Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

В истории Е. от возникновения христианства до конца Средне­вековья можно выделить четыре периода. Для первых трех веков были особенно характерны Е., шедшие в русле гностицизма. Общим для многих Е. являлось антагонистическое противопоставление плотского бога-демиурга и духовного Бога-спасителя (Маркион, гностики), а в связи с этим — отрицание брака и требование распространить аске­тические обязательства на всех христиан (энкратиты). Вместе с тем, уже в эту эпоху наметился и другой мотив, сохранивший свое значение для ряда позднейших Е. — отрицание церковной иерархии, требование, чтобы Церковью руководили не епископы, а пророки (у монтанистов) или «исповедники», т. е. лица, доказавшие твердость своей веры во время гонений (у донатистов, см. ст. «Донатизм»), чтобы авторитет сана уступил место авторитету личной святости или личной «харизмы». По мере превращения христианства из гонимой религии в господствующую во многих еретических и полуеретических течениях прямо или косвенно выражается протест против сближения церковных институций с государственным аппаратом и против принятия Церковью норм язы­ческой цивилизации.

Второй исторический тип Е. порождает эпоха патристики с ха­рактерными для нее догматическими спорами: многочисленные трини-тарные (монархианство, арианство) и христологические (несторианство, монофиситство, монофелитство) Е. той поры — плод профессиональ­ного творчества теологов, варианты догматических решений, предло­женные для обсуждения и отвергнутые Церковью. Они содержат гораздо меньший на неискушенный взгляд отход от ортодоксии, чем гностические Е. и не столь прямо связаны с общественной борьбой,

как донатизм или Е. позднего Средневековья. Недаром такие Е., как арианство или монофелитство, могли некоторое время функцио­нировать в качестве официального вероучения, насаждавшегося госу­дарством. С завершением кодификации догматики к VII—VIII вв. расцвет Е. этого типа прекращается. Но в эту эпоху существовали периферийные Е., связывающие древнейшие Е. (монтанизм и гности­ческие доктрины) с позднейшими (напр., движение «братьев свободного духа»): мессалиан-евхитов и присциллиан, характеризующиеся мисти-ко-аскетическим энтузиазмом, мечтой о духовном человеке, уже не согрешающем, ибо в любом акте действующем по внушению от Бога, переносом акцента с догмата, таинства и дисциплины на сугубо инди­видуальный молитвенный подвиг и опыт. Присциллиан постигли расследования и репрессии, предвосхитившие действия позднейшей инквизиции; граница же между мессалианами и ортодоксией оставалась размытой, и задача размежевания с ними на тысячелетие стала пробле­мой православной мистики и аскетики (Симеона Нового Богослова и Григория Паламу постигало стандартное обвинение в мессалианстве). Свой эпилог патристический период нашел в иконоборческих спорах, вызванных последней, официозной, имперской Е. Византии.

Для зрелого Средневековья характерны два типа Е. Первый — это массовые Е., генетически связанные с наследием манихейства (в Византии — павликиане, на Балканах — Богомилы, на Западе — катары), отрицавшие церковную иерархию и таинства, оспаривавшие основы существующего строя (авторитет государственности, феодальную присягу и т. п.), хотя и вступавшие в тактический союз против общих врагов с местными феодалами (богомилы — с болгарскими и босний­скими государями, катары — с феодалами Южной Франции). Второй тип — остававшиеся в принципе на почве церковности рационалис­тические Е., порожденные более интенсивным усвоением античного философского наследия, распространявшиеся в профессиональных кругах ученых теологов, особенно характерные для XII в. (в Византии — Иоанн Итал, Сотирих Пантевген, Никифор Василаки, Евстратий Никейский, на Западе — Абеляр). В связи с подавлением массовых Е. неоднократно вспыхивали военные конфликты (во второй половине IX в. — разгром сепаратного государства малоазийских павликиан, в первой половине XIII в. — крестовый поход против альбигойцев). Выслеживание подпольных очагов катарства являлось важным обще­историческим фактором, стимулировавшим становление централизо­ванной инквизиции и резкое изменение духовного климата Западной Европы. Более «элитарные» рационалистические Е. под действием поворота схоластики к Аристотелю на Западе в XIII в. направляются преимущественно в русло аверроизма (оспаривание бессмертия индиви­дуальной души и утверждение надличной природы бессмертного «активного» интеллекта; допущение несовместимых с христианской догматикой тезисов Аристотеля в качестве философской истины, отличной от истин веры).

На исходе Средневековья на первый план выходят предреформа-ционные Е., наиболее плебейские в сравнении с всеми предыдущими средневековыми типами Е., не связанные непосредственно ни с мани-хейской традицией дуализма, ни со схоластическим рационализмом, вообще мало заинтересованные в богословской спекуляции, подчас доктринально неопределенные, но зато сосредоточенные на морально-этической программе «очищения» Церкви (требование бедности, «нестяжательства» для всего клира сверху донизу, а также упрощения культа; отрицание — в духе раннехристианских Е. монтанистско-донатистского типа — действительности таинств, совершаемых не­достойными священниками и епископами; в наиболее радикальных Е. — призыв к упразднению и даже физическому уничтожению духовенства (каку «апостольских братьев» Фра Дольчино в начале XIV в.). Социаль­ным фоном этих Е. были: конфликт папства с империей, в котором папы до известных пределов опирались на т. н. патарию — движение мирян против феодализировавшихся епископов, а идеологи империи вели пропаганду против светской власти пап; антифеодальная борьба городских, в меньшей степени — сельских общин (напр., патриархаль­ных альпийских горцев, примкнувших к вальденсам); подъем городской культуры, создавшей новый тип читателя, желающего иметь доступ к Библия в обход клерикальной латыни (отсюда стремление к переводу Библии на народные языки). С середины XIV в. волна предрефор-мационных настроений доходит до Руси, начиная с Новгорода, где условия жизни приближались к городским общинам Запада (стриголь­ники и т. д.). Религиозная самостоятельность мирян создавала новые формы аскетических сообществ, не укладывавшиеся в рамки тради­ционного монашества и в истоке имевшие между собой много общего, хотя дальнейшие их судьбы оказывались различными. Одни были приняты Католической Церковью, как, напр., братства сторонников Франциска Ассизского (впрочем, на пути превращения в новый орден раздираемые противоречием между ригористической верностью спири-туалов «евангельскому духу» и стремлением к адаптации к наличным общецерковным структурам); другие избежали осуждения, но не получили признания и постепенно исчезли, как группы «братьев общей жизни» (с традицией которых связано религиозное мировоззрение Эразма Роттердамского); третьи навлекли подозрения и гонения, как общины «бегардов» и «бегинок» или движение флагеллантов, примени­тельно к которым трудно говорить о Е., но у которых очевидно выдви­жение практики самобичевания в противовес церковным «средствам спасения»; наконец, четвертые были однозначно оценены как ерети­ческие и вступили в открытый конфликт с церковной и светской властью вплоть до вооруженной борьбы. Кульминацией всей истории предреформационных Е. было движение гуситов, явившееся непо-средственным прологом Реформации и последовавшей за ней эпохи религиозных войн и ранних буржуазных революций.

Объективным результатом распространения Е., которого не могли ни предвидеть, ни желать сами их приверженцы, была постановка под вопрос общей для ортодоксии и Е. идеи духовного авторитета в ее средневековом понимании, после чего историческая роль Е. как главной формы сопротивления Церкви оказалась в значительной мере исчер­панной.

ЕССЕИ

ЕССЕИ, ессены (лат. esseni, возможно, от арам.-сир. hassayya — «благочестивые», или от арам, 'asayya — «врачеватели»), приверженцы общественно-религиозного течения в Иудее во II в. до н. э. — I в. н. э. Согласно античным источникам (Филон Александрийский, Плиний Старший, Иосиф Флавий и др.) — одно из трех главных направлений в иудействе римской эпохи, противостоявшее саддукеям и фарисеям; соблюдали в своих общинах строго аскетический образ жизни, часто соединенный с безбрачием, и радикальную общность имущества, воспринимавшуюся людьми греко-римской культуры как осуществление философских утопий отмены частной собственности. «Они едва ли не единственные из всех людей, не имея ни денег, ни имущества, (...) считают себя богатейшими... Они (...) не знают ни крупной, ни мелкой, ни морской торговли, ибо отклоняют от себя побуждения к корыстолюбию. У них нет ни одного раба, но все они свободны, взаимно оказывая друг другу услуги» (Philon, Quod omnis probus liber sit, цит. по кн.: Тексты Кумранаг в. 1. Пер. И. Д. Амусина, М., 1971, с. 341-2). Тесная сплоченность членов общины, абсолютное повиновение уставу и общинным авторитетам, атмосфера таинст­венности, окружавшая доктрину и сложную систему бытовых запретов, аскетическая молчаливость и скромная важность осанки, обычай одеваться с головы до ног в белое, особые приемы врачевания и сакральной гигиены, — все это побуждало сравнивать Е. с пифаго­рейцами (как фарисеев — со стоиками).

Вся упомянутая группа источников однородна по своей установке. Е. представлены как философы, на практике разрабатывающие одну философскую дисциплину — этику; иначе говоря, они вырваны из системы связей иудейской традиции и включены в контекст понятий греко-римской культуры. Будучи сами иудеями, Филон и особенно Иосиф препарируют сведения в расчете на языческого читателя, замалчивая, например, мессианско-эсхатологические идеи, очень важные для самих Е., но чуждые античному мировоззрению и притом крамольные в политической ситуации Римской империи. Вера Е. в приход «Царства Божьего», т. е. в торжество суверенитета Бога над всякой иной силой, в обновление мира и воскресение мучеников, подменяется характерной для греческого идеализма верой в бессмертие отрешенной от тела души (ср. аналогичную эволюцию платонизировав-шейся эсхатологии христианства — перенос акцентов с воскресения плоти на бессмертие души). Далеко не ясно, принимали ли Е. путь вооруженной борьбы с Римом, иначе говоря, каковы были их взаимо­отношения с т. н. зилотами и сикариями. Однако из одного места у Иосифа Флавия, как бы проговаривающегося, что во время Иудейской войны 66-73 гг. Е. систематически подвергались пыткам со стороны римлян, проявляя при этом исключительную стойкость (De Bello Judaico II, 8,152-3, пер. М. М. Елизаровой, цат. по тому же изданию, с. 355), ясно, что это было не безобидное сообщество моралистов, а воинствующие приверженцы мировоззрения, заключавшего в себе некий вызов власти, воспринимаемой как безбожная.

Вне греко-язычных и латино-язычных источников термин «Е.» не употребляется; попытки найти намеки на Е. в различных местах талмудических текстов гипотетичны. Гипотезой, хотя чрезвычайно убедительной и практически общепринятой, является и приписывание одной из ветвей Е. Кумранских текстов. Если эта гипотеза верна, мы располагаем большим количеством свидетельств самих Е. о своей доктрине и своем образе жизни, дающих довольно связный образ общины, живущей эсхатологическим ожиданием последней битвы добра со злом. Загадочно то обстоятельство, что Е. ни разу не упомянуты в Евангелиях, хотя упоминания фарисеев и саддукеев там весьма часты. Между Е. и ранними христианами существует большая близость в составе основных религиозных и этических понятий, в культовом обиходе; сообщение, согласно которому христианская община в Иеру­салиме в апостольские времена соблюдала строгую общность имущества (Деян. 2:44-5), также заставляет вспомнить о примере Е. Однако наряду с этим обнаруживается резкое различие, напр., в отношении к ветхо­заветным обрядовым запретам, которое было у Е. еще более педанти­ческим, чем у фарисеев; стремление Е. закрепить обособленность «избранного народа» и самим обособиться внутри последнего, да еще так, что даже прикосновение Е. низшей ступени оскверняет Е. высшей ступени, несовместимо с христианским универсализмом. Согласно новозаветным текстам, христиане в Иерусалиме перед Иудейской войной не участвовали в бойкоте Иерусалимского храма, осущест­влявшемся Е. Проблематичность многих аспектов соотношения между Е. и ранними христианами связана с нерешенными вопросами о границах понятия «Е.» в связи с существованием разнородных рели­гиозных групп в иудействе I в. н. э., объединенных, однако, апокалип­тическим настроением («чающие утешения Израилева», см. Лк. 2:25), аскетическим образом жизни и обрядностью, связанной с сакральным омовением (ср. христианское крещение). Не вполне ясно, как Е. прекратили свое существование, хотя несомненно их влияние на некоторые мотивы иудейско-христианского гностицизма.

ЕФРЕМ СИРИН

ЕФРЕМ СИРИН (в рус. традиции в значении «сириец»), Афрем (сир. 'afrem) (ок. 306, Нисивин, Месопотамия, — 373, Эдесса, там же), сирийский христианский поэт и мыслитель. Возглавлял школу в Нисивине; после перехода города к Сасанидской державе перенес свою деятельность в Эдессу ставшую при преемниках Е. С. центром сирийского аристотелизма. В определенных границах уже и у самого Е. С. наблюдается усвоение греческой философской терминологии и проблематики (особый интерес к проблеме свободы воли). В целом, однако, мышление Е. С. далеко от моделей греческого философского идеализма, воспринятых христианской теологией. Платоновское рассечение бытия на мир идей и мир вещей, презрение к материальному, а в человеке — к телесному, ему чуждо. Всячески подчеркивается (в полемике с дуализмом гностиков и манихеев), что тело участвует в самых духовных действиях души и ему предстоит «одеться в красоту души» (Parad. IX, 20); душа не имеет без тела полноты су­ществования. Противоположность духовному — не телесное, но греховный выбор воли. Эта концепция постулирует аскетизм: тело должно быть одухотворено и потому ему приходится ради своего высокого назначения принимать на себя суровое подвижничество. Е. С. оказал широкое воздей­ствие на византийскую и древнерусскую мысль.

З

ЗАХАРИЯ И ЕЛИСАВЕТА

ЗАХАРИЯ И ЕЛИСАВЕТА (Захария - евр. zekarya или zokaryahu, «Яхве вспомнил»; Елисавета — Захария и Елисавета (евр. 'eliseba или 'eliseba't, «Бог Завета»), родители Иоанна Крестителя (Иоанна Предтечи). В Новом Завете рассказ о 3. и Е. содержится только в Евангелии от Луки. Захария был священником Иерусалимского храма «из Авиевой чреды» (Лк. 1:5), т. е. принадлежал к одной из 24 на­следственных групп, поочередно исполнявших свои культовые обя­занности; средневековые легенды иногда делали его первосвященником. Елисавета тоже была из священнического рода потомков Аарона. Они были «праведны пред Богом», однако у них, как у Иоакима и Анны, другой четы новозаветных родителей, до старости не было детей. Когда Захария служил в храме, ему явился Архангел Гавриил, предсказавший, что у 3. и Е. родится сын, которого следует назвать Иоанном и которому суждено стать «предтечей» Мессии. Захария сомневается в возможности исполнения обещанного, ссылаясь на преклонный возраст свой и жены (срв. такое же сомнение Авраама, Быт. 17:17, и Сарры, Быт. 18:12). Как знамение и одновременно наказание за маловерие ему дается немота, которая должна разрешиться только вместе с рождением младенца. Елисавета пять месяцев скрывает свою беременность. Между тем Дева Мария, родственница Елисаветы (1:36), девственно зачавшая Иисуса Христа во время шестого месяца беременности Елисаветы, отправляется из Галилеи в Иудею навестить Елисавету; та по радостному «взыгранию» сына в ее чреве и по вдохновению свыше понимает, что перед ней мать Мессии. После трехмесячного пребывания в доме Елисаветы Мария возвращается в Назарет, а Елисавета рождает сына; семья намерена назвать его именем отца, но немой Захария пишет на дощечке для письма: «Иоанн имя ему» (1:63). Тотчас же к Захарии возвращается дар речи; «по всей нагорной стране иудейской» взволнованы этим зна­мением, а Захария в ветхозаветных метафорах пророчествует о приходе мессианского времени и о призвании своего сына (1:67-80). Ви­зантийские легенды, получившие широкое распространение в средне­вековом мире, повествуют далее, что Елисавете пришлось бежать с младенцем от злых умыслов царя Ирода в пустыню и что там мать и ребенка укрыла чудесно расступившаяся перед ними, а затем за­творившаяся скала. Захария за отказ назвать местопребывание жены и сына убит людьми Ирода в храме; его кровь превратилась в таинст­венный камень.

И

ИБН ГЕБИРОЛЬ

ИБН ГЕБИРОЛЬ Соломон бен Иегуда (араб. Абу Айюб Сулейман ибн Яхья ибн Джебироль, латинизированное — Авицеброн [Avicebron, Avencebrol, Avi-cebrol]) (ок. 1021, Малага, —1055 или 1070, Валенсия) — еврейский поэт и философ. Его философский трактат «Источник жизни» был написан на арабском языке; оригинал не сохранился (лат. пер. «Fons vitae», ed. С. Baumker, fasc 1-3,1892-95). И. Г. тяготел к неоплатоническому пантеизму, но в отличие от неоплатоников придавал гораздо большее значение материи, которую рассматривал как субстан­цию не только телесного, но и духовного. Заимствованное из античной философской традиции противоположение материи и формы доводится им вплоть до уровня Бога, причем если форма интерпретируется как творение воли Бога (И. Г. принадлежит учение о природе воли), то материя оказывается непосредственным истечением сущности Бога и потому божественнее, чем форма. Это сближение Бога и материи у И. Г. впоследствии было воспринято Дж. Бруно. Трактат И. Г. не получил резонанса в еврейском и исламском мире и продолжал жить лишь в христианской схоластической традиции как сочинение загадочного араба или христианина Авицеброна; лишь в XIX в. было доказано тождество этого философа с еврейским поэтом И. Г., чьи тексты продолжают употребляться в синагогальном богослужении.

Поделиться:
Популярные книги

Возвышение Меркурия. Книга 16

Кронос Александр
16. Меркурий
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 16

На изломе чувств

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
6.83
рейтинг книги
На изломе чувств

Машенька и опер Медведев

Рам Янка
1. Накосячившие опера
Любовные романы:
современные любовные романы
6.40
рейтинг книги
Машенька и опер Медведев

Довлатов. Сонный лекарь

Голд Джон
1. Не вывожу
Фантастика:
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Довлатов. Сонный лекарь

Не грози Дубровскому! Том VII

Панарин Антон
7. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том VII

Великий князь

Кулаков Алексей Иванович
2. Рюрикова кровь
Фантастика:
альтернативная история
8.47
рейтинг книги
Великий князь

Случайная дочь миллионера

Смоленская Тая
2. Дети Чемпионов
Любовные романы:
современные любовные романы
7.17
рейтинг книги
Случайная дочь миллионера

Фиктивный брак

Завгородняя Анна Александровна
Фантастика:
фэнтези
6.71
рейтинг книги
Фиктивный брак

Ох уж этот Мин Джин Хо 2

Кронос Александр
2. Мин Джин Хо
Фантастика:
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Ох уж этот Мин Джин Хо 2

Запределье

Михайлов Дем Алексеевич
6. Мир Вальдиры
Фантастика:
фэнтези
рпг
9.06
рейтинг книги
Запределье

Ваше Сиятельство 4т

Моури Эрли
4. Ваше Сиятельство
Любовные романы:
эро литература
5.00
рейтинг книги
Ваше Сиятельство 4т

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Идущий в тени 8

Амврелий Марк
8. Идущий в тени
Фантастика:
фэнтези
рпг
5.00
рейтинг книги
Идущий в тени 8

Ритуал для призыва профессора

Лунёва Мария
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.00
рейтинг книги
Ритуал для призыва профессора