София слышит зеркала
Шрифт:
Я нахмурилась. Вообще-то о перемещениях зеркальщиков принято говорить с Главами зеркальщиков города. Тут же… этот блондин в черном плаще мне совершенно не знаком. Наш Глава, Сергей Леонидович, мужчина в возрасте и приятный во всех отношениях. Хороший дедушка, недурственный поэт и сильный зеркальщик. При этом ведет себя на удивление не пафосно и без раздражающей надменности.
Но кто это?
Данила Александрович ничего не ответил. Немного повернул голову и резко посмотрел прямо на меня. Внутри все сжалось от невероятного холода, как если бы руки, удерживавшие
«Снова проделки жителей Зеркалья, – поняла я, судорожно выдыхая. – Определенно у него есть лицо, просто по какой-то причине я сейчас его не должна видеть».
Зеркальная маска задрожала, как гладь прозрачного озера под порывом нахлынувшего ветра. Мне удалось разглядеть, как в ухмылке искривились губы мужчины, узкие и бледные. И в то же время прекрасно поняла, что при желании можно рассмотреть его полностью. Другой вопрос, что Данила Александрович снова посмотрел на Крампе, будто давая мне понять, что увидела достаточно.
– Зная вас, герр Крампе, – подал он голос, – полагаю, что дело рискованное. София – сильная зеркальщица, она находится под моей защитой.
Гюнтер закатил глаза, словно ему бесконечно скучно это все слушать.
– Угу. Под вашей защитой весь город, уважаемый. Впрочем, для Городового это в порядке вещей.
Городовой? Я чуть не оступилась на узком козырьке. Обалдеть. Хозяин города, покровитель всего живого и неживого, находящегося на территории Херсона. Он – душа, он – сердце, он – все. Городовой. Он не всемогущ, но может очень многое и знает судьбу каждого горожанина.
Я даже позабыла, где нахожусь. От осознания такой невероятной вещи мысли путались. И пусть я сама далеко не обычный человек, но Городовой… Это как легенда, вдруг ожившая у тебя на глазах и улыбнувшаяся тебе… узкими и бледными губами.
– Кстати, как ваш Сергей Леонидович? – неожиданно спросил Гюнтер. – Совсем прихворал?
Алебастровый лев сел возле Городового и угрожающе зарычал. Не слишком громко, но убедительно. Гюнтер бросил на него короткий взгляд. Карие глаза вспыхнули красным. Я невольно охнула.
– Есть немного, – спокойно согласился Городовой (теперь только Городовой, по имени-отчеству его назвать язык не поворачивался). – Да и не его это вопрос. Смотрите, герр Крампе, чтобы дело не обернулось международным скандалом. Я прекрасно вижу зеркальную связь Софии, которая уходит очень далеко, но…
«Зная вас». Почему-то показалось, что он хочет сказать именно эти слова. Я поерзала спиной о стену, руки и ноги начали затекать. Еще так немного постою и упаду вниз, прямо в объятия обоих. И тут же снова жадно вгляделась в мужчин. Кто такой этот Гюнтер Крампе, если меня сам Городовой предупреждает? Что не просто богатый иностранец, связанный с зеркальщиками, и так ясно. Но дальше-то что?
Гюнтер улыбнулся так, словно услышал изысканный комплимент:
– Польщен, Данила Александрович. Хоть это и не в моих правилах, даю слово, что с ней ничего не случится. Ну да ладно, если не верите мне, спросите Клауса Кенига.
Я не видела лица Городового, однако, кажется, упоминание этого имени возымело должный эффект.
Правда, последовавший комментарий был слишком скупым:
– Ну-ну. Посмотрим.
Гюнтер чуть склонил голову, как бы говоря: что вы, как можно?
Мне захотелось рассмеяться, до того потешно выглядела выходка Гюнтера. Правда, тут же потеряла это желание, так как он резко поднял голову и чуть сощурился. Я затаила дыхание: неужели понял, что меня провели сюда из Зеркалья?
– Данила Александрович, вы любите, когда втроем? – неожиданно спросил Крампе.
Я поперхнулась. Это он о чем сейчас?
– Непременно. Троица, знаете ли, одобрена во многих религиях мира. Особенно если речь идет о святых.
Громко и противно засигналила машина. Городовой резко вскинул руку, пространство вокруг вздрогнуло, донесся скрип тормозов. Медлительный пешеход, едва не попавший под колеса, почти бегом кинулся к тротуару. Водитель ругнулся нецензурным оборотом и поехал дальше. Ух ты. Пешеход прошел мимо Городового, словно того и не было. Ну да, все верно. Он никогда и не догадается, кому обязан жизнью.
– Спасибо, мне и одного выше крыши, – поморщился Гюнтер. – А с вашей троицей разбирайтесь сами.
Городовой тихо рассмеялся. А смех-то приятный. Я тут же одернула себя. Этого еще не хватало! Никаких восторгов Городовым, выходящих за рамки уважения и восхищения его силой и способностями по части управления городом.
– Если София согласится, действуйте, герр Крампе, – резко посерьезнел он. – Мое согласие у вас есть. Но вы знаете, на каких условиях.
Гюнтер не менее серьезно кивнул:
– Благодарю.
Вышло сухо и коротко, но я вдруг поняла, что большего и не надо. Они друг друга поняли. Алебастровый лев удовлетворенно рыкнул и поднялся на лапы. Посмотрел на Городового, будто задавая немой вопрос. Тот положил руку на его голову, зарываясь пальцами в белую гриву. От Гюнтера уже и след простыл.
«Я на тебя рассчитываю, – вдруг прозвучал в голове низкий глубокий голос Городового. – Не подведи меня».
Я шумно выдохнула, чувствуя, как карниз под ногами тает, а перед глазами вновь появляется зеркало на двери в нашей квартире.
Славка выскочила с кухни, оценив обстановку, сложила руки на груди и вопросительно на меня посмотрела. Будучи мне подругой столько лет, она прекрасно знала о моем даре, как и то, что путешествие по Зеркалью – вещь коварная. Обычно когда прыгаешь туда из реальности, то здесь время останавливается. В настоящем и отзеркаленном мире время стоит. В потустороннем и зеркальном – движется. При этом по одному ему понятным законам.
– Что у нас нового? – поинтересовалась она. – Ни на секунду тебя нельзя оставить.