектив, создают единство из множества институтов 93 . Разделение труда в обществе выступает одним из главных факторов социального порядка, способствуя возникновению общих идей, интересов, эмоциональных и моральных связей. Общие идеи опираются на общие чувства и социальные институты, а люди, по мнению Конта, не движимы ничем иным, кроме своих чувств 94 . При этом человек эгоистичен, но у него имеются альтруистические склонности. Социальные чувства (как правило, альтруистические) держатся на симпатии, а симпатия рождается в семье, поэтому семья представляет собой высший уровень консенсуса. Во втором томе «Системы позитивной политики» Конт отвечает на вопрос о том, в чем заключается фундаментальная структура обществ. Любое общество непременно предполагает консенсус, единение членов, составляющих общество. Общественное единство требует признания принципа единства всеми индивидами, поэтому Конт обращается к религии. Сама религия представляет собой триединство следующих аспектов: интеллектуального (догмы), аффективного (любовь, выражающаяся в культе) и практического (уклад). Религия воспроизводит в самой себе природу человека: порождая единство, она должна обращаться одновременно к разуму, чувству и действию, т.е. ко всем способностям человека 95 . Религия создает общественный порядок, она служит формой привязанности и деятельности, а также догмой и верованием: «Религия предлагает для души нормальный консенсус, в точности сравнимый с консенсусом здоровья с телом» 96 .
92
Гофман А.Б. Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии. – М.: Наука, 2003. – С. 94.
93
Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. – М.: Прогресс–Политика, 1993. – С. 111–115.
94
Там же. – С. 116.
95
Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. – М.: Прогресс–Политика, 1993. – С. 117.
96
Там же.
Таким образом, общество, по Конту, держится на согласии умов, консенсус определяет социальный порядок: общие идеи и общие социальные чувства составляют сущность социальной солидарности. Примечательно, что, описывая социальный порядок как имеющий необходимым условием социальную солидарность, он опирается на идею об общих чувствах альтруистической, моральной природы, или устремленности к высшим ценностям эпохи, и подчеркивает значение симпатии в качестве фундаментального фонового условия социального порядка, чувства, соединяющего все уровни социальной структуры.
Социологические идеи К. Маркса отсылают нас к проблеме групповой солидарности 97 , которая чрезвычайно важна не только в исследовании понимания проблемы социальной солидарности в целом, но и для изучения эмоций. Маркс писал о групповой или классовой солидарности, его социология – это социология классовой борьбы, поскольку социальные классы являются главными действующими лицами истории. Изначально признаком класса, по Марксу, служило место в системе общественного производства, позднее в работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» и «18 брюмера Луи Бонапарта» он расширяет свое понимание класса. Место в социальной структуре, общность деятельности, способа мышления и образа жизни являются необходимыми, но недостаточными условиями существования общественных классов, для которых нужна также психологическая общность. Для образования класса, по Марксу, необходимо осознание единства, ощущение отличия от других общественных классов и даже враждебность по отношению к ним. Опять-таки помимо общих идей требуются солидарность, общие чувства – например, гнев, фрустрация, решимость вести борьбу, эмпатия и др. Понятие класса в этом случае не совпадает с представлением об общественной группе. Как пишет Р. Арон, помимо общего образа жизни класс для Маркса предполагает осознание этой общности в национальных рамках и волю к совместным действиям с целью определенной организации коллектива 98 . Отсюда, по Марксу, в капиталистическом обществе возможны лишь два больших класса, потому что здесь имеются лишь две группы с подлинно противоположными представлениями о том, каким должно быть общество, при том что каждая из этих групп действительно определяется политической и исторической волей. Можно утверждать, что, по Марксу, несмотря на то, что положение классов определяется социальной структурой производства материальных благ, их окончательное формирование основывается на осознании единства, непременно сопровождаемого общими чувствами, которые «подогреваются» этим же социальным положением.
97
Там же. – С. 148 и далее.
98
Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. – М.: Прогресс–Политика, 1993. – С. 197.
Безусловно, самым весомым вкладом в изучение социальной солидарности стали работы Э. Дюркгейма, в которых нередко акцентируется роль чувств, возникающих в тех или иных социальных условиях. По Дюркгейму, социальная солидарность в современных обществах основывается на разделении труда как социальной структуре, которая обусловливает общие идеи, представления, чувства, ценности, нормы. При социальной солидарности коллективное сознание обладает моральным авторитетом для большинства членов общества. Социальная солидарность и разделение общественного труда являются, по Дюркгейму, социальными и моральными фактами. Наблюдаемое следствие коллективного сознания французский социолог находит в праве; в современном обществе кооперативное право служит организации регулярного и упорядоченного сосуществования уже дифференцированных индивидов. Таким образом, органическая солидарность основывается на функциональной взаимной зависимости и коллективных представлениях, что выражается в соответствующем нормативном порядке в виде морали и права. Но в современном индивидуализированном обществе основная проблема состоит в поддержании минимума коллективного сознания, при отсутствии которого органическая солидарность будет ослабляться, что влечет за собой общественную дезинтеграцию, а в конечном счете и аномию. Согласно Дюркгейму, главной проблемой современных обществ является проблема консенсуса, укрепления общих верований и чувств, благодаря которым смягчаются конфликты, подавляется эгоизм и поддерживается согласие. Общество не может сохраниться, если не будет императивов и запретов, коллективных ценностей и объектов поклонения, привязывающих индивидуальную личность к социальному целому 99 .
99
Там же. – С. 326.
Вообще одной из главных составляющих социальной солидарности выступает личная приверженность членов общества социальным нормам и ценностям, которые выражаются в групповой морали. Тема отношений между индивидом и коллективом встречается во всех трудах Дюркгейма, поскольку именно в этой «болевой» точке современного общества рождается социальная солидарность. При прочтении работы «Самоубийство» становится понятно, что самоубийства происходят вследствие несчастья человека в современном обществе, где процветают индивидуализм и эгоизм и ослабляется нормативная система. Аномические и эгоистические самоубийства являются следствием того, что «общество недостаточно присутствует в индивидах» 100 , т.е. следствием аномии. Эгоистические самоубийства случаются тогда, когда коллективная жизнь теряет для индивидов смысл. В этом случае эгоизм описывается с помощью эмоций – как смесь печали и праздности, чувства пустоты и одиночества, порождающих мысль о самоубийстве. По Дюркгейму, это закономерное следствие «астении коллективной деятельности» 101 , тогда как основанием общественной жизни для него, как и для Конта, выступает альтруизм 102 . При аномии внутреннее состояние описывается как меланхолия, которая характеризуется усилением чувств раздражения и недовольства, болезненной тревоги, нетерпения, состояния постоянного возбуждения, неудовлетворенности, также чреватых самоубийством. По Дюркгейму, средством избавления от этих чувств является укрепление коллективного сознания, более ясная репрезентация коллективных представлений и более строгая регламентация правил совместной жизни 103 .
100
Цит. по: Suffering and evil: The Durkheimian legacy: Essays in commemoration of the 90th anniversary of Durkheim’s death / Ed. by W.S.F. Pickering, M. Rosati. – N.Y.; Oxford: Durkheim press: Berghahn books, 2008. – Р. 45.
101
Ibid. – P. 38–39.
102
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. – М.: Наука, 1991. – С. 215.
103
Suffering and evil. – Р. 74.
Дюркгейм ищет пути б'oльшего вовлечения индивидов в коллективы, рассматривая семейные, политические и религиозные институты. Он стремится доказать, что ни одна из групп, рождающихся в данном институциональном контексте, не представляет собой близкого индивиду социального окружения, которое удовлетворяло бы его, целиком подчиняя требованиям солидарности. С точки зрения французского социолога, индивиды должны подчиняться требованиям коллективного сознания, поэтому скрепить современное общество может действенная мораль, которая есть в профессиональных группах или корпорациях: она гарантирует дисциплину, престиж, чувство солидарности, а значит, и чувство удовлетворения 104 . Как и Конт, Дюркгейм полагал, что социальный порядок и солидарность может обеспечить система религиозных верований, гарантирующая общественную приверженность и совмещающая в себе систему верований, которые обладают моральным авторитетом, подразумевает ритуальные практики и формирующиеся на этой основе солидарные социальные группы и организации. Однако Дюркгейм понимал, что традиционная религия уже не способствует в полной мере органической солидарности, складывающейся в современном обществе, на смену ей должна прийти сильная светская мораль, подкрепленная образовательными институтами. Социалистическая идея Дюркгейма заключается в установлении более осознанной организации коллективной жизни, цель и следствие которой – интеграция индивидов в социальных рамках или общностях, наделенных моральным авторитетом и потому способных выполнять воспитательную функцию 105 .
104
См.: Дюркгейм Э. Указ. соч. – С. 14, 18, 215.
105
Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. – М.: Прогресс–Политика, 1993. – С. 373.
Именно дюркгеймовское исследование религии показало, что в до-письменных обществах социальная солидарность обеспечивалась с помощью ритуалов, которые поддерживали связь индивида с группой, регулярно «воспроизводили» общие верования, оживляли чувства, а иногда и способствовали созданию новых человеческих объединений. Дюркгейм был
106
См.: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. – М.: Наука, 1991. – С. 98–100.
107
См.: Suffering and evil: The Durkheimian legacy: Essays in commemoration of the 90th anniversary of Durkheim’s death / Ed. by W.S.F. Pickering, M. Rosati. – N.Y.; Oxford: Durkheim press: Berghahn books, 2008.
Безусловно, этот обзор социологической классики применительно к теме солидарности не является полным, понятие социальной солидарности развивалось и в других социологических концепциях, например в теории альтруизма П.А. Сорокина. Подытоживая сказанное, можно констатировать, что классики социологии считали, что социальная солидарность базируется на разделении труда, общих идеях, моральных правилах, ритуалах и общих чувствах, которые отражают приверженность обществу. Уточним, что под общими чувствами имеются в виду не только коллективные эмоции или разделяемые эмоции, но и типичные эмоциональные переживания, ежедневно сопровождающие человеческие действия. Таким образом, социальная солидарность означает целостность и единство вследствие общих идей, общих чувств, культурных ценностей, моральных норм, подразумевающих помощь, поддержку и сотрудничество и закрепленных в сознании личности. Поэтому понятия, синонимичные социальной солидарности, скорее описывают ее необходимые условия (например, в отличие от социальной интеграции солидарность носит добровольный характер, так что интеграция должна здесь дополняться разделяемыми чувствами) 108 . Сегодня социологи для раскрытия понятия социальной солидарности пользуются термином «идентичность». Связь между социальной солидарностью и социальной идентичностью – как самоотождествлением личности с некой общностью – бесспорна; без осознания своей принадлежности к четко очерченной группе (в представлении индивида) нет солидарности с группой и нет соответствующих действий 109 . Идентичность предполагает также выделение себя из среды других, поэтому солидарность основывается на разделении «мы» – «они» в качестве противостоящих друг другу общностей. Действительно, понятие идентичности позволяет связать между собой эмоции как внутреннее состояние индивидов и социальные группы, поэтому оно входит в арсенал социологического анализа эмоций и их роли в поддержании социальной солидарности. Групповая солидарность усиливается в ситуации неблагоприятных обстоятельств, в которых оказалась или может оказаться группа, «ситуативное родство создает возможность солидаристского поведения» 110 . Здесь важно общее осознание неблагополучия: при неблагополучных обстоятельствах вскрываются основные компоненты социальной солидарности – общие идеи, чувства, выражающиеся в идентичности и в приверженности группе. Именно социальная солидарность способствует возникновению чувств гнева, раздражения, а также эмпатии, симпатии, чувств, направленных на противостояние или взаимопомощь. Здесь вступают в силу моральные императивы, а не только прагматические мотивы. Поэтому С.Ю. Барсукова определяет солидарность как «особый тип социального взаимодействия, при котором моральное долженствование переводит ресурс идентичности в плоскость реальной деятельности» 111 , вследствие этого солидарность выражается в приверженности группе, защите ее социальных ценностей даже вопреки индивидуальным интересам ее членов.
108
См.: Урсуленко К. Социальная солидарность: Развитие понятия в истории социологии и современные интерпретации // Социология: Теория, методы, маркетинг. – Киев, 2009. – № 1. – С. 138–157.
109
Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей) // СоцИс. – М., 2002. – № 4. – С. 2.
110
Там же. – С. 3.
111
Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей) // СоцИс. – М., 2002. – № 4. – С. 4.
Именно с социологическим изучением эмоций как типичных внутренних состояний индивидов во взаимодействии с процессами, протекающими в структуре личностной идентичности, сопряжены методологические стратегии преодоления аналитического разделения общества на микро- и макроуровень и объяснения связи отдельных индивидов с социальной структурой. Дж. Барбалет отмечает, что «эмоция – необходимое связующее звено между социальной структурой и социальным актором, без нее описание действия будет фрагментарным и неполным» 112 . Эмоции в социологии обычно рассматриваются на так называемом микроуровне, но, как свидетельствуют результаты, в самом исследовании эмоций данное аналитическое разделение перестает быть актуальным 113 . Посредством жизненного опыта и коллективных представлений эмоциональные состояния тесно связаны с макроуровнем социальной организации. Т. Шефф полагает, что эмоции и социальный мир («социально-эмоциональный мир») следует изучать только в терминах солидарности или отчуждения, поскольку разделяемый опыт всегда переживается 114 . Таким образом, понятие социальной солидарности необходимо рассматривать как включающее в себя эмоции. В связи с этим можно поставить следующий исследовательский вопрос: какие конкретно эмоции – коллективные или индивидуальные, какой интенсивности, длительности и степени осознания – имеют непосредственное отношение к социальной солидарности, поддерживают ее в группах и обществе в целом либо ее разрушают?
112
Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. – P. 27.
113
См., например: Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 86, N 5. – P. 984–1014; Turner J.H. Toward a general sociological theory of emotions // J. for the theory of social behavior. – Springfield (IL), 1999. – Vol. 29, N 2. – P. 132–162.
114
Scheff T.J. Social-emotional world: Mapping a continent // Current sociology. – L., 2011. – Vol. 59, N 3. – P. 348.
Практически во всех социологических теориях эмоций (или в рассуждениях, так или иначе связанных с концептуализацией этого феномена) ученые размышляют о социальном назначении эмоций, об их солидаризирующей роли, а также о сигнальной функции, поскольку эмоции также активизируются при разрушении социального порядка (нарушении моральных правил, оскорблении ценностей, верований и т.п.). Эмоции обладают побудительной, мотивирующей силой действия; как считает А. Хохшильд, они создают готовность к действию на основе предшествующих (приобретенных в опыте) ожиданий 115 . Выполняя функцию социальных сигналов, эмоции позволяют окружающим оценить место индивида в социуме и выстраивать свое поведение по отношению к нему (в частности, эмпирические данные подтверждают связь социального статуса и характера эмоциональных явлений) 116 . Каждая из существующих эмоций может мотивировать индивидов на восстановление социального порядка и оживление социальной солидарности – за исключением тех случаев, когда интенсивные эмоции сами их разрушают либо ослабляют. Эмоции, как позитивные, так и негативные, способствуют социальной солидарности и одновременно социальным изменениям (например, ресентимент, порождающий гнев, зависть, враждебность и приобретающий коллективный характер, побуждает к возникновению социальных движений 117 ). Перечисленные функции можно также назвать «коммуникативными»: такое определение подчеркивает стратегическое использование эмоций, например, для управления впечатлениями других людей с целью создания и изменения личностной идентичности, что в конечном итоге работает на воспроизводство социальной структуры. Здесь надо отметить и смыслообразующую функцию эмоций, когда приобретают важность эмоциональные переживания сами по себе (например, любовь). Более того, все значимые в смысловом отношении культурные элементы оказываются эмоционально «заряженными», т.е. вызывают сильные и важные для индивидов и групп эмоции, поддерживая тем самым приверженность им. Некоторые исследователи конкретизируют названные выше функции, выделяя отражательно-оценочную, информативную, интерактивную, манипулятивную, адаптивно-социализирующую, конструктивно-деструктивную их разновидности 118 . Главное, что все эмоции как часть любого взаимодействия, как правило, способствуют слаженности его протекания.
115
Hochschild A.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. – Berkeley: Univ. of California press, 2003. – P. 220–222.
116
См.: The moral identity, status, moral emotions and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. // Social structure and emotion / Ed. by J. Clay-Warner, D.T. Robinson. – San Diego (CA): Elsevier, 2008. – P. 227–251.
117
Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. – P. 148.
118
См.: Горбунова М.Ю. Социальные функции эмоций // Научный журнал КубГАУ. – Краснодар, 2011. – № 3. – Режим доступа: http://ej.kubagro.ru/2011/03/pdf/08.pdf