Софья Перовская
Шрифт:
В разговорах о том, что надо перестроить жизнь, прошло лето, а потом осень, настала зима. И ничего не изменилось, кроме того, что к Соне перестал ходить учитель. Соня не очень любила его уроки. Но ей было обидно, что мальчиков продолжали учить, а на нее махнули рукой, точно она была человеком второго сорта.
Дни шли, а все оставалось по-прежнему. Повар каждое утро принимался работать над горой провизии. Лев Николаевич по-прежнему капризничал за столом. По вечерам, как и раньше, приходили гости, раскладывались карточные столы. А когда гости уходили, на зеленом
Были зимние сумерки. Соня стояла у окна и смотрела на улицу. Шел снег. Снежные хлопья, похожие на куски бумаги, падали сверху без конца, без числа и счета на выступ под окнами, На набережную Фонтанки, на крыши домов по ту сторону реки. По чугунным перилам протянулись далеко-далеко мягкие снежные пуховички. Проедал извозчик, волоча по снегу незастегнутую рваную полость, свернул на мост, исчез за углом. Зимняя тишина, зимняя скука.
В доме так же скучно и тихо, как на улице. Вася в гимназии. Он уже в последнем классе, скоро будет студентом. Коли нет дома. Маша лежит на диване, завернувшись в теплый платок. В руках у нее книга.
— Маша, — обращается Соня к сестре, — что ты читаешь?
— «0-о-обыкновенную историю», — отвечает Маша, зевая.
Маша повернулась к стенке, подоткнула свалившийся платок за спину и погрузилась в чтение. А Соня снова подошла к окну. Снег продолжал падать. Становилось темно. Приближался вечер.
«Обыкновенная история»? Нет! Соня не хотела, чтобы ее жизнь была скучной обыкновенной
Весной у Перовских, наконец, действительно произошли перемены. Решено было отказаться от квартиры на Фонтанке и продать почти всю мебель. Лев Николаевич снял две комнаты у знакомых. Варвара Степановна с детьми уехала в Кильбурун, Коля и Вася к началу занятий вернулись в Петербург, а Соня и Маша остались в Крыму.
Зимой чтение было Сониным единственным развлечением. В одной из комнат старого барского дома находилась библиотека, принадлежавшая когда-то Сониному деду. Вдоль стен на простых деревянных полках стояли рядами книги в запыленных переплетах, с горбатыми кожаными корешками. Кроме французских романов, среди них попадались мемуары, философские сочинения, исторические труды. От переплетов пахло кожей, по страницам бегали какие-то красные букашки, многолетняя пыль забивалась в горло и ела глаза, но Соню это не отпугивало. И когда ей удавалось найти что-нибудь интересное, она радовалась, словно откопала клад.
Вася должен был вернуться в Кильбурун летом, и вдруг Соня еще ранней весной увидела его в окно, смешного, странного, в пледе и широкополой шляпе.
— Маша! Вася приехал! — крикнула она и бросилась по лестнице в сени.
Варвара Степановна уже была там. Она целовала сына, смеялась и плакала от радости.
— Здравствуй, господин студент! — сказала Соня, обнимая брата.
— Каким образом ты вырвался во время учебного года и почему не написал, что приедешь? — с тревогой спросила Варвара Степановна.
— Если бы я предупредил о своем приезде, — уклончиво ответил Вася, — г- вы бы мне меньше обрадовались.
Васин неожиданный
Все пошли в столовую. На домотканой скатерти появились закуски, варенья, соленья. Вася ел и не переставал говорить. Столько нового произошло за этот год: университет, лекции Менделеева, товарищи, сходки.
— А у тебя что нового? — спросил он Соню.
Соня, силилась вспомнить хоть что-нибудь интересное, но не могла. Прошло семь или восемь месяцев, а вспомнить было нечего.
— Знаешь, Соня, — поспешил Вася переменить разговор, — я привез интересные книги.
Он побежал в сени, открыл чемодан и вытащил оттуда книги Молешотта и Дрепера на русском языке. И главное — сочинения Писарева. Увидев все это богатство, Соня засмеялась от радости. Ей показалось, что с приездом брата все в доме изменилось, ожило.
И правда, жизнь в Кильбуруне стала другой. Вася теперь с вечера до глубокой ночи читал вслух привезенные им книги. Не только Соня и Маша, но и Варвара Степановна слушала их с жадностью.
А по утрам Соня садилась за учебники и не бросала их даже ради верховой езды. Она, отчасти под влиянием Писарева, решила продолжать свое образование. Память у нее была хорошая. Задачи она решала удивительно легко. А вот одну никак не могла решить. Этой неразрешимой задачей было для нее ее будущее. Соня не представляла себе, что сможет делать, оставаясь в Кильбуруне. Давно ли она радовалась отъезду из Петербурга? Теперь она дорого бы дала, чтобы туда вернуться.
Сонино желание исполнилось скорее, чем она предполагала. Летом 1869 года в Крым приехал Лев Николаевич. Он казался постаревшим и утомленным. Варвара Степановна принялась было ему рассказывать о хозяйстве, которое она сумела наладить. Но Лев Николаевич слушал рассеянно. Чувствовалось, что его давит какая-то забота.
— Видишь ли, Варя, — сказал он наконец, — придется продать Кильбурун. Я для этого и приехал. У нас больше пятидесяти тысяч долгу. Надо этот долг покрыть, иначе его взыщут по суду, и все пойдет с молотка.
Что было делать? Опять пришлось Варваре Степановне разорять собственными руками с трудом устроенное гнездо.
Для Сони отъезд из Кильбуруна был горем и радостью. Еще недавно она думала о Петербурге как о чем-то недостижимом. И вдруг все переменилось: в доме идут уже разговоры о дне отъезда.
Вместо того чтобы на прощанье обойти все окрестности, Соня с новым рвением взялась за книги. Она хотела по приезде в Петербург поступить на только что открывшиеся там вечерние женские курсы при 5-й гимназии у Аларчина моста. К удивлению домашних, Маша, не проявлявшая раньше особого интереса к наукам, тоже решила стать курсисткой.
Железной дороги между Харьковом и Симферополем еще не существовало. Поэтому Перовские отправились морем в Одессу, а оттуда поездом по только что открытой линии Одесса — Харьков. В том же вагоне ехали три молоденькие девушки: две сестры Кузнецовы — знакомые Коли — и Анна Карловна Вильберг.